– Ты что, не узнаешь меня? – Мальвина отступила на полшага назад, как бы давая себя рассмотреть. – Это я, Люда Демьянова, мы еще в школе учились вместе, только я в пятом, а ты в десятом.
– Что-то припоминаю, – растерялся Андрюха, с неприличным магнетизмом зашарив глазами по оголенным, стройным ножкам Мальвины. – Хотел дядьку встретить… в Романово еду. Могу подвезти… – неопределенно промямлил он.
– Дяди Феди здесь нет… Так что, мне садиться? – заиграла глазками Мальвина.
– Да садись… какие дела! – расторопно, справляясь с растерянностью, ответил Андрюха, чувствуя, что девушка ему нравится. – Даже если он придет, всем места хватит.
Мальвина, цокая каблучками, розово-голубым облачком облетела машину и эфирно-бесшумно опустилась на переднее сиденье рядом с Андрюхой.
– А как же билет? – покосился Андрюха на высоко открывшиеся бедра Мальвины… и проглотил вожделение.
Мальвина, усмехнувшись, достала из кармашка джинсовой куртки прямоугольный листик бумаги, скомкала его и выщелкнула пальчиком в окно:
– С местом… кому-то повезет…
В автобусе с трудом закрыли спинами переламывающиеся дверцы последние пассажиры, и «пазик», дергаясь, приседая на правую сторону, начал отъезжать от автостанции.
– Не пришел… не повезло дяде Феде. – Андрюха тронул машину с места.
– В следующий раз повезет… ты ведь каждую субботу ездишь домой, – завозилась на сиденье Мальвина и поддернула из-под себя розовое платьице, натягивая на колени. Андрюха не удержался, снова пошарил глазком полуприкрытые бедра Мальвины и почувствовал, как в нем вспыхнуло сладкое желание соития.
– Откуда знаешь, что каждую субботу… следишь, что ли? – заелозил вспотевшей рукой по набалдашнику рычага переключения скоростей. На повороте, при выезде от автостанции на центральную улицу города, он опасно, почти на красный свет, обогнал романовский автобус и полетел, не разбирая дороги.
– Да ничего особенного, – неожиданно смущенно сказала Мальвина, – когда идем с девчонками в клуб, всегда видно, стоит не стоит твоя машина у вашего дома. А почему ты никогда не ходишь на дискотеку? Там бар открыли, прикольно… – спросила она и покраснела.
– Честно? – сказал он, встретившись глазами с Мальвиной и, мгновенно уловив, что ответить надо как думаешь. – Просто смысла не вижу. Пива насосаться да поплясать в дыму… не, это не для меня, я лучше в бане попарюсь…
– А молодость? – задумчиво, как бы вспомнив что-то свое, глубоко интимное, сказала Мальвина. – Вот так и пройдет?
– Не знаю! – резко оборвал Андрюха, улавливая полезность, но крайнюю несвоевременность разговора. – А я бы тебя никогда не узнал. Чем занимаешься? Где живешь?
Между тем миновали город, свернули на шоссе в сторону Романова.
– Ну и жара сегодня, кошмар, – замахала ладошками у лица Мальвина, – говорят, весь июль теперь простоит такой… Я в парикмахерской работаю… комнату у одной бабули снимаю… Хочешь, Андрюша, тебе модную прическу сделаю! – Она вдруг плутовато нацелилась на Андрюху. Серые дымки заиграли у нее в глазах. – Что у тебя на голове? Какой-то самодельный полубокс! Хочешь, я сделаю тебе каре, как у хачиков? Нет, каре тебе нельзя, ты все-таки в полиции работаешь… Во, тебе гранж подойдет, очень стильный вид будешь иметь! – Мальвина неожиданно гибко метнулась к Андрюхе и ловко взъерошила ему волосы на голове.
Андрюха уловил легкий запах пота, который показался ему приятным, машинально сбросил скорость, остановился.
– Так и разбиться можно! – притянул к себе Мальвину.
– Ну и пусть! С тобой я на все готова… я поняла это еще в пятом классе, – засмеялась Мальвина, прижимаясь всем телом к Андрюхе.
Андрюха на миг отстранился, огляделся и, обнимая одной рукой девушку, тронул машину с места, чтобы через несколько метров свернуть с шоссе на полевую дорогу, пробитую в высокой траве к реке рыбаками и любителями пикников на чистых песчаных отмелях.
