«А вот если всерьез, без смехуечков, без маски простонародного алкаша поговорить с собой об этом?»
Не знаю, как читателям, лично мне такая образная экспрессия и отвага по душе. Правда, поговорить с самим собой, наверное, любому человеку можно и без смех…ков. Хотя такие странноватые разговоры, без всякого сомнения, относятся исключительно к литературной форме диалогов. Но как воспринимать «разговоры», внутренние перевоплощения писателя в персонаж и обратно? Попробуйте определить, кто это говорит? Где тут герой, а где писатель? Сложновато…
Нет-нет – все ж герой, только герой. Писатель никак не может быть «простонародным алкашом». Кто его вообще знает? А вот обозвать так героя, ну, того, который поэт и бард, – да запросто…И была ли вообще у Высоцкого «маска простонародного алкаша» – большой вопрос!
Можно, конечно, и дальше продолжать стебаться над этой фразой… Если бы не одно НО.
Если включить голову, это самое НО упирается в еще большую душевную абракадабру, когда автор вкладывает в уста героя мысль о том, что можно, «заглядывая в бездну» (имеются в виду, видимо, алкоголь и наркотики), «все записать, обозначить точными словами, зарифмовать, распять этот кошмар на кресте стиха – ведь так и победить беду можно, а?»
То есть профессиональный филолог-писатель Новиков дает понять читателю, что Высоцкий, то есть герой, употреблял алкоголь и наркотики не только для того, чтоб творить, но и чтоб самостоятельно «победить беду». Об этом сам с собой и разговаривает. Сложносочиненная такая история… Короче, экспериментировал мужик на себе, на своем здоровье ради творчества. Так надо понимать? Ведь как раз реальными стихами героя-поэта Новиков и подкрепляет свои эмоционально умозрительные психологизмы-размышлизмы:
Но я собрал еще остаток сил,
Теперь его не вывезет кривая:
Я в глотку, в вены яд себе вгоняю —
Пусть жрет, пусть сдохнет, – я перехитрил.
Писательские фантазии или суровая реальность? Попробуйте отличить-определить! Где документальные свидетельства? – спросят занудливые «высоцкоблуды», забыв, что читают не опрос очередного свидетеля, а художественно выписанный рОман с языком.
Но именно так писатель и определяет-вычисляет «творческую эволюцию автора», которую «невозможно описать без учета его жизненной судьбы». Потому так въедливо-кропотливо «влезает в шкуру» героя и как бы исподволь замечает: «…а читатели уже как-то стороной, из сплетен узнают, что автор не только квасом и чаем жажду утолял. А ведь это, как ни крути, важная область жизни, один из источников поэтического трагизма».
Видите, даже про сплетни такой «сурьезный» автор не забыл. Но, главное, появляется умозрительно-теоретизированный «поэтический трагизм». И связан он, как ни крути, с конкретными жизненными «источниками» – настоящими болезнями реального человека.
Известный литературовед Вадим Кожинов говорил, что «поэтический смысл, запечатленный в стихе, не может быть органически слит с жизненным поведением поэта…». Согласен ли с таким определением филолог Новиков? Вот это вряд ли… Интроспекция в итоге пересиливает все возможное и невозможное.
Как ни крути, жизнь богаче и многообразней любого вида творческой деятельности человека. Потому СМЫСЛ стиха и ПОВЕДЕНИЕ, ЖИЗНЬ человека – разные вещи.
Возможно, думая иначе, господин Новиков пытается отыскать какие-то новые черты-качества души поэта? Но вот даже завзятые «высоцковеды» утверждают, что «никаких открытий в произведении Новикова нет. Совершенно!»
Знаете, когда о Высоцком столько всего радикально-маргинального уже написано, читать причесанные, завуалированные экзерсисы его официальной биографии, не просто смешно – рыдать хочется от такой «правдивости». В столь правильный, хронологически расписанный образ яркого, противоречивого человека просто не верится. Пусть даже он выписан по-художественному талантливо.
Дело дотошных «ведов»-«розыскников» – заниматься поиском фактологических неточностей из разряда что, где, когда. Думаю, таких неточностей в книгах Новикова предостаточно! Хотя умозрительные выверты доктора филологии гораздо обширнее.
