Вергилий, обхватив меня, приказал зайти. Я в этот миг припомнил, что в столь опасный путь пустился вовсе не по своему капризу. Очень быстро рука гиганта нас опустила в провал. Едва мы выскочили, ладонь взлетела ввысь. Мы же остались на самом что ни на есть дне Мира, у ступней великана. Вдруг я услышал злобный окрик:
- Полегче, черт тебя дери! Ты почти что на головы нам встал...
Наконец я разглядел, что мы стоим в замерзшем озере, а под нами души, посиневшие от стужи. Изо льда торчал лишь лица, повернутые к свету. Оглядевшись, я двоих узнал. Их головы соединились, а волосы слились в единый ком; как будто в злобе двое боднулись -- так и застыли. На земле они были родными братьями, но взаимная вражда довела их до мерзкого: поубивали они друг друга. Тени плакали, но слезы тут же превращались в ледяные камушки, со звоном падавшие на зеркало, мрачнее которого трудно и представить.
Я видел сотни лиц, торчащих изо льда, и все они подобны были мордам паршивых псов. Вот ты каков, Коцит... Мы продвигались к центру и меня все больше охватывала дрожь. Так случилось, что -- то ли случайно, то ли по провидению -- одну их харь ногой ударил я в висок.
- Чего дерешься! - вскрикнул дух беспомощный. Уж не пришел ли ты мне отомстить за Монтаперти...
О, Господи... мне стало немного стыдно за свою неловкость и я проговорил:
- Кто ты...
- А ты-то кто, - дерзко парировала тень, - и по какому праву топчешь лица в нашем Антеноре! Неужто живой...
- Да, я покамест жив. Но назови себя, дабы я потом увековечил твое имя.
- Лучше уйди, ты меня перехитрить пытаешься. Нашел, чем мне польстить в нашем болоте заледенелом.
Я взъярился. Схватил несчастного за волосы и крикнул:
- Тотчас назови себя, иначе без шевелюры останешься!
- Это нечестно, - упорствовала тень, - тем паче не скажу -- хоть изувечь.
Внутри меня вскипело все: я несколько клоков и правда выдрал, а он не признавался, только выл. Но я своего добился -- наконец несчастная душа воскликнула:
- Бокка! Бокка я. Душу не рви уже, челюсть всю мою разбил о лед. Вот разгавкался...
Боже праведный! Это же тень Бокки дельи Абати, того самого предателя, отрубившего руку нашему знаменосцу в решающий момент битвы при Монтаперти!
- Заткни поганый рот, паскуда! - Я был полон праведного гнева: - Знай: подлость твою теперь навеки закреплю.
- Ступай себе, но и не соври, - спокойно произошла тень предателя, - не забудь рассказать и про других, здесь заключенных в вечной стуже...
Бокка назвал мне имена других предавших Родину. Таких хватало в любые времена. Поговорил я и с тенью графа Уголино, которого противники заточили в башню вместе с двумя сыновьями и двумя внуками, и всех заморили голодом. Здесь он мерзнет вместе со своим главным врагом, архиепископом Руджери. Уголино поведал мне о том, насколько страшна была его смерть. Сердце мое разрывалось, но надо отдать должное: граф, несмотря на мученическую гибель, сюда влип за то, что не выполнил свой долг перед Отечеством. Казнь же Руджери вдвойне страшнее -- ведь он предал сообщника...
...Мы вступили в третий пояс девятого круга: там души грешников в лед вмерзли, лежа навзничь. Слезы их тут же твердеют от холода, не давая плакать, а боль уходит внутрь, так и не излившись. Дул ветер. Я удивился: движенье воздуха возможно лишь когда Солнце нагревает пар, здесь же нет ни влаги, ни Светила. Учитель обещал:
- Скоро мы придем в то место, где ответ увидишь воочию.
Тут застонала одна из теней, лежащая во льду:
- Кто бы вы ни были, и даже если души ваши столь злые, что их загнали в средоточие... снимите гнет с моих очей, чтоб я хотя бы каплю слез сумел излить...
- Сниму, - сказал я, - но назовись.
- Я Альбериго, инок, вырастивший плоды на злое дело.
Я знал его. Там, на Земле он коварно убил своего обидчика, да в придачу и его сына невинного, заманив обоих на примирительную трапезу. Убийцы свое дело черное свершили по знаковой фразе "Подайте фрукты!", и с тех пор у нас в ходу поговорка "фрукты брата Альбериго", обозначающая злобное коварство. Но я не знал, что этот подонок уже сдох. Я спросил:
- Ты разве умер?
- Мои земные дела теперь мне неведомы. В Толомее так все устроено, что души отправляются на дно не дожидаясь смерти. Но если и вправду снимешь с моих глаз ледяную корку, скажу: если человек свершает предательство, в его тело тут же бес вселяется, душа же немедля катится на дно преисподней.
Злой дух Альбериго упомянул известного мне аристократа, который точно жив и здравствует, но в нем давно уж бес сидит. Я не стал сдирать ледяную корку с глаз этого мерзавца...
- Близятся знамена владыки Ада, - произнес торжественно Вергилий, - его уже ты можешь разглядеть.
Не скрою: когда мы продвигались дальше, я прятался за спиной учителя -- и страх, и ветер понуждали к защите. Вкруг нас торчали вмерзшие в болото души проклятых. Вдруг учитель отступил и вымолвил:
- Мы пришли. Страх оставь, перед нами Дит.
Мне показалось, что я ни жив, ни мертв. Над нами нависал властитель Ада. Хотя по грудь его сковали льды, он поражал своею мощью. Три его лица я разглядел: центральное -- кроваво-красное, левое -- темно-коричневое, правое -- бледно-желтое. Под каждым выступала пара крыльев, без перьев, как у нетопыря. Чудовише ими шевелило, от этого и дули пронзительные ветры, заковывающие в лед Коцит. Из шести глаз катились слезы, из трех пастей текла противная слюна. В каждой пасти трепетали души грешников самого ужасного пошиба: предателей Божественного величия.
