ФУНГИ. Не забывайте, что он был главврачом. Дело главврача – руководить.
ДОКТОР. А сейчас, в силу обстоятельств, мне пришлось взяться за больных самому.
СЕСТРА. Отсюда, дорогие, небольшой, в сущности, репертуар назначений: витамины В6 и В12. Должна сказать, что решение главврача было гуманным: ни один из этих уколов радикально навредить не может.
ДОКТОР. Однозначно – не может. По поводу витаминов я проводил обширные консультации.
ДЕПУТАТ. Выходит, что всё это время мы находились здесь, не получая лечения?
ДОКТОР. Формально говоря, да.
ДЕПУТАТ. Что значит – формально?
ДОКТОР. Значит, что, не получая лечения, вы избежали неоправданного вмешательства в ваш организм. Оно могло нанести вам серьезный вред.
ФУНГИ. В конкурсе признаний вы выходите на первое место.
СЕСТРА. Браво, Доктор! Ничего сопоставимого мы уже, пожалуй, не услышим.
Все аплодируют.
ДЕПУТАТ (после паузы). А ведь я на самом деле не депутат.
ДОКТОР. А кто же вы?
ДЕПУТАТ. Сейчас это не имеет значения. В данном случае важно, что я – не депутат.
ДОКТОР. Но ведь вы показывали нам свое депутатское удостоверение.
ДЕПУТАТ. Я всегда показываю свое депутатское удостоверение.
ПИСАТЕЛЬ. Знаете, вот когда вы его в первую же минуту достали, я почему-то подумал, что вы не депутат. Депутату нет необходимости показывать свое удостоверение налево и направо.
ФУНГИ. Я, между прочим, сразу сказал, что это дешевая подделка.
ДЕПУТАТ. Согласен, документ не самый удачный: бывали у меня и получше. Всякий раз, когда его предъявляю, у меня по спине течет холодный пот.
СЕСТРА. Зачем же вы его предъявляете?
ДЕПУТАТ. Это мой бизнес. Я предъявляю удостоверение и говорю, что готов посодействовать в получении хорошей должности.
ПИСАТЕЛЬ. И что же происходило с теми, кого вы обещали устроить?
ДЕПУТАТ. Ничего. В том-то и дело. Они мне давали деньги – и мы расставались навсегда. Самым, пожалуй, важным было вовремя слинять. Род моих занятий требовал активного перемещения по стране.
СЕСТРА. Вы давали людям заведомо невыполнимые обещания – и брали с них деньги! Вы не думали, что перед Смертью вам будет за это стыдно?
ДЕПУТАТ. Если бы мне продлили жизнь, я бы давал такие обещания бесплатно.
СЕСТРА. Я скоро вернусь. (Берет косу и выходит.)
ДОКТОР. В конце концов, этих людей никто не принуждал давать ему взятку. А если дают – кто же откажется?
ПИСАТЕЛЬ. Вот генерал отказался. Правильно я вас понял, Фунги?
ФУНГИ. Да, от этой взятки генерал отказался.
ДЕПУТАТ. Что ж, я рад, что у нас в армии есть такие генералы.
ФУНГИ. Генерал потребовал у полковника другую взятку. Когда полковник услышал сумму, его уши перестали шевелиться. Навсегда.
Входит Сестра. Она не в халате: на ней длинное черное платье, остроносые туфли на шпильках, волосы гладко уложены, в руках – коса. На косе – черный бант.
ФУНГИ. Да вы красавица!
СЕСТРА. Старалась. В этот вечер мне захотелось сделать для вас что-то приятное. (Откладывает косу, садится на стул.) Не будем больше о грустном. Мне хочется, чтобы вы ушли умиротворенными. Давайте вспоминать хорошее. Только хорошее, господа!
ДЕПУТАТ. Лучшие воспоминания моей жизни относятся к детству. В выходные рано утром мы с бабушкой шли на рынок. Закончив с покупками, она всякий раз покупала мне свистульку. И это было счастьем.
ДОКТОР (Сестре). Мне что-то трудно дышать… Я задыхаюсь…
ДЕПУТАТ (Сестре). Да подключите же его к аппарату!
СЕСТРА. Это переходит всякие границы! Одного спасла, другого… Сколько же можно? Вы, кажется, забываете, что у меня другие задачи. Можно сказать, прямо противоположные. В конце концов, это так естественно, если он сейчас умрет. (Рыдает.)
ФУНГИ. Просто они пользуются вашей добротой.
