- Бою-ю-юсь...
- Сколько тебе лет?
- Шестна-а-адцать.
Хотелось сказать: ну и дура. Идешь практически на заклание, в содом и гоморру, а думаешь, принца встретишь. Чуть-чуть - и изнасиловали бы. Но я не стал озвучивать мысли, дур поучать бесполезно. Девка ребенок еще. По психологии. А тело уже между прочим - как у тетеньки, все на месте.
- Меня бояться не надо. Я из органов. - (я ведь не соврал, если говорить по большому счету). - Пошли домой.
- К кому?
Ну, как тут не выматериться. Да ты, девка - готовый клиент этой системы. Потому что у тебя психология жертвы.
- К твоим родителям. К кому еще? Или тебя никто дома не ждет?
- Жде-е-ет...
...Когда уже шустро топали по Индустриальной, она робко спросила:
- Дяденька... а ведь вы не из полиции. Вы откуда, если по-чесноку?
Мне показалась, она, едва оправившись от стресса, принялась со мной заигрывать. Как минимум, девушка приблизилась ко мне и время от времени задевала меня своим дородным бедром. Что ждет это юное создание с рабочей окраины маленького городка в будущем? Если родители отпустили свое чадо в этот ад, значит, и воспитание соответствующее. Вот и выросла... потенциальная мать-одиночка, которая и свое чадо упустит в плане воспитания. Потому что в нее уже программа заложена: "жизнь не удастся полюбому".
- Откуда, откуда... Из спецслужбы.
- Ух, ты. А мне показалось, вы из тех, которые... летают.
- Ты... видела?!
- Толька два раза. Мы на пятом этаже живем, я ночами люблю на звезды смотреть, и случайно заметила. Но я никому не говорила, чес-слово. А то подумают, что я... того.
Я ничего не ответил. Подумал: да ты, детка, и без того уже... того.
- А вы волшебник? Или... чёрт?
- Солнышко, я - человек. Обыкновенный.
- Спасибо вам, человек. - она попыталась прижаться ко мне. Я отстранился.
- Тебя как звать-то?
- Алена.
В пятиэтажке горело только одно окно, на пятом этаже.
- Твои?
- А то. Сейчас будут мозг выедать.
- Лучше бы отодрали. Как сидорову козу. А почему не позвонила?
- Так этот... Эльдар... он у меня мобилу-то - отобрал.
- Надеюсь, теперь ты горем наученная. Хотя...
Девушка страстно в меня воткнулась всем своим довольно объемистым телом, попыталась найти мои губы. Не нашла. Но по ее поведению я понял: давно уже эта Алена не девушка. Некоторое смятение меня все же обуяло: а вдруг у них там, в горсаду все происходило по согласию? Да нет - с чего бы это ей тогда визжать...
- Скажи хотя бы, как тебя зовут... - Прошептала она.
- Владимир Владимирович. - Солгал я.
- Врешь.
- А это так важно?
- Ну и дурак!
И она впорхнула в вонючий подъезд.
...Так получилось, что путь к назначенному месту встречи пролегал мимо моей общаги. Конечно, я задержался, всмотрелся. В нескольких окнах горел свет. Мне слишком даже хорошо знакомы нравы этой "Растеряевой улицы" - снова пьют здесь, дерутся и плачут. Т-а-ак, а где же МОЕ окно? Боже - в нем горит свет! И даже, кажется, оттуда - да, точно оттуда! - доносится ругань. Значит, меня заочно таки похоронили, а в комнату вселили какое-нибудь быдло. Все - я вычеркнут из ЭТОЙ жизни, и "моего" окна более не существует. Жалко ли тебе себя, Маслов? Если уж положить руку на сердце, да. Столько лет жил как... обыватель. Бессмысленно и бездарно приближался к смерти. А все-таки что-то в ТОЙ жизни было... такое. Несуразное.
Антон, Леша и Степа таки меня на площади дождались. Степан ворчал:
- Гуляешь там. А мы тут... как проклятые.
- Да ладно, - подбодрил я юношу, - здесь тоже весело бывает, небось, не скучали...
- А вот, именно что скучали. - Буркнул Антон. - Не знали - придешь, или как.
Когда шли к пуговичной фабрике, мужики были веселы - шутили, подкалывали друг друга. Степа вместе с нами в бункер не вернулся. Мы распрощались у фабричного забора. Парень, с оттенком сожаления, напоследок произнес:
- Не знаю, свидимся ли теперь. Анне передай: я вас... благословляю.
- Тоже мне... поп. Жениться тебе надо - вот, что. - Сказанул - и сам не понял, чего это я вдруг...
У меня есть все основания считать, что теперь Степа вообще живет на плоскости. Эдакий... резидент Андергаунда. Если это так - значит, никуда не денется, влюбится женится. В принципе, парень-то нормальный, его проблема разве в том, что он мало пожил на плоскости до бункера, трудно привыкать к этой жизни. Но это излечимо. Я же всей этой реальности вкусил в полной мере, понимаю, что к чему и знаю меру и норму, что к сожалению не лечится. А Степе здесь, на плоскости, еще столько раз придется оступиться!
