Полдень 12 февраля 1.878 года. Индия, город Мога в британской колониальной провинции Пенджаб, разделённой на 43 княжества.

Хьюго Стронгхольд с тоской глядел в окно из дома на буйство расцветших цветов. Пришла очередная весна, которая не несла никакой радости для его души.

Синий бархат штор с кистями окутывал наполовину зону кабинета, разделяя кабинет и гостиную. У окна рябые шторы из той же ткани, что и обшивка стен.

У белой стены справа постамент со скульптурой птицы, поднявшей крылья, в нише которой расположился газовый светильник.

На резном столе чёрная статуэтка скачущего всадника. Простое кожаное коричневое кресло.

На потолке белые балки крест-накрест, образующие квадраты. Простые круглые люстры.

Паркет в крупный крестик.

Над столом в рамках редкое оружие, иллюстрации бывших лошадей хозяина.

Мужчина вслух сказал то, что накипело:

–Как хочется иногда сказать заветные слова: «Я люблю тебя» женщине…а некому…

В комнату постучали. В комнату вошла жена Дороти. С годами она стала ещё неприглядней. Женщина покосилась на начатый бренди.

–У тебя запой уже который день…– вздохнула она.

–У меня праздник Пришествия Весны.

–У тебя неделю уже праздник, таких праздников не бывает.

–Мама уже привыкла к моим выпивкам, так ты теперь нервы мотаешь…Я выпил сегодня чуть-чуть!

–Скажи правду, Хьюго, у тебя полно женщин, да?

–У тебя есть занятия для души: дети, вязание, мне же, чтоб не иссохнуть от скуки, приходится пить. А где выпивка, там и женские компании развесёлых и доступных особей.

–Не надо прикрывать свою похоть рюмкой виски!

–Меня, честное слово, не тянет на чужих баб без допинга алкоголя.

–Значит, спиртное тебе нужно для храбрости, которая дремлет, пока ты трезв!?

–Не смей называть меня трусом!

–Скажи, Хьюго, у тебя есть постоянная любовница?

–Нет. Так, всегда разные шлюшки в борделях…Как там девочки?

–Хельда разучивает танцы с учителем, Хлоя играет с куклами.

–Как-то они не очень находят общий язык с Захари…

–Он же мальчик, ему бывает скучно с девочками.

–Дороти, шла бы ты к детям или к своим моткам пряжи…Что приходила-то?

–Полюбоваться на тебя.

–А, на мою пьяную физиономию, понимаю,– засмеялся Хью.

–Ты всегда гонишь меня!

–Да! Я люблю затворничество!

Детская. Кучерявый Захари, больше похожий на Хьюго, чем на отца, упоённо рисовал.

Дороти ласково спросила у Захари, склоняясь над его рисунком:

–Малыш, что ты рисуешь на этот раз?

–Корабли.

–Опять корабли? Наверное, ты станешь капитаном.

–Хочу уплыть туда, где меня любят.

–Захари, но мы все тебя любим!

–Меня любит только бабушка Фредерика, но и она не часто подходит ко мне…В этом доме она выполняет много работы, тогда как бабушка Руди только чаи распивает.

В детскую вошла Рудольфа. Захари сухо кивнул ей. Хлоя встала с колен и сделала реверанс, усевшись вновь за игрушки. А Хельда, не обращая внимание на упрёки учителя танцев, бросилась к бабушке, весело смеясь. Пожилая женщина слегка обняла девочку. Хельда росла некрасивой, как мать. Тогда как младшая Хлоя уродилась похожей на Рудольфу, только волосы были кучерявы, как у родителей. Бабушку радовал даже холодный характер младшей внучки, она сама раньше не рассыпалась на чувства.

Свекровь интересовалась у снохи:

–Ты, как я поняла, была у Хьюго?

–У него опять перепады настроения, никого не хочет видеть…

–Ветер подул в другую сторону, вот у нашего Хьюго настроение сменилось. Ведь играет он иногда с девочками и племянником. И вы, конечно, опять поссорились?

–Как всегда.

–А ты представь, что на планете вы вдвоём, как Адам и Ева, и надо выжить любой ценой. Твои действия?

–Я пойду к нему и помирюсь. Иначе кто построит мне дом и защитит от диких зверей?

–Ну, так иди и мирись.

–Но…

–Или он не единственен в мире для тебя?

