- Ты нас конечно должен презирать, - сипел кровавый полутруп, - но можно хоть немного уважать хотя бы нашу славу и сказать: кто ты, живой?
Я признался. Они тоже поведали о том, кем были на Земле. Эти трое принадлежали к знатным родам Флоренции. Я понял, что не презрение, а скорбь я должен испытать к этим несчастным, обезображенных струпьями. С ними у меня одно Отечество, я и взаправду с детства почитал труды их и заслуги. Однако эти славные мужи -- здесь... От них не скрыл я, что теперь наш город погряз в беспутстве. Возблагорив меня за правду, три тени убежали.
Вскоре мы оказались возле водопада. Поток багровый гремел столь мощно, что мы с Вергилием друг друга и не слышали. На удачу, мой пояс был обвит веревкой -- я на Земле намеревался ею рысь поймать -- ее мы и пристроили. Учитель, кинув конец бечевы вниз, стал туда пытливо вглядываться.
- Терпи, - он крикнул, пересиливая гул, - сейчас всплывет!
Действительно: из бездны проявился острохвостый зверь, раньше я таких не видывал.
- Пред ним, - орал мне прямо в ухо Вергилий, - бессильны камень и металл. Это он всю Землю отравил!
И поманил чудовище рукой. Монстр подплыл поближе и прижался к берегу. Змеиный хвост, лапы с длиннющими когтями, брюхо жирное с цветными пятнами, но морда довольно миловидна.
- Пойдем к нему, - мне приказал Вергилий, - зверь нам в помощь.
Мы взяли вправо, избегая раскаленного песка и огненных осадков. На краю пропасти сидели и тосковали тени. Учитель заявил:
- Ты пойди и разузнай о доли этих душ, я же пока со змеем потолкую. Авось уговорю его нас вниз спустить.
Я подошел к молчальникам, которые пытались закрыться обожженными руками от небесной кары. Всмотрелся в лица изможденных пародий на людей -- никого не смог признать. У каждого из них висела на груди пустая сумка. Ко лениво мне обратилась тень, на кошеле которой была изображена синяя свинья:
- Ты живой. Зачем тебе сюда...
Тут я понял: это ростовщики, а на мошнах изображены их родовые гербы. По правде, я не нашел, о чем мне с ними можно поговорить, да им, похоже, и самим не очень-то хотелось. Я пошел обратно к учителю. Он, кажется, договорился со змеем и уже сидел на его хребте. Вергилий дал мне знак -- и я туда же взгромоздился, хоть и было страшновато. Особенно пугал меня хвостище, который так извивался, что ненароком и пришиб бы. Поняв мою боязнь, поэт сказал, чтоб я пристроился поближе к голове. Вергилий обхватил меня руками -- и воскликнул:
- Герион, пора!
Зверь метнулся вниз, расправив крылья. Я пред собою видел только пустоту, разве только воздух горячий обжигал лицо, отчего было понятно, что мы летим. И вдруг меня почти что ослепили сумасшедшие огни, мерзкие вопли стали душу рвать. Герион принялся кружить над этим буйством, и с каждым его витком огни и крики приближались. Монстр, коснувшись тверди, нас скинул -- и тотчас взлетел.
Нас ждали Злые рвы. Сплошь камень цвета чугуна, в центре же зияет бездна. Уступ, на котором мы стояли, окружал пропасть кольцом, и в нем я насчитал десять впадин. Ввысь взмывали скалы. Нам предстояло пройти весь круг, чтобы спуститься к жерлу.
Мы двинулись налево. В первом из рвов неслись навстречу друг дружке толпы нагих теней. Стадо душ, с которыми нам было по пути, мчалось столь шустро, что мы за ними не поспевали. И тут -- о, ужас! -- я разглядел самых что ни на есть... бесов... Рогатые, косматые, звероподобные они плетьми лупили грешников по спинам, а тени сносили издевательства покорно. Обернувшись, одного узнал я: однажды этот человек сестру родную продал некому маркизу. Бес его хлестнул с оттягом, прокричав:
- Поспешай, поганый сводник, тут тебе не с бабами таскаться!
Мой провожатый приказал продолжить путь -- мы стали продвигаться по каменному гребню. Впрочем, скоро Вергилий, остановившись сказал:
- Оглянись на тех, кто достоин сожаленья. - Чуть ниже, погоняемая бесами, двигалась толпа теней. - Видишь того богатыря, который гордо сносит мучения, не опуская головы? Это, представь себе, тот самый легендарный Ясон, мудрый искатель золотого руна. Знаешь же: когда он приплыл на остров Лемнос -- тот самый, где жены безбожно умертвили своих мужчин -- обманул царицу Гипсипилу, после плод понесшую. Вот за это -- да еще и за Медею -- он и бичуем здесь плетьми. В этом стаде все -- обольстители.
Мы подошли ко рву второму. Там визжала по-свинячьи и даже хрюкала когорта полулюдей с рылами кабаньими. Они себя же сами избивали и вязли в вонючей субстанции. Мы поднялись повыше, чтобы быть подальше от зловония. Мое внимание привлек один из тех несчастных: он был столь плотно облеплен дерьмом, что совершенно не угадаешь, это за существо. Пародия на человека воскликнула:
- Что, живчик, упулился! Говна не видел? - По интонации я понял, кто это. Он при жизни был красавцем с великолепными кудрями. Мерзопакостный урод продолжил: - Льстивая речь, носимая на языке моем, меня сюда загнала.
Вергилий, наклонившись ко мне поближе, произнес:
- Видишь вон ту косматую скотину, которая себя же скребет ногтями? - Я разглядел нечто подобное на женщину, трясущуюся в экскрементах. - Это блудница Фаида -- та самая, что на все лады расхваливала приходивших к ней мужчин. Но пойдем же дальше...
...Когда мы преодолели новый переход, мне вспомнился Симон-волхв, который когда-то хотел приобрести у апостолов "средство низводить Святой Дух". С той поры разного рода святокупцы немало раз пытались совратить ради выгоды Невесту Чистую. Здесь, в третьей впадине они и трепыхались. Представьте себе множество ям, а в каждой из голени торчат. Ступни сжигает яростный огонь, а тело вкопано. Учитель меня подвел к одной из дыр. Оттуда я услышал:
- Бонифаций, ты уже здесь... но -- почему так рано? Или ты оказался плохим супругом Церкви и в роскошь впал...
Тень опозналась, тем не менее, мне стало стыдно. Я вспомнил вдруг, как в моей Флоренции, в любимом мной баптистерии Святого Иоанна Крестителя, спасая мальчика, застрявшего по глупости в крестильной дыре, я разбил священный мрамор. Вергилий повелел признаться, что я не тот, за кого принял меня нечастный. Голос из дыры смягчился:
