Итак, второй брак он заключил с весьма примечательной женщиной – Софией Витт. Заглянем в ее прошлое – мне кажется, благодаря ей и была создана легенда о Бахчисарайском фонтане.
Из многих источников известно, что, находясь в гостях у сестер Ушаковых, Пушкин набросал список своих увлечений женщинами. Впоследствии он был напечатан и вошел с историю как «Донжуанский список Пушкина». Список состоял из двух частей: в первой стояли имена женщин, к которым Пушкин испытывал более глубокие чувства. Эта часть списка заканчивалась именем жены. На четвертом месте начертаны буквы NN. По причинам, о которых вы узнаете позже, поэт не захотел раскрывать имя своей затаенной страсти. Эта загадка мучила многих пушкинистов. Они высказывали самые различные версии. Но на сегодня исторические изыскания председателя пушкинского клуба Н. А. Золотухина, специалиста по истории Крыма, кандидата исторических наук Т. М. Фадеевой, подтверждающие более раннее высказывание Л. П. Гроссмана, открыли имя красавицы, значащейся в первом списке поэта под номером четыре. Это – Ольга Станиславовна Потоцкая, в замужестве Киселева. Она была дочерью широко известной в Европе красавицы, гречанки Софии Константиновны Потоцкой, ранее Витт, урожденной Главани. Даже будучи уже в зрелом возрасте, эта женщина своей красотой произвела на Пушкина сильное впечатление, отображенное в образах Марины Мнишек в «Борисе Годунове» и Клеопатре, описанной в восьмой главе «Евгения Онегина».
Можно себе представить, какой красавицей была София Константиновна в юности! Советский коллекционер В. Магидс писал о ней: «Коллекционерский поиск привел меня однажды к этому портрету и оставил нас двоих. Из резной золоченой рамы смотрела элегантная красавица. Написанная с блеском, она буквально мерцала… Но откуда я знаю это лицо? Конечно же, я видел его у Ровинского, в “Словаре русских гравировальных портретов”. Я почувствовал аромат удачи. То была графиня София Потоцкая, называемая часто прекрасной фонариоткой, гречанка из Константинополя. Ее феерическая судьба больше похожа на вымысел, чем на подлинную жизнь».
Как писала Т. Фадеева, «судьба Софии Константиновны Главани ставит ее в один ряд с величайшими авантюристами XVIII века. Девочка из бедной греческой семьи, ставшая генеральшей Витт, затем графиней Потоцкой». Она была светской львицей в блестящей столице российских императоров – Санкт-Петербурге. Этому способствовала не только обворожительная внешность, но и знакомство с женскими тайнами гаремной жизни, куда входило ухищрение по привлечению к себе внимания мужчин.
По достижении определенного возраста она должна была попасть в гарем хана. Но ее мать воспротивилась этому и решила увезти дочь в Польшу. Но по дороге, в Каменец-Подольском, девушка красотой и кокетством покорила сердце сына коменданта крепости, в которой они останавливались, – Иосифа Витта. Он тайно обвенчался с ней, после чего молодые отправились в свадебное путешествие в Париж. В Париже необычная красота Софии и умение показать себя произвели фурор среди аристократии. Вот тогда-то для того, чтобы аристократы считали ее равной по происхождению, и была придумана легенда о Бахчисарайском фонтане.
Девушкой, впоследствии выведенной Пушкиным в поэме под именем Марии была София. Софию Витт стали называть «прекраснейшей женщиной Европы». От ее красоты и ума теряли головы окружавшие ее мужчины. Польский писатель Юлиан Немцевич писал о ней: «Не знаю, могли ли Елена, Аспазия, Лаис, славившиеся афинские красавицы, превзойти ее красотой. В жизни своей не видел более красивой женщины. Правильные черты лица и удивительной красоты глаза соединялись у нее с ангельской улыбкой и голосом, берущим за душу. Глядя на нее, хотелось сказать, что это настоящий, спустившийся с неба ангел».
Парижская публика была подготовлена к ее приезду, так как еще по пути в Париж юная супруга Витта была представлена польскому королю Станиславу Августу, который тоже был покорен ее внешностью. После этого перед ней оказались открыты все двери европейских семей. «Вид ее произвел всеобщее замешательство, – писал Немцевич, – повсюду только и говорили о прекрасной гречанке. Помню, когда она показалась на ассамблее у пани Огинской, супруги гетмана, то все как будто потеряли головы, ибо, забыв приличия, одни обступили ее кругом, другие, чтобы лучше увидеть это чудо, влезали на столы и стулья».
