- Значит, перейдешь в седьмой? - неожиданно спросил Иван Егорыч, отрывая Сергея от нахлынувших воспоминаний.

- Перешел, - ответил Сергей и удивленно спросил: - А вы как же узнали?

- Догадаться тут совсем не трудно. В седьмом еще идут занятия, верно? Освободились пятые и шестые. Для пятого ты не подходишь. По возрасту. Значит, остается шестой. Хотя правду сказать, и для шестого ты маленько великоват. Ну, да чего не бывает.

Иван Егорыч помолчал. Потом начал рассказывать про свою жизнь. Плохо жилось в молодости Ивану Егорычу. Ни путной одежи не износил, ни новых сапог не истоптал. Словом, батраческая жизнь. Перед революцией война была, так вот на той войне Иван Егорыч ранение тяжелое имел. Во время революции в Красной гвардии служил. А командиром у них был товарищ Деев. Вот такой же настоящий человек, как и Сережкин отец. Белоказаки засаду устроили и клинками изрубили товарища Деева. Потом уже народ поставил ему памятник. А такие вот, как Силыч, помогали белякам. Ну, да все равно по-ихнему не вышло. И жизнь совсем стала налаживаться, так нет же - война. Но все равно, нас теперь не победишь, не та Россия стала. Фашисты озверели, сначала перли вперед, почти без остановки, теперь же отбиваются изо всех сил, но дело их конченое. По всему видно.

Иван Егорыч спросил, что собирается делать Сережка летом.

- Не знаю, может, в колхозе всем классом будем работать.

Старик похвалил. Нельзя в такое трудное время сидеть без дела. Надо помогать взрослым. Люди жизни своей не жалеют, головы кладут за других, и им надо соответствовать своими делами.

Поднялись рыбаки на ранней зорьке. Было тихо-тихо, нигде ни звука. Только изредка в сонной, словно застывшей реке плеснется шустрая рыбешка. По всем приметам можно было ждать хорошего лова. Но когда зарозовел восток, вдруг чуть колыхнулся, заструился воздух, вдоль реки потянул еле заметный ветерок, по воде побежала мелкая рябь, а вслед за ней откуда-то накатилась волна. Зашуршал тальник, на том берегу Самарки, на дороге, завихрилась пыль.

Клев сразу же прекратился.

Сергей поймал несколько мелочи, а Иван Егорыч - хорошего подуста да видного голавля, остального улова можно и не считать - мелкая красноперка.

- Видно, пора совсем сматывать удочки, - сказал Иван Егорыч и решительно поднялся с места. - Ты как рыбу свою понесешь?

- Кукан сделаю.

Сергей срезал подходящую лозину, очистил от веток и листьев и нанизал на прут свой небогатый улов. Кукан выглядел позорно ничтожным.

- Да, такому улову никто не позавидует. Ну-ка, дай мне твой прут, попросил Иван Егорыч.

Ничего не подозревая, Сергей отдал. А Иван Егорыч подошел к озерцу, где все еще плавала пойманная им рыба, одну за другой вытащил несколько трепыхающихся рыб покрупнее, нанизал на прут и протянул его Сергею. Тот даже растерялся.

- Зачем вы, Иван Егорыч! Не надо...

- Бери, бери! Нехорошо, ежели люди вдвоем рыбачили, и один придет с уловом, а другой с пустыми руками. Не по-товарищески. В другой раз, очень даже возможно, что ты со мной поделишься.

Домой шли вместе. Иван Егорыч жил ближе к центру Потоцкого, и Сергей проводил его почти до дому. Прощаясь, старик пригласил мальчика снова порыбачить вдвоем.

- Сегодня отправляюсь в поездку на два дня, вернусь послезавтра, вот и давай вместе посидим, если, конечно, у тебя время позволит.

Сергей уверенно заявил, что бабка, пожалуй, отпустит, ну, а насчет колхоза - как тут угадаешь. Может, еще и не уедут к этому времени.

Увидев Сергея с хорошей добычей, Манефа Семеновна обрадовалась, посветлела.

- Гляди-ка ты, чем нас бог порадовал. Выходит, нашел своих? приветливо спросила она.

- Наших не было. Дедушку незнакомого встретил. Иваном Егорычем зовут. Он и принял в компанию. Удочку дал. - Сергею не хотелось сознаваться, что не вся рыба выловлена им самим, но его тянуло поведать Манефе Семеновне, какой хороший человек Иван Егорыч. - Вот эти большие рыбы он мне дал.

