Лезу назад к тепловозу, подальше от горящей цистерны. В голове колотит, одна мысль:
- Успели? Или нет? И сейчас, как грохнет! И от меня даже пепла не останется. Мгновенно испарюсь...
Никого не вижу, но колотит мысль: - Готово, расцепил!
Тлеет боёвка, чувствую, горит всё тело, слезятся глаза, теперь, скорее от цистерны.
Но уже чувствую, лязгнула сцепка, и цистерны медленно движутся, обгоняя меня. Переворачиваюсь на спину, цепляюсь за какую-то железяку. Меня волочит по щебню и цепляет ногами о шпалы, лишь бы сапоги не потерять, перебираю ногами. Но пока скорость не большая, я не отцеплюсь.
Скорость возрастает, я отцепляюсь, прижимаясь к шпалам. И вот цистерны прошли надо мною и уходят, всё ускоряясь.
Вскакиваю, бегу за цистерной, цепляюсь за сцепку, меня тянет, и я прыгаю, уходя подальше от горящей, спотыкаюсь, падаю, встаю и опять спотыкаюсь... Теперь можно и помедленнее... Жар уже можно терпеть, боёвка на спине высохла, но пар от неё обжигает спину.
Бегу к нашим, натыкаюсь на Козака, лупит меня по спине, морда счастливая, что-то орёт, хлопаю и я его по спине, без слов понятно, что орёт:
- Живём!
Уже полно машин. Прыгает через рельсы красный микроавтобус дежурного по городу. Работает с десяток лафетников, но струи, по-моему, до пламени и не долетают, испаряясь на подходе. Тянут рукавную линию от пожарного водоёма.
Но тут уже, ничего не сделаешь, явно сгорит, а не сгниёт. По соседнему пути подходит пожарный поезд.
А мы уже всё, наши цистерны пустые, лафетный ствол высасосал все наши запасы воды.
Карандаш успел зацепить тросом две задние цистерны с газом к нашей второй автоцистерне, и оттянул их подальше. Теперь нашу вторую автоцистерну придется перекрашивать, вся краска обгорела, пока Карандаш цеплял к ней задние цистерны и отгонял их, буксируя, от горящей.
Всё вокруг залито пеной. На хрена?
Уцелевшие цистерны, отогнали и проливают из десятков стволов, и наши, и ребята из пожарного поезда. Цистерны парят, и пар, в свете пожара, клубами поднимается вверх.. Феерия света, рёва и всех прочих мероприятий. Мы собрались около своего хода, сматываем рукава, собираем шмотки. Вокруг бегает масса народа, что-то там делают. Я так чертовски устал, что осел вдоль машины, опёрся спиной о колесо, ощущение такое, что, если шевельнусь, умру. Сижу и слизываю кровь с разбитых костяшек по очереди с обеих рук.
Но подскакивает Карандаш, куда-то тянет. Подполковник, дежурный по городу что-то орёт, а мы, с Козаком, стоим перед ним и недоумеваем. Чего он от нас хочет? Машет с досадой рукой - пошли на... или в...! Карандаш тянет нас к машинам, наши уже собрались, начинаем выезжать.
Мы свою работу сделали, приехали первыми, расценили состав. А вот если бы не расцепили? О плохом, лучше не думать.
Машина с трудом перекатывается через рельсы, Неживенко решил, что уже можно и рессоры поберечь. Выезжает через пролом в бетонном заборе. Наша работа. С разгона, Неживенко влепил, и мы даже носов не поразбивали.
Подъезжаем к ближайшему гидранту. Кто-то, стаскивает крышку люка, а я вытаскиваю колонку гидранта из стеллажа на боку машины, пытаюсь насадить его на патрубок. Руки дрожат, не могу попасть. Козак отталкивает и лихо сажает гидрант на место, закручивает и что-то орёт. Уши, напрочь заложены, ничего не слышу. Что-то ору ему в ответ, скалит зубы и показывает на уши. Думает у меня лучше?
Ребята подсоединяют рукава, Козак крутит штурвал гидранта. Рукава набухают, бежит по ним вода, наполняя цистерну. Цистерны должны быть всегда полными. А вдруг, вызов?
Заезжаем в часть. Всё, полный расслабон. Уши забиты ватой, глухо как в танке, но уже что-то начинает пробиваться.
Раскатываем использованные мокрые рукава, вешаем в башне на просушку, в машину укладываем сухие. Машины должны передать третьему караулу в полной боеготовности.
Вот такое оказалось дежурство, только, только, не стало действительно последним.
Всё, эта страница жизни закрыта навсегда. Попрощался с караулом, со своей, обжаренной и продымленной, боёвочкой, сдал и выгоревшую, просоленную потом, хэбэшку...
Выпили коньяк, закусили, пообнимались. Говорить ничего не могли, потому, что ни чего не слыхали, у всех уши заложены, и сорваны ором глотки. Пообнимались ещё, похлопали друг друга по спинам... Прощай пожарка, СВПЧ ЉНН.
Не знаю, что там с Козаком стало, а вот про Карандаша, через год, слышал, сломал он будто бы на каком-то пожаре позвоночник... Жаль, если правда...
Дай им Бог удачи, этим парням, в боёвках!
По дороге домой захожу на рынок. Стою у стеллажей с цветами, какие розы брать? Красные, ли розовые, или белые? Беру огромный веник белых.
Сегодня предстоит ещё одно жуткое мероприятие под названием - заручины. Уже договорено время, заготовлена бутылка дорогого коньяка. И в пять всем семейством пойдём, выпрашивать одну дивицу, у её родителей.
Просыпаюсь около двенадцати, люблю вот так, после дежурства, почти не раздеваясь, завалиться на коечку, накрыться пледом и часика три, четыре отходить во сне от дежурства. Уши забиты ватой, заложенность их ещё не прошла, но слышал уже сносно.
Витёк сидит за столом, учит, услыхал, что я проснулся. Он уволился с пожарки, ещё в начале недели. Сейчас сдаёт сессию. Оторвался от учебника и с ехидством смотрит на меня:
- Ну что? Идёшь сдаваться?
- Как порядочный человек, обязан.
-А вдруг, откажут? - скалит зубы в насмешке.