«Суки… Б…ди… Б…ди… Суки…»
По всей видимости, писатель Новиков хочет быть настолько близок своему герою, что не гнушается ввести в его-свою речь мат.
Да, сам Высоцкий, как и любой нормальный русский мужик, ругался матом. Но не беспорядочно, не абы как! Судя по всему, писатель взял эти слова из разговоров Высоцкого с Вадимом Ивановичем Тумановым, хранящихся у того на пленках. Или со слов кого-то из друзей поэта. Не сам же придумал… Не секрет, что Туманов иногда дает послушать пленки гостям. Без записи, разумеется. Очевидцы-слушатели рассказывают, что хозяин записей не позволяет перезаписывать-распространять эти разговоры как раз из-за мата, которого там в достатке. Теперь вот некоторые куски из тех записей можно услышать и в Интернете. «Виной» тому все те же пронырливые «веды», которые, будучи в гостях у Туманова, тайком записали кое-какие фрагменты. С диктофоном под кроватями, конечно, не сидели, а так – легкий обман. Как бы благое дело…
Но вот что вспоминает любимая женщина Высоцкого Ирина Шалаева, (запись высоцковеда Льва Черняка):
«Он матерился, но в его устах было настолько… Некоторые могут обматерить, и тошнит от этого, а у некоторых это очень гармонично получается. И поэтому его мат не вызывал отвращения. И потом это было всегда к месту и с юмором было. Ну, если, может быть, пьяный когда был уже в стельку – тогда другое дело. И то я этого не помню. Я сама матершинница была всю жизнь. А кто сказал такую глупость, что он матершинник был страшный?»
Следует все же учитывать, в какое время общались Шалаева с Высоцким. И потом, ругаться при любимой женщине…
Но вернемся все же к «биографическому» опусу господина Новикова.
При чтении его текстов иногда складывалось впечатление, что автор путается в придуманных им самим «голосах». Раздвоение личности происходит буквально на каждом шагу. Сложно приноровиться к такой искусственно созданной стилистической путанице.
Какой тут унисон с героем? Сумбур… Где она – реальность, где авторские фантазии?.. Разобрать сложно.
Ну что ж, рОман так рОман. По словам писателя, «прием непривычный, даже дерзкий». Вот за эту самую «дерзскость» Новиков постоянно оказывается бит так называемыми «интернет-высоцковедами». Следует все же оговориться, что, в отличие от самопальных и занудных «высоцковедческих» псевдобиографий, и книга Владимира Новикова, и достойные издания Валерия Перевозчикова написаны живым литературным языком без навязчиво-заумных компиляций. Поэтому вызывают интерес и эмоции, и пользуются спросом, и переиздаются вполне приличными для такого формата тиражами. Кстати, некоторые «высоцковеды» настолько привыкли к справкам и цифирям, что даже не понимают, что такое книги, написанные живым литературным языком? А что им понимать, если свои одиозные фактологические компиляции они, не стесняясь, называют «повестями». Даже не вникая в значение этого слова.
Переиздается рОман Новикова уже в седьмой раз. Как говорится, на здоровье. Но в каждое новое издание вносятся поправки, связанные с новыми фактами биографии ВВ. Уж не в этом ли причина «соавторства» Новикова с Высоцким? А если по-серьезному, что с такой формы, как рОман, возьмешь? Вроде и пишется в рамках серьезной биографической серии, а все ж не чистая документалка, не научная работа. Жанр такого произведения определить довольно сложно. А исправить, подправить факты, художественные излишества можно и в следующем издании. И так до бесконечности… Но забавнее всего прочитать в предисловии этой книги такие строки:
«А самой главной тайной оставалась внутренняя жизнь Высоцкого, его творческая рефлексия, то глубоко интимное „чувство пути“, которое, согласно Блоку, отличает истинного художника. Предстояло реконструировать, воссоздать внутренний мир Высоцкого как человека и художника, что невозможно сделать в рамках строгой научности». При этом автор ставил себе еще одну задачу: «понять то, что осталось скрыто даже от близких Высоцкому людей». «Из этой биографии читатель узнает новые подробности о жизни этой мятущейся души, ее взлетах и падениях, страстях и недугах». Ни больше ни меньше.
