Разумеется, Ламия была способна и сама покинуть тюрьму, наведя морок на надзирателей и охранников, которые сами открыли бы ей ворота. Но тогда ей пришлось бы много последующих лет скрываться от Интерпола, международной полицейской организации, имеющей филиалы во всех более или менее развитых странах. Единственное место на земле, где Ламия могла бы чувствовать себя в безопасности, был остров Кеймада-Гранди, где она родилась и откуда сбежала, едва достигнув совершеннолетия, дав себе зарок никогда сюда не возвращаться. Кому-то этот крошечный островок, затерянный в океане вблизи берегов Бразилии и буквально утопающий в тропической зелени, мог показаться райским уголком. Но если это и был рай, то лишь для змей, которыми остров буквально кишел и которые давно уже изгнали остальных его обитателей. Выжить и прижиться здесь смогли только ламиаки – древний народ, при необходимости умеющий принимать змеиный облик, но не имеющий ничего общего со змеями, как современные люди – с обезьянами. Ламиаки были коварны, жестоки и безжалостны. Такой же была и Ламия. Но, плоть от плоти своего народа, она не могла жить среди сородичей – ни в юности, ни тем более теперь, когда познала все прелести цивилизованного мира. Поэтому Ламия весь минувший год оставалась в тюрьме, ожидая, когда капитан Санчес и нанятый им адвокат выполнят свои обещания, и она сможет вернуться в человеческий мир полноценным членом общества, имеющим право пользоваться всеми его благами.
Однако, несмотря на то, что она полностью подчинила себе разум и волю этих двух людей, они были бессильны в мире правосудия. Этот мир, как Ламия вскоре поняла, подчинялся не ее прихоти, и даже не закону, а власти денег. Того, кто мог откупиться, оправдывали, какое бы преступление он ни совершил. Остальных осуждали – в назидание тем, кто, имея деньги, питал иллюзии насчет справедливости существующей судебной системы. У капитана жандармерии Санчеса и адвоката Рамираса, несмотря на то, что они имели непосредственное отношение к этому миру, оказалось недостаточно средств, чтобы вызволить Ламию из тюрьмы. Они могли только затянуть судебное разбирательство и обеспечить ей сносное существование в тюремной камере, но не более того.
Осознав это, Ламия направила полицейского к Мартину Крюгеру, но тот отказался даже выслушать его.
Тогда Ламия пришла в отчаяние. Она привыкла к свободе передвижения и к тому, что ее прихоти решают все, а в тюрьме она была вынуждена подчиняться определенным правилам и чужой воле. Это насилие, которое неустанно, день за днем, совершалось над ней, отразилось на ее внешнем облике. Из молодой и красивой женщины она постепенно превратилась в бесполое существо неопределенной наружности. К счастью для нее, ни Карлос Санчес, ни Антонио Рамирас, по-прежнему находясь под ее гипнотическим влиянием, не замечали этого.
Однако так не могло продолжаться бесконечно. Рано или поздно они прозрели бы, да и судья мог вынести самый суровый приговор. Поэтому Ламия начала уже склоняться к мысли о побеге – скучная жизнь на острове Кеймада-Гранди была все же лучше, чем гаррота или пожизненное заключение в одиночной камере.
Именно в этот момент появился Морис Бэйтс – как сказочный рыцарь на белом коне, спасающий прекрасную принцессу от ужасного дракона.
Но Ламия не была настолько наивна, чтобы верить в сказки. Разговаривая с юнцом-адвокатом, она попутно бегло прощупала мозг ничего не подозревающего незнакомца и уловила в хаосе его мыслей имя Мартина Крюгера. Ей сразу стало все ясно. Она все-таки понадобилась уродливому старому гному, и когда это случилось, он вытащил ее из тюрьмы так же легко и просто, как занозу из пальца.
При одной только мысли об этом Ламия ощутила прилив ненависти к Мартину Крюгеру. И пообещала себе, что он дорого заплатит ей за год, который она провела в тюремной камере – заплатит как в прямом, так и в переносном смысле. Но для этого ей надо было сначала обвести вокруг пальца посланника Мартина Крюгера, а уже затем и самого старого гнома, какой бы опасной эта игра ни была.