СЕСТРА. Вы должны умирать естественным путем. По моему сценарию – сразу после нашего разговора. Вы покаялись, вспоминаете сейчас о хорошем – почему бы после этого не умереть? Что, прикажете потом вас топором рубить?
ПИСАТЕЛЬ. Вы же сестра милосердия! Ми-ло-сер-дия.
СЕСТРА. Мое милосердие в том, что я приготовила вас к Смерти. (Укладывает Доктора на кровать и подключает его к аппарату ИВЛ. Все замерли и смотрят. Сестра, обращаясь к Фунги.) Ну, расскажите что-нибудь, что же вы замолчали так не вовремя!
ФУНГИ. Могу о свистульках.
СЕСТРА. Да о чем угодно!
ФУНГИ. Жил, короче, в Москве народный умелец, занимался изготовлением свистулек. Советская власть поддерживала самородков и подарила свистульщику огромную мастерскую на улице Горького.
ПИСАТЕЛЬ. Да зачем ему такая?
ФУНГИ. Так ведь и незачем. Поскольку кроме свистулек он не умел делать ничего, в большой мастерской он начал лепить большие свистульки. Вот такие… (Показывает.)
ДЕПУТАТ. Жизнь сложилась так, что от всех моих детских свистулек осталась только одна. Я иногда в нее свищу. (Достает из кармана свистульку и свистит.)
ПИСАТЕЛЬ (в ужасе показывает на Доктора). Он тоже… свистит…
Все молча слушают хрипы и свисты Доктора.
ФУНГИ. А я помню день, когда впервые попробовал пиццу. Девочка, которая меня угостила, была моей одноклассницей. Мы зашли к ней после уроков – и ели пиццу.
СЕСТРА. С грибами?
ФУНГИ. С грибами. Мы дружили с ней до окончания школы. И наши родители думали, что мы будем всю жизнь вместе. А потом она уехала в Москву – и вышла замуж за словоруба.
ДЕПУТАТ. За кого?
ФУНГИ. Он вырубал надписи на надгробиях.
Доктор жестами дает понять, чтобы отключили аппарат, и Сестра отключает. Доктор приподнимается на кровати. Вытирает набежавшие слёзы. Просит воды. Пьет.
ДОКТОР. А я мечтал, что не стану врачом. Потому что в моей семье все – врачи.
ДЕПУТАТ. Врач – это благородно. Вы не пытались полюбить эту профессию?
ДОКТОР. Пытался. Однажды пошел на лекцию знаменитого патологоанатома. Он заявил, что главное, с чем должен бороться врач, это брезгливость. Перед ним на кафедре стояла моча в мензурке. Он сунул в нее палец, а потом облизал его. И сказал, что тот, кто это повторит, – настоящий врач. И я вышел – и повторил.
ПИСАТЕЛЬ. По-моему, это маленький подвиг.
ДОКТОР. Патологоанатом обнял меня и сказал: «Да, врач должен быть небрезгливым. Но он должен быть еще и внимательным: я окунул в мензурку один палец, а облизал другой». В аудитории был дикий хохот.
СЕСТРА. Грустно… А счастье – было?
ДОКТОР. Дайте подумать… Наверное, я испытал его в поезде. Он остановился ночью на станции Конотоп. Я лежал на верхней полке. Издалека раздавались гудки тепловозов, а две мои соседки вели неторопливый разговор шепотом. И я понял, что мир может быть уютным и тихим. Что его можно любить.
СЕСТРА. Скажите, Писатель, с чем были связаны ваши мечты? И можете ли вы перед Смертью сказать, что были счастливы?
ПИСАТЕЛЬ. Мне хотелось найти для мира такое слово, от которого он бы расплакался, и эти слёзы смыли бы всю его грязь. И мне казалось, что я близок к этому слову. Что еще чуть-чуть – и я найду его, и мир обольется слезами над моим вымыслом.
ФУНГИ. Нашли?
ПИСАТЕЛЬ. Не нашел. И перестал писать. То есть, я пишу сценарии для мыльных опер, детективов и ситкомов, но над моими словами никто не плачет.
ДЕПУТАТ. Я думаю, даже не смеется: после реплик смех там включается автоматически.
ПИСАТЕЛЬ. И в титрах нет моей фамилии, потому что я запретил ее ставить. Но иногда во сне я слышу то золотое слово, которое так и не смог произнести. Очень редко слышу. Но это – минуты настоящего счастья.
ДОКТОР. Если бы нам не предстояло умереть, я бы пошел на курсы фельдшеров.