- Он? Это как же так? - удивилась Манефа Семеновна.

- У него улов побольше, вот и отдал. Говорит, надо поровну, по-товарищески.

- Это тебе, Сережа, бог послал! Я вчера сердцем почуяла - надо пойти на рыбалку. Оно так и вышло. - И Манефа Семеновна засуетилась с завтраком.

- Баб Манефа, а знаете, кто такой Силыч? Кулак.

- Че-го? - вскинулась старуха.

- Да, кулак. И в тюрьме сидел.

- Кто это тебе насказал?

- Человек там один... проходил. И я слышал, - сам не зная зачем, соврал Сергей.

- Искушение дьявольское! А ты уши развесил. За правду Христову в темнице сидел Степан Силыч.

Сергей опешил: он думал, Манефа Семеновна будет возражать, а оказывается, она знала, что Силыч был в ссылке?

Наскоро позавтракав и переодевшись, Сергей пошел в школу.

- Если снова зайдет речь насчет колхоза, не забывай, что тебе сказано. Придумай чего-нибудь, - напутствовала его Манефа Семеновна.

"ПОМОГИТЕ, РЕБЯТА!"

В шестом "Б" классе шло собрание.

Учебный год остался позади. Промелькнули тревожные дни весенних испытаний. И вот наступил долгожданный час, когда классный руководитель Павел Иванович Храбрецов стал зачитывать по журналу переводные отметки и поздравлять учеников с переходом в седьмой класс.

Неожиданно открылась дверь, и в класс вошла Антонина Петровна Семибратова. Она была в праздничном платье, с непокрытой головой. Увидев ее, ребята дружно встали.

В селе все от мала до велика знали Антонину Петровну. До начала войны председателем колхоза был ее муж - Андрей Семибратов, а когда он ушел на фронт, колхозники избрали Антонину Петровну, работавшую до того на молочнотоварной ферме. Был у нее и сын Степа. Один-единственный... Тоже ушел биться с фашистами. И погиб. Недавно с фронта пришел маленький листочек-извещение. "Погиб смертью храбрых..." А муж, Андрей Семибратов, весь израненный, долго лежал в госпитале и теперь снова был на фронте.

- Здравствуйте, дорогие школьники! - заговорила Антонина Петровна. Директор мне уже сказал, что вы хорошо закончили учебный год, и я поздравляю вас от всей души. По тому, как было раньше, словом до войны, отдыхать бы вам, ребятки, все лето, гулять беззаботно! Да не такие сейчас времена...

- А мы и не устали, Антонина Петровна, - отозвался кто-то с места.

Антонина Петровна внимательно посмотрела на говорившего.

- Ну, что же, Витюша, если так, то к лучшему, потому что с отдыхом, пожалуй, придется повременить. Я пришла просить, чтобы вы помогли колхозу.

Она помолчала, грустно оглядела класс. Почти каждый мальчик или девочка были знакомы ей со дня их рождения. Вот коренастый, большелобый Витя Петров - их в семье было пятеро братьев. Старший убит под Минском, двое на фронте... А вот черноголовый Ваня Пырьев, с быстрым взглядом серых, широко открытых глаз. С этой зимы он стал сиротой... Вон у окна сидит шустрый, непоседливый Володя Селедцов. Когда создавался колхоз, отец Володи первым подал заявление и затем так трудился в колхозе, что был примером для многих. Где он сейчас? Жив ли?..

Антонина Петровна с трудом подавила вздох.

- Подоспел сенокос, ребята, нагрянула прополка. Дел в колхозе невпроворот, а рабочих рук не хватает. Сами знаете - и отцы, и братья на фронте. На хозяйстве остались, почитай, одни женщины да старики. Да что тут расписывать, вы уже не маленькие, сами все видите и понимаете. Нам без вас не обойтись. Я от всего колхоза пришла просить - помогите, ребята!

- А мы уже говорили на сборе!..

- С Павлом Ивановичем вместе!

- Будем работать все лето!

- До самой осени! - раздались голоса.

- Все лето не позволим, - улыбнулась Антонина Петровна, - а вот сейчас, в самую горячую пору, очень прошу. Прямо завтра надо бы выходить. Как, Павел Иванович, можно? И на сколько человек нам рассчитывать?

Гул голосов наполнил класс. Все хотели ехать в поле немедленно, хоть сейчас.

- А дети неколхозников у вас ведь тоже есть. Как они? поинтересовалась Антонина Петровна.