Внутри ждал сюрприз – на одной из внутренних стенок была выгравирована надпись на английском: «Дорогому Генри». Интересно, однако. А пистолетик-то с историей. Впрочем, такое легендарное оружие, дошедшее до наших времен, почти всегда с историей.

Ограничился неполной разборкой. Трогать возвратные пружины, коих тут было целых две, или какие-то непонятные ролики и мелкие запчасти я не стал. Не такой специалист великий. Да и вообще не специалист. Просто в свое время вызвался дежурному по батарее помочь все «пээмы» перечистить.

До этого только травматы и держал в руках. «Калаши» на тот момент меня уже достали, а тут что-то новое все-таки. Да и за работой спать не так хочется. Плюс документы в штаб нести уже никто не отправит, когда видит, что солдат делом занят.

Слой ржавчины был такой, что пистолет надо бы на недельку отправить в масляные ванны, и только потом приниматься чистить. Или на худой конец «вэдэшкой» забрызгать, чтоб весь нагар сошел.

– Масло ружейное есть? – выловил я паузу между ответами и обратился к старику.

– Нет. Мне без надобности. Редко стрелять приходится. Я и не упомню, когда последний раз до встречи с тобой это делал. Проблемный ты какой-то, – рассмеялся старик.

– Ага, я. Как же, как же. Слушай, а чего эти дебилы какие-то совсем нулевые были в плане боевой подготовки?

– Да стволы им больше для самоуспокоения, и чтоб друг друга пугать. Не бойцы это, а собиратели.

– Это многое объясняет.

Я порылся в ящике с посудой и нашел отвертку, достал из рюкзака платок, порвал его на лоскуты и начал на сухую счищать нагар. Хоть так немного ржавчины уберу. В общем, снова погрузился в процесс. Попутно и в голове порядок наводил. А то там тоже за год скопилось всякого.

Свежак продолжал пытать старика. Что такое Улей, кластер, перезагрузка, паразит и прочее, и прочее. Я все это уже знал и не особо вслушивался до того момента, как речь не зашла о классификации зараженных.

Ее я слышал один раз от крестного еще в первые дни моего здесь пребывания, поэтому освежить память не мешало. Стадии развития низших зараженных я знал хорошо, так как сам наблюдал за ними не один десяток раз, а вот дальше для меня начинался уже темный лес. Так что я напряг слух, сосредоточившись на голосе старика.

– Начнем, пожалуй, с азов. С паразита. Споры, что попадают в твой организм, если не будет иммунитета, образуют что-то вроде грибницы. Она и контролирует все процессы перерождения. – Тут он сделал паузу, прокашлялся и менторским тоном закоренелого девственника выдал. – Это ничто иное, как генетическая программа, созданная для максимизации шансов выживания измененных.

– О как, – удивленно сказал я.

– Ага, – рассмеялся старик. – Местные профессора в Институте так говорят. В общем, паразит этот падлюка до одури хитрая, а раз у нас климатические условия отличаются, то и процесс перерождения тоже местами расхож. Теперь по видам, – тут он остановился, словно перечисляя всех в голове. – Значит, первый идет синяк или медляк, он же тормоз. Названий много всяких, за чернотой его зовут ползун, но у нас тут никто так не говорит. Медлительные обычно имеют синий оттенок кожи. Недавно нарвались с Фартом.

– Угу, – подтвердил я.

– Их легко узнать, они как киношные зомби. Почти всегда в одежде. Так паразит экономит ресурсы организма на обогрев. – Старик снова отпил чая. – Дальше идет пустыш. Он и в Африке, и в Антарктиде пустышом зваться будет. Нет в нем ни одного спорана голимого. Тоже одетые всегда. Известны даже случаи, когда изначально голые обратившиеся начинали одеваться. Хотя обычно мелкая моторика не их конек, им иногда мозгов не хватает ручку в машине потянуть, чтоб дверь открылась. Следующая стадия бегун. А по-нашенски жировик. На этом этапе зараженные начинают запасать жировые клетки. Все съеденное перерабатывается в жир. Кожа уплотняется. В ней активно прорастают новые волосяные луковицы, но самой шерсти еще нет. Их легко узнать по тяжелым обгаженным штанам. Дальше идет джампер или керамбитник. Все то же самое, только более резвые, и у них вырастает один коготь, на указательном пальце. В зависимости от того, был он правшой или левшой. Паразит хитрый – грамотно использует старые нейронные связи. Им они вскрывают пуховики и прочее. Еще этот инструмент помогает управляться с мясом. Следующий жрач или лотерейщик. Второе название, кстати, тоже тут прижилось. По-местному иногда зовут фавны, мохноноги, хоббиты, мохнозадые. Сбрасывают штаны, но еще оставляют куртку. Отращивают когти. Мышцы, как правило, получают интенсивное развитие, а не экстенсивное.