–Нет, не пойду. У меня есть гордость.

–Гордые женщины зачастую остаются без мужа.

–Я сама разрушила свою личную жизнь. Со мной живут из жалости…Что может быть ужаснее?

–Не надо говорить такое при детях. Четыре и три года – это возраст, когда дети начинают осознавать происходящее и запоминать.

13 апреля. Утром Эллери Данкарт вошёл в комнату жены. Рут и темноволосая Зефирина сидели на стульях, а две служанки накручивали их волосы на металлические щипцы. Этот способ завивки недавно придумал французский парикмахер Марсель.

На светло бежевых стенах был золотой объёмный узор в виде витых прямоугольников, в нескольких таких нишах вставлены зеркала.

Кровать с изголовьем в виде большого кофейного цвета пуфа с обводкой из резкой слоновой кости. Белое стёганое покрывало.

Серые стулья и кресла с тем же орнаментом из слоновой кости.

Белый трельяж с букетом оранжевых роз в белой вазе.

Белый столик, заставленный чёрными и бронзовыми статуэтками лошадей и слонов, пара хрустальных ваз.

Белые шкафчики, белый пол.

–Эти женщины только и знают, что с утра до вечера завивать волосы,– заворчал глава семьи.

И он покрутил бумагами перед лицом жены.

Спрашивал её:

–Когда ты кончишь транжирить деньги? Это вот последние счета. Все скопом навалились на бедного Эллери – жена, обстоятельства, кредиторы, все, все пьют мою кровь.

–Ну, прости,– без доли сострадания молвила женщина.

–Ты хочешь, чтобы нас выгнали на улицу?

Зефирина испуганно скуксилась и заплакала.

Рут недовольно сказала:

–Ты запугал ребёнка.

Мужчина выбежал из комнаты, хлопнув дверью.

Он пошёл по коридору, пока не наткнулся за поворотом на старшего брата.

Эллери скорее удивлённо, чем радостно вопрошал:

–Осмунд! Ты ещё не свернул шею где-нибудь в Гималаях?

–Вижу: ты очень рад видеть меня здоровым и весёлым.

–Надолго в родные пенаты?

–Решил взяться за ум, осесть на родной земле.

–И где твоя родная земля? Где-нибудь у истоков Ганга?

–Нет, Эллери, она там, где ты стоишь.

–Тебя столько лет не было, я вёл хозяйство, как мог.

–Да-да, я в курсе. Результаты плачевны.

И старший брат красноречиво обвёл глазами голые стены.

Осмунд иронизировал:

–Не знал, что ты сторонник минимализма.

–Моя часть наследства почти иссякла…Я зарабатываю иногда кое-чем, но у меня такая транжира жена…

–Молочный завод – банкрот?

–Ну да.

–Я его выкупаю у тебя.

–Возьми меня в долю.

–Хочешь идти быстро – иди один.

–И чего тебе не сиделось в конторе железных дорог?

–А я и в конторе буду сидеть.

–Я думал, ты отпустил бороду наподобие нашего генерал-губернатора Индии Роберта Бульвер-Литтона, чтоб в горах лицо не обморозить…

–Хорошая шутка, но не всем женщинам нравятся мужчины с бородой.

Зефирина играла в детской в миниатюрную резную мебель из слоновой кости: здесь были и комод с чашечками, арфа, клавесин, шкафчик с зеркалами.

Гувернантка сделала реверанс вошедшим братьям Данкарт.

Отец окликнул дочь:

–Цветок мой, посмотри, это мой брат, твой дядя Осмунд.

Лицо девочки являло полную копию своей матери.

–От нас только фамилия,– вздохнул Эллери,– Хотя родилась вроде, как светлой, потом темнела и темнела.

Ребёнок серьёзно посмотрел на незнакомца.

Спросила:

–Дядя Осмунд, а, правда, что облака – это пар?

–Да, малышка.

–Тогда как из них льёт дождь?

–Пар же мокрый, и вот, когда одежды святых намокают, они выжимают их на наши головы.

Девочка рассмеялась.

–Вы это не серьёзно, да?

–Кто знает, как там на небесах. Я умею пока только строить железные дороги для поездов.

–Понятно,– кивнула Зефирина и принялась опять играть в куклы.

Осмунд поинтересовался:

–Ты хоть видишь своих родителей?