Ругать свою страну – о, тут мы преуспели, как мало кто. И даже не то что ругать, – оплёвывать, порочить, напрочь отрицать. Плохо всё – от истории до климата, от народа до географического положения. Высшая власть – само собой: хуже не бывает. На этом зачастую сходятся и либералы, и патриоты при полной поддержке неопределившихся.

Тех, кто на дух не переносит свою страну, принято звать русофобами – неудачный термин: фобия – это страх, соответственно, и русофобы – те, кто боится России. Современный русский интеллигент – он не боится, он презирает свою страну с позиции известной ему высшей правды и полагает, что только ниспровержение господствующих порядков способно поправить дело.

Я не о пресловутой пятой колонне, получающей гранты, – тут никакой особой загадки нет. Я о бескорыстных ненавистниках, которые ничего за это не получают. А таких – немало. Особенно среди интеллигенции. Завелась эта умственная привычка не сегодня и не вчера: и сто, и больше лет назад так было. В чём же дело? Мне кажется, в дряблости характера и трусоватости. Вообще, политические пристрастия коренятся не столько в умственной сфере, а более всего – в характере. Так, между прочим, думали Л. Толстой и Ф. Достоевский. Считать свою страну прекрасной, а жизнь полной возможностей – трудно и ответственно. Не всякому по плечу.

Это что ж получается: ты можешь всего достичь?

А если не достигнешь – сам виноват?

Думать так – значит поместить себя на холод и ветер жизни, приняв на себя всю ответственность за то, что с тобой происходит в каждый момент, а также за жизненные результаты в целом.

Не-е-е-т, такого не надо!

Мы (в массе) любим жить по возможности, жить в душевном тепле и уюте и за свою жизнь не отвечать. И вообще, пока не будет свергнута гэбистская хунта (господство партократов, тоталитарный строй, самодержавная монархия, монголо-татарское иго – нужное подчеркнуть), о каких достижениях можно говорить?

Если приводишь примеры успеха обычных людей, начинают спорить: это-де не в счёт, это исключения.

Считать свою страну хорошей – так же ответственно, как считать себя здоровым. Здоровый – значит, и спрос с тебя по полной. А больной, слабый – ну что с такого взять! Многие уходят в болезнь, ища в ней убежища от холода и ветра жизни. Это своего рода внутренняя льгота, которую ты сам себе выдал – то, что психологи называют «вторичной выгодой». Многие, кстати, наживают подлинные болезни, чтобы в них нырнуть. Такой же внутренней льготой для многих является проживание в «ужасной» стране, где порядочному человеку нет ходу.

Где-то здесь пролегает радикальное различие между нашим сознанием и американским. Те массово верят, что живут в стране, где энергичный парень может достичь всего. При этом известно: девять из десяти новых бизнесов в США загибается в течение первого года жизни. Я не про прибыль – просто загибаются. Но тамошним стартаперам не приходит в голову приписывать неудачу начальству или стране. Что-то начинают заново, только и всего. А наши обычно с тайным облегчением начинают ругать страну; в этом, кстати, одна из причин «почему Россия не Америка»…

Мне кажется, нам – каждому из нас – надо больше верить в себя и больше полагаться на собственную активность. Наш человек любит возлагаться на внешние обстоятельства, а хорошо бы научиться создавать эти обстоятельства. Для начала – в своей маленькой жизни. Тогда, глядишь, и страна покажется – и окажется – гораздо лучше, чем представляется теперь.

В газете «Завтра» опубликована обстоятельная статья Михаила Делягина «Глобализация и предательство элит». Всё то, что пишет автор – абсолютно верно. Но он затрагивает лишь верхний слой этого явления – глобального предательства «отечества отцов» – экономический. Спору нет: перерождение элит произошло «в силу торжества рыночных отношений и, соответственно, рыночных идеалов», как справедливо пишет автор.

Но у явления несколько слоёв: экономический на поверхности, а глубже лежат другие слои – культурный, и ещё глубже лежит дух и характер народа.