…Распираемый довольством и счастьем, первый раз в жизни ощутив нежность и страсть влюбленной, потерявшей разум женщины – ничего подобного до этого ни с кем у Андрюхи не было, – он подъехал к дому с желанием с кем-нибудь поделиться своими чувствами, выговориться… может быть, с отцом… Было где-то около восьми вечера. Выяснилось, что сегодня отец пасет. «Четвертый день уже», – уточнила мать, внимательно приглядываясь к сыну.
– Ты сегодня особенный какой-то… и нарядный, как жених, – сказала она, собирая на стол.
«А может, я и есть жених!» – хотел сказать Андрюха, но передумал. Все-таки серьезные мужские дела он предпочитал обсуждать с отцом. А ведь мать угадала. После произошедшего сегодня у него с Людкой он готов был на ней ни много ни мало жениться. Андрюха чувствовал, что он встретил свою женщину. Он это сразу понял, когда слился с ней…
– Вечером схожу в клуб, – уклонился он от разговора с матерью, – одноклассников, когда ехал, на дороге встретил, пива попьем, давно не виделись.
– Только осторожнее там, – сказала Томка, – сейчас в деревне кого только нет, не раньше… а ты милиционер.
– Хорошо, – сказал Андрюха, прикидывая, хватит ли ему времени протопить баню и попариться до встречи с Людкой в клубе. Решил, что успеет. Заодно и отцу будет не грех помыться после четырех дней пастьбы. А в бане, если не разминутся, может, удастся и поговорить.
Летом натопить баню – дело быстрое. Это зимой кадишь по два-три часа, пока прогреются стены, полы, полок… С десяток охапок дров, не меньше, спалишь, прежде чем почувствуешь, как наполняется устойчивым, сухим жаром темное, прокопченное нутро бани. А в июле достаточно десятка поленьев – и все, через час волосы на голове трещат, пар из каменки, если плеснуть туда из ковшика, вырывается, как из огнемета, злым, раскаленным облаком, только уворачивайся. Таким гремящим духом, когда погаснет в печке огонь и вода в котле начнет булькать и постукивать, надо баню несколько раз прожарить, промыть как бы, запарить в тазике с горячей водой березовый веник, дождаться, пока он не даст целебный дегтярный запах, – и тогда можешь смело заходить париться.
Андрюха уже во второй раз забрался на полок, когда услышал, как в предбанник, как всегда, чуть осторожно вошел отец и стал неторопливо и размеренно раздеваться, сопя стаскивать сапоги, с глухим стуком отбрасывая их в угол.
– Бать, ты? – крикнул Андрюха. – Опаздываешь! Я уже по второму кругу!
– Ох, и накалил! И как только терпишь! – коренасто и разлаписто, белея в неярком свете банной лампочки сбитым, борцовским телом, на коротких ногах, вошел в парную Виталик, машинально прикрывая голову ладонью. – Шапку бы надел, мозги расплавятся.
– Не расплавятся, всего-то двенадцать полешек бросил…
– Ну да, лето, много ли надо, – сказал Виталик, присаживаясь на низкую скамейку вдоль стены. – Вначале отопреем, за четыре дня с этой скотиной… спина зудит просто.
– Давай предварительно веничком, – изъявил желание соскочить с полка Андрюха.
– Потом, – поморщился Виталик, охлаждая руку в бачке с холодной водой и прикладывая ее к уху.
– Что с ухом? – всмотрелся Андрюха сверху. – Оно у тебя вареником оттопырилось.
– Да так… ты только матери не говори, я ей сказал, что у реки поскользнулся, на камень упал, – не стал ломаться Виталик и все как было рассказал сыну.
– Да я ему сейчас, козлу, пойду ноги повыдергиваю! – в бешенстве спрыгнул с полка Андрюха.
– Не стоит, – продолжая смачивать холодной водой ухо, кисло сказал Виталик, – никто ничего не видел… не стоит с дерьмом вязаться. А я его весной сеном выручал… – хмыкнул неопределенно.
– Как это не стоит! – вскинулся Андрюха. – Если тут каждый будет руки распускать… это уже ни в какие ворота! И что? Никто ничего не видел? На всей улице никто? Так не бывает, свидетелей найдем! На пятнадцать суток! Сразу поумнеет! Но сперва я ему глаз на жопу натяну!
– И черт меня дернул с этой его коровой… Сам не знаю, что на меня нашло! – сокрушенно замотал головой Виталик.
– Бать, ты чего? – продолжал ерепениться Андрюха. – Ну, хлестанул ты эту сраную корову, ну рубец остался… она что, сдохла от этого? А тут хулиганство! Он же ударил тебя! Не, так просто ему это не пройдет!