Но пока подсолнухов не было видно. В первом зале, куда они попали, висели картины Поля Гогена. Обнаженные полностью или слегка прикрытые незамысловатой одеждой, женщины, большинство из которых почему-то были похожи на перуанок из Южной Америки, жили своей жизнью на тех картинах.

— Что это за стиль? И кто автор этих картин?

— Не знаю, — пожала плечами Вика. — Наверное, кто-то из знаменитых.

— Про которого мы не знаем, — усмехнулся Илья. — Они все какие-то однотипные.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ну вот смотри. Первая карта. На ней голая женщина сидит и что-то шьёт.

— Ну да, так и есть, — согласилась с ним Вика.

— На следующей карте голая женщина просто лежит, судя по всему, в каком-то борделе, и поглядывает в сторону других барышень. На третьей карте полуобнаженная женщина индейской внешности держит у груди какой-то плод. А рядом, на соседней карте, тоже смуглые южно-американки, как мне кажется, собирают плоды в саду. И заметь, они тоже почти нагие.

— А ты посмотри на эту карту! — Вика указала в сторону.

На стене висела картина кисти того же художника, что и предыдущие. Только голых девиц на ней уже не было. А совсем наоборот. На деревянном кресте был распят Иисус Христос. Только вот, почему-то, цвет его кожи казался жёлтым. Или, так оно и было. Глаза свои Спаситель уже закрыл. Оплакивая Христа, под крестом, в горестном унынии сидели три женщины. На головах их были белые накидки. А руки свои они сложили перед собой, в молитве о душе мученика, принявшего смерть на кресте.

— Может быть, эта карта — ассоциация с Виталиком?

Илья подошёл поближе и тоже принялся рассматривать картину. Немного подумав, он сказал:

— Нет, конечно, очень благородно с его стороны было принять участь Ленки. Ты ведь поэтому предположила, что эта карта может…

— Да, — быстро ответила Вика, — Эта карта сильно выделяется из всех остальных, которые, ты правильно заметил, имеют много общего между собой, помимо стиля. А ещё три женщины… Я, Ленка и Анюта.

— Знаешь, Виталик правильно поступил. В этом нет никаких сомнений. Но он, при всём при этом, не святой. Поэтому, если хочешь знать моё мнение, то эта карта не его. А то, что этот сюжет сильно выделяется среди остальных… Ты думаешь, игра подкинула бы тебе такую подсказку?

— Да. Наверное, ты прав.

Она ещё пару минут постояла возле этой картины и пошла дальше, в соседний зал.

— А это что ещё такое? — Илья смотрел на карты, которые висели перед ним и не мог никак понять, что же именно на них нарисовано.

— Не знаю, — покачала головой Вика. — Мне даже не совсем понятно, люди ли это вообще? Но смотри-ка! Они ещё и двигаются.

Работы Пикассо — знаменитого художника, основоположника целого направления в искусстве живописи — кубизма, висели на стенах музея. За угловатостью и ровными линиями некоторых картин, человеку, не имеющему отношение к высокому искусству, было трудно рассмотреть, к примеру, плачущую женщину, или девушку, крутящуюся перед зеркалом. Даже, сидящую в красном кресле, женщину было трудно распознать на огромной карте. Она, весь её образ и внешний вид, как будто бы были собраны из осколков мозаики, с трудом подходивших друг другу.

— Знаешь, какое впечатление у меня вызывают эти картины? — продолжая рассматривать полотна, сказала Илья.

— Нет. И какие же?

— Создаётся такое впечатление, что художник раскроил несколько картин. А потом взял от каждой по лоскутку и сложил всё в эту нелепицу.

Вика засмеялась:

— Да, что такое есть. И всё же, если я не ошибаюсь… А я могу ошибаться, так как не принадлежу к числу ценителей оригинального искусства. Так вот, если я не ошибаюсь, то эти картины написал Пикассо.

— Так ты думаешь, что они на самом деле существуют? В нашем, реальном мире?

— Думаю, что да. И стоят они баснословных денег. Такую коллекцию, которая представлена здесь, может позволить себе, разве что, хозяин мира.

— Или хозяин «Ассоциалии», — поправил её Илья.

— Да. Он-то может. Причём, может и не такое, — грустно улыбнулась Вика. — Ну что же! Пойдём дальше. Даже если здесь кто-то и зашифрован из наших…

— То мы его вряд ли найдем.