Нельзя не обратить внимания на то, что пресловутое «предательство элит» произошло на фоне глубоко укоренённого западнизма российского образованного слоя, так называемой интеллигенции. Не будь этого фона, даже не фона, а всей прозападной духовной атмосферы общества, которую неосознанно впитывали все воспитанники советской интеллигенции – вполне возможно, переход на сторону врага нашей элиты не прошёл бы так легко и естественно. Может, его бы и вовсе не было. А оно было и не встретило никакого сопротивления, словно возвращение на духовную и культурную родину – в «отечество сердца и воображения», как сказал какой-то автор XVIII века о Франции.

У предательства элит – толстый, унавоженный, любовно ухоженный, нанесённый за многие десятилетия культурный субстрат. Остановимся на нём.

В сознании нашего народа (или в коллективном бессознательном – если кто любит наукообразную терминологию) с незапамятных времён живёт бацилла. Своего рода ментальная зараза. Зараза низкопоклонства перед Западом. Иногда болезнь принимает острую форму, доходя до горячки с бредом, как это было в эпоху перестройки и того, что за ней воспоследовало. В то время, помнится, мой сын (тогда ему было лет десять) меня удивил. «Хочу, – говорит, – быть иностранцем». Не пожарным, не космонавтом, не героем – иностранцем. Ребёнок впитал общую атмосферу: лучшее – это иностранное, значит лучшие люди – иностранцы. Я хочу быть лучшим, значит, хочешь – не хочешь, становись иностранцем. Вполне логично. Бывают периоды, когда очаг западнизма воспаляется, бывает – болезнь носит малозаметную, хроническую форму, но полностью никогда не исчезает.

Общепринятый взгляд: это началось это с эпохи Петра I, с его насильственной модернизации и европеизации дворянства. Именно Пётр привёз множество «немцев», у которых велел учиться. В результате у русских людей сложился взгляд на европейца снизу вверх – как на учителя. Отсюда – принято считать – и наши давние традиции низкопоклонства. Классик русской литературы полунемец Герцен писал: «Мы до сих пор смотрим на европейцев и Европу в том роде, как европейцы смотрят на столичных жителей, – с подобострастием и чувством собственной вины, принимая каждую разницу за недостаток, краснея своих особенностей, скрывая их, подчиняясь и подражая. Дело в том, что мы были застращены и не оправились от насмешек Петра I, от оскорблений Бирона, от высокомерия служебных немцев и воспитателей-французов» (Былое и думы. М. Правда, 1983, с.138).

Это, безусловно, верно. Но это скорее констатация факта, чем его объяснение. Почему за многие десятилетия и даже века мы так и не смогли «переварить» и преодолеть своего ученического положения? В конце концов, все народы мира, как и люди, учатся друг у друга, но потом – как-то выруливают на собственную дорогу и нередко превосходят своих учителей. В незапамятные времена итальянцы заимствовали свой национальный символ – макароны – в Китае, а англичане научились обрабатывать свою знаменитую шерсть во Франции, в Бургундии. Ну, научился – и иди дальше, развивайся. А мы свою второсортность мы своеобразно оберегаем, лелеем, словно боимся потерять. Не вполне понятно: почему мы-то так зациклились. Но об этом поговорим чуть дальше.

Сознание своей второсортности доходит у нас до мазохистского восторга.

Интеллигенты любят такую мысль: у нас же нет ничего своего! Моя приятельница-интеллигентка любит восклицать: «Нас нигде нет!». Посмотрите любую энциклопедию: там все имена западные, все открытия сделали они, всё изобрели немцы-англичане. Можно добавить, что и все наши руководящие учения – заимствованные: что марксизм, что либерализм. Меж тем у нас были и есть идеи и люди, способные их производить. Но мы как-то их не ценим, сами себе не верим. Не верим, что способны придумать что-то ценное. Одновременно верим, что всё уже придумано «немцами».