– Больше мышцы, больше расход энергии, – вставил я свои три копейки.

– Так оно, – подтвердил старик. – За ним идет топтун, ну сам понимаешь, какой тут топот. Мы зовем йети или снежный человек. У них широкие ступни, как снегоступы. Такая тварь уже сбрасывает куртку, так как полностью покрыта мехом. Теперь начинают расти вширь. Качают мышцу, так сказать. Дальше по шкале идет кусач или снеговик, он же снегоступ, он же морозильник. Любит прятаться в сугробе, но недолго. Жиров еще не хватает на длительную консервацию. Здоровый и быстрый. Шкура как броня, – на этой ноте старик постучал костяшками пальцев по стене тарелки. – Следующий по списку рубер – сугробник. Умеет впадать в анабиоз и длительное время не проявлять признаков жизнедеятельности, пока рядом не покажется добыча. Такой неделями может провести в снегу, ждать, пока ты мимо не пройдешь. Если заранее не заметил, то это стопроцентная смерть. За ним следует элитник, элита, жемчужник – высший из сугробников, может месяцами провести в анабиозе, если того требует ситуация. Обладает навыками маскировки. Крайне умен. Умеет устраивать ловушки. Следы от такого почти невозможно запутать. Но находятся, конечно, мастера, – тут старик подмигнул мне. – Из-за того, что приходится грызть мороженое мясо, у местных тварей клыки гораздо крепче и острее, чем у зараженных остальной части Улья. А еще, бывает, шип на левой руке зазубренный, как пила, а на правой острый и здоровый, как топор. Опять же для разделки. Ну вот и все. Есть еще одна зверюга, да только вам, ребятишки, еще знать о ней рано. Если увидишь такую, сразу поймешь, что она не относится ко всему вышеперечисленному.

С чисткой оружия как с ремонтом, закончить ее нельзя, только прервать. Так я подумал, когда наконец перешел на обрез. Ну, тут все куда проще и много времени не отняло. Дольше пришлось шить для него чехол. Нарезное я трогать не стал. Только протер в местах перелома.

Старик перешел на тему потрохов зараженных, рецептуры живца и всего прочего. И тут я вспомнил про одну неизвестную вещь.

– Слушай, – обратился я к нему. – У крестного были такие пилюли оранжевые. Что это такое?

– Это грелка. Вещь очень редкая и дорогая. Иногда выпадает из сугробника. Всегда из элитника. Закидываешь ее в любом виде и можешь самые лютые холода переждать в чистом поле. Но эффективней всего ее, конечно, в чай горячий кинуть. Тогда можно на нескольких человек поделить. Оранжевые хороши, но лучше всего красные.

– Понятно, – сказал я.

Старик наконец закончил ковыряться с деревяшками, но выстругал совсем не буратино вопреки ожиданиям, а снегоступы, хоть и кривоватые.

– Пока так походишь, а там разживемся, – прокомментировал дед свое изобретение, когда переставил крепления.

Дембель нацепил обновку. Походил и вынес вердикт.

– Пойдет.

А затем накинулся на старика с новыми вопросами.

Я вот ни разу иммунных новичков не встречал, но Дембель меня уже выбесил своими вопросами. А старик отвечал совершенно спокойно. Формулировки его были емкие и понятные. Складывалось впечатление, что он это рассказывал не раз и не два. Но при этом процесс его совершенно не утомляет, словно это что-то само самой разумеющееся. Как работа, например.

Все дела были переделаны. И меня нещадно начало клонить в сон. Я выставил ботинки в коридор, а сам расправил спальник. Залез в него по плечи, привалился спиной на стену, да так сидя и уснул.