Не удивительно, что, когда ее познакомили с богатейшим гетманом Станиславом (Щенским) Потоцким, София Витт, несмотря на то что Виттам пришлось потратить немало средств, чтобы представить ее как гречанку благородных кровей, решила пленить богатого и знатного графа. И, несмотря на то что граф был выгодно женат, ей это с успехом удалось. София сумела развести Потоцкого с женой и, разошедшись с Виттом, она вступила в брак со Станиславом Потоцким (забегая вперед, скажу, что в дальнейшем ее поведение стало причиной смерти мужа: однажды Станислав Потоцкий обнаружил жену в постели своего сына от первого брака).
У Софии Константиновны Потоцкой (Витт) и Станислава Потоцкого было две дочери: Ольга и София, которые так же, как мать, блистали красотой. По воспоминаниям, Софии передались некоторые черты характера матери. А вот Ольга Станиславовна пошла в отца. В отличие от матери и сестры, она была чрезвычайно целомудренной и целеустремленной. С юности полюбив Киселева, она вышла за него замуж и оставалась всецело предана даже после того, как сестра София отбила его.
Но вернемся к дому. Его интерьеры поражали богатством и роскошью. О доме писали современники, бывавшие в гостях у Потоцких.
В своих воспоминаниях фрейлина императрицы, приятельница Пушкина, А. О. Смирнова-Россет писала: «Богач граф Станислав Потоцкий купил дом на Английской набережной. Парадная зала была темно-голубого цвета и по ней с верхнего до нижнего карниза был золотой герб Потоцких». Отмечая изысканность обедов, на которые иногда приглашались лишь гурманы, она описывала и стоявший в столовой орган на двенадцать регистров.
На балах и вечерах, которые давали Потоцкие, нередко присутствовал император с приближенными. «У него [Потоцкого], – продолжает Смирнова-Россет, – я в первый раз видела Елизавету Ксаверьевну Воронцову в розовом атласном платье. Тогда носили цепь из драгоценных камней, ее цепь была из самых крупных бриллиантов. Она танцевала мазурку на удивление всем с Потоцким. ‹…› На его вечерах были швейцары со шпагами, официантов можно было принять за светских франтов, ливрейные лакеи были только в большой прихожей, омеблированной как салон: было зеркало, стояли кресла и каждая шуба под номером. Все это на английскую ногу. Пушкин всегда был приглашен на эти вечера и говорил, что любителям все подавали охлажденным, и можно назвать то то, то другое, и желтенькие соленые яблоки, и морошка, брусника и брусничная вода, клюквенный морс и клюква, кофе с мороженым, печения, даже коржики, а пирожным конца не было».
На одном из таких вечеров Ольга Станиславовна рассказала Пушкину их семейную легенду. Эта легенда так поразила поэта, что он дал слово написать об этом поэму. И, как мы знаем, сдержал слово, данное О. С. Киселевой, и вскоре вышла его поэма «Бахчисарайский фонтан». А чтобы гости не забывали семейную легенду, фонтан, очень напоминающий Бахчисарайский, появился в доме Потоцких.
После смерти графа в 1831 году хозяйкой особняка стала его дочь от первого брака Александра Станиславовна Потоцкая, бывшая замужем за своим дальним родственником Артуром Потоцким.
В 1844 году перестройку помещений дома осуществил популярный среди петербургской знати архитектор Андрей Иванович Штакеншнейдер, создатель ряда дворцовых зданий в Петербурге.
В архивах сохранились проекты полной реконструкции дома с изменением фасада со стороны набережной, но по неизвестным причинам фасад остался прежним – переделкам подверглись лишь интерьеры.
Среди отделанных Штакеншнейдером помещений богатством и пышностью выделяется дубовая столовая в готическом стиле. Современники высоко ценили ее, сравнивая с коттеджем в Петергофе и фермой в Царском Селе. Ф. П. Брюллов писал своему брату, архитектору, в Италию: «В Петербурге входит в большую моду все готическое, в Петергофе маленький дворец выстроен для императрицы Александры Федоровны в готическом вкусе, в Царском Селе – ферма. Теперь граф Потоцкий уже сделал столовую готическую и все мебели…»