Впрочем, относительно Мориса Бэйтса она не беспокоилась. Ламия была уверена, что этот довольно молодой еще мужчина, внешне не очень привлекательный, легко станет одной из ее многочисленных жертв – как только она этого пожелает. И даже то, что он эльф, ничего не изменит. Мужчина, кто бы он ни был, бессилен против ее сексуальных чар, дарованных ей природой и усиленных многолетней практикой. Так было всегда. И так будет впредь.
– Absque omni exceptione, – со злой усмешкой прошептала она. – Без всякого сомнения.
Внезапно Ламия почувствовала волнующее возбуждение, которого давно уже не испытывала. Это был импульс, который решил все, как это не раз бывало в прошлом. Бросив последний взгляд на Мадрид, она отошла от окна, уже ни в чем не сомневаясь. Для нее время раздумий закончилось, пришло время действовать. И все, что она совершала потом в течение этого дня, подчинялось только одному желанию – подтвердить самой себе, что ее власть над мужчинами по-прежнему безгранична. Всю свою жизнь до этого Ламия была уверена, что только ради этого и стоит жить. Как оказалось, ничего не изменилось.
Для начала она позвонила в магазин женского платья на Площади Кастилии, в котором всегда совершала покупки, когда оказывалась в Мадриде. И заказала платье, шляпку и туфли из последней коллекции Balenciaga с доставкой на ее имя в отель Silken Puerta America.
– Все равно что, лишь бы моего размера, – ответила она на вопрос управляющей магазина, с которой имела дело много лет. – Представляете, Анхелина, так случилось, что мне совершенно не в чем выйти из отеля. Мой багаж потеряли в аэропорту.
– Это просто ужасно! – с искренним сочувствием воскликнула женщина. По собственному опыту общения с мадам Ламиани она знала, что утерянные чемоданы с одеждой стоили немалых денег. Обворожительная мадам Ламиани никогда не скупилась, выбирая для себя наряды.
– Но легко поправимо, поскольку есть ваш чудесный магазин, – польстила ей Ламия. – А после полудня я сама загляну к вам и выберу все, что мне понравится. Поэтому не прощаюсь!
После этого Ламия посетила находящийся в отеле СПА-салон, услугами которого она не раз пользовалась в прежние годы. Ламию и здесь не забыли, как и ее безумно-расточительную щедрость, поэтому встретили радостными улыбками.
– El futuro pertenece a quienes creen en sus sueños, – прошептала Ламия, медленно входя в бассейн и ощущая, как горячая вода поднимается от ее коленей к животу, а затем к груди, доставляя почти чувственное наслаждение. – Будущее принадлежит тем, кто верит в свои мечты.
Она искренне верила в это.
Ламия долго плавала в бассейне, а потом нежилась в турецкой бане. Затем она отдала свое обнаженное тело в руки массажиста, даровавшего ей истинное блаженство. После этого, накинув халат, Ламия решила навестить визажиста-стилиста, чей рекламный проспект она увидела в холле отеля. В броской рекламе обещали создать «неотразимый в глазах мужчины образ». Это заинтересовало Ламию, как бизнесмена – происки конкурентов.
Ее встретила миниатюрная девушка без единой выпуклости на худеньком теле и с короткой стрижкой, которая еще больше делала ее похожей на мальчика. Пряди волос были окрашены во все цвета радуги. Одета она была в голубые джинсы со множеством прорех и ярко-красный топик с надписью «Quisiera compartir la eternidad contigo», призывающей разделить вечность на двоих.
Девушка назвала свое имя – Росита и задала несколько вопросов, имеющих отношение к сексуальной ориентации Ламии и ее пристрастиям.
– Лично вам я порекомендовала бы вот эти три образа на выбор, – сказала она затем после недолгого раздумья. – «Женщина-вамп», «Прирученная тигрица» и «Не от мира сего».
Росита показала несколько фотографий, на которых была изображена одна и та же женщина, но с разными прическами и макияжем. Однако ни один из предложенных образов не понравился Ламии. Она с пренебрежением откинула снимки, ядовито заметив:
– В любой из этих фотографий оригинальности не больше, чем в тебе, девочка. Уверена, что ты еще девственница. И весь твой сексуальный опыт ограничивается мастурбацией.