— Точно!

— Подожди-ка! — остановил её Илья. — Смотри, там за колонной есть ещё картины.

Вика заглянула за выступ в стене. Он как будто бы отделял небольшую часть помещения от общего зала.

— Ну вот! Здесь уже картины понятнее и красивее.

Вика кивнула ему в ответ. Она подошла поближе к стене. Освещение здесь было бедным. И игрокам пришлось подойти к картам вплотную.

— Дай мне свою руку, — тихо сказал Илья.

— Зачем? — спросила Вика и, не дожидаясь ответа, просто доверилась и протянула Илье свою ладонь.

— А кто его знает, что у этого, ценителя искусств, на уме? Вдруг он захотел новыми экспонатами обзавестись и утащит нас сейчас поодиночке в карты? А вместе, обоих сразу, это может быть труднее, чем порознь.

Она улыбнулась ему в ответ и снова перевела взгляд на картины.

На первой из них, облачённый в шутовской костюм, стоял арлекин. Он смотрел на игроков, будто бы те были настоящими экспонатами выставки, а не он. Его пёстрый, расшитый в атласный ромбик, комбинезон казался нелепым и смешным. Но вот глаза… Глаза арлекина не могли скрыть всю серьёзность и трагизм его участи. Веселить публику, когда смешной шуткой, когда острым словцом, пряча при этом от посторонних глаз свои искренние чувства — это ли не самое настоящее искусство?

В какой-то момент Вика даже смогла почувствовать ту боль, которая застряла в его взгляде. Но Илья прервал полёт её размышлений:

— А эту картину я видел раньше.

Перед ними, пытаясь удержать равновесие, на небольшом круглом шаре стояла девочка. Переминаясь с ноги на ногу, она подняла руки вверх. По-видимому, девчушка изо всех сил старалась не свалиться со сферы вниз. Сидя спиной к игрокам, за нею наблюдал, скорее всего, её наставник — огромный силач. Широкие плечи его, на фоне худенькой девичьей фигурки, выглядели неимоверно большими и бросались в глаза в первую очередь.

— А эта картина так и называется «Девочка на шаре».

— Слушай, а может быть это Ленка и Виталик?

— Ты думаешь, Манекен загнал бы их в одну карту?

— А почему бы и нет? Они же вместе пропали.

— Всё может быть, — задумчиво протянула Вика и продолжила изучать карту. — Хотя. Нет, я бы с тобой согласилась, если б их поменять местами. Ленке больше подходит образ наставника.

— Ну не скажи. Виталик тоже, знаешь, за пояс кого хочешь заткнуть может.

— Это да. И всё же. Мне кажется, что его дерзость и заносчивость — это всего лишь образ, внешняя оболочка. А на самом деле он совсем не такой, каким хочет казаться. И то, что он вступился за Ленку — прямое тому подтверждение.

— Что будем делать?

Вика задумалась. Перед ней весели ещё карты. Много карт. Но силы её уже были на исходе. Такой мозговой атаки она отродясь не испытывала.

— Я, как и прежде, предлагаю отыскать подсолнухи.

— А если мы их не найдем? Что тогда?

— Тогда… — задумалась Вика, — Тогда будем выбирать из того, что висит здесь. Или вернёмся обратно, на вершину холма.

Илья всё так же держал её за руку. Вместе они направились к следующей двери. Перед ними открылся третий зал.

— А эти картины я видел раньше. Это — Ван Гог!

— Именно! — воскликнула Вика. — Именно он нам и нужен! Ищи картину с подсолнухами.

— А звёздная ночь нам не подходит?

— Звёздная ночь? — Вика подошла поближе, чтобы хорошенько рассмотреть работу кисти выдающегося художника. — Красиво! Цвета такие насыщенные. Смотри, звёзды и впрямь мерцают, как живые.

— И клубы разводов на небе тоже плывут. Не картина, а какой-то гипноз.

— Конечно, Ленка может быть звездой. Во множестве случаев она именно так себя и позиционирует. Но я ассоциирую её с цветком. Ярким, красивым, капризным, любящим жизнь и солнце, цветком. И она, подсознательно, это тоже понимает. Иначе, стала бы Ленка ставить на заставку своего рабочего компьютера фото, где она держит подсолнух в руке?