После посадки на аэродроме Гагиев и Демидов подбежали к кабине стрелка, вытащили из нее Соколова и крепко расцеловали. Усталые, но счастливые, они вошли на КП. Потопленный транспорт и сбитый вражеский истребитель - неплохой итог одного полета. Так закончился вспомнившийся мне эпизод из их богатой боевой биографии.
"10 апреля. У меня на столе небольшой треугольный конвертик. Еще одна весточка от гвардейцев. Но сегодня она омрачена глубокой печалью. Коля пишет, что 19 марта погибли командир 2-й эскадрильи гвардии майор Василий Александрович Меркулов и его штурман гвардии капитан Алексей Иванович Рензаев. На бумаге я не могу изложить всей боли, всей горечи от этой тяжкой утраты. Тяжко терять боевых друзей, с которыми начинал войну, когда до ее окончания осталось совсем немного..."
Вася Меркулов - плечистый, рослый богатырь с простодушным русским лицом. Скромный, уравновешенный, он даже в самых критических случаях не терял присутствия духа. А уж когда приходится особенно туго, успевал не только решать и командовать, но и тихонько мурлыкать любимую песенку:
...Спит деревушка,
Где-то старушка
Ждет не дождется сынка...
...В тот день экипаж Меркулова на боевые вылеты не планировался, но Василию, как всегда, на земле не сиделось.
- Может, слетаю разочек? - уговаривал он командира полка Василия Михайловича Кузнецова. - Когда товарищи в воздухе, когда они лупят фашистов, мне этот отдых как пытка. Стыдно людям в глаза смотреть...
И вот четверка "бостонов" над морем. Низкая облачность прижимает машины к воде, но молодые пилоты Мосальцев, Подъячев и Головчанский уверенно держатся в плотном строю, ни на метр не отходят от ведущего самолета. Им приятно, когда командир, обернувшись, одобрительно улыбается или, шутливо пригрозив кулаком, отгибает вверх большой палец.
На исходе второго часа полета Рензаев увидел слева по курсу дымы.
- Идем на сближение! - передал Меркулов по радио и довернул свою группу. - Торпедоносцы, вперед!
Уже виден большой конвой из шести транспортов, плывущих в охранении девяти сторожевых кораблей и трех сторожевых катеров. "Огонек будет плотный!" - подумал Подъячев, маневрируя вслед за ведущим.
- Мосальцеву бомбами нанести удар по головному сторожевому кораблю! Подъячеву торпедой, Головчанскому бомбами атаковать головной транспорт! Я бью по транспорту, идущему следом за головным! Атака! - раздался в наушниках голос Меркулова.
Четкость команды, решительность интонаций как бы подбодрили ведомых, вселили уверенность в силах. А конвой уже почти рядом. Корабли ведут непрерывный зенитный огонь. Самолеты снижаются к самой воде, стараясь прорваться к цели под сверкающими ниточками трасс.
- Горит! Самолет командира горит! - раздается в эфире голос стрелка-радиста Гречина.
На самолете Меркулова из левого мотора пламя выплеснулось длинными языками. Но он не свернул с боевого курса. Словно огненный факел машина продолжала стремительное сближение. Дистанция 900... 600... 400 метров. Оторвавшись от фюзеляжа, торпеда уходит под воду. А пламя на самолете разгорается ярче и ярче. Качнувшись, он валится на крыло и врезается в воду. А рядом, в пятнадцати - двадцати метрах, к небу вздымается столб из воды и дыма. Это торпеда Меркулова разворотила днище огромного транспорта.
- За командира! - раздается в эфире взволнованный голос, и бомбы Мосальцева взрывают сторожевой корабль.
- За командира! - вторят ему Подъячев и Головчанский, и от взрывов их бомб и торпеды еще один транспорт, разломившись, погружается в воду.
"...Так погибли Вася Меркулов и Алеша Рензаев. А Алеша даже Золотую Звезду получить не успел. Ведь звание Героя Советского Союза ему присвоили всего за тринадцать дней до этого вылета".
"15 апреля. Летали в Германию. Виделся в Грабштейне с однополчанами. Как же мне хочется быть вместе с ними, вместе дойти до победы!.."
В тот раз мы с командиром звена Геннадием Большаковым на двух самолетах летали в Мариенбург, отвозили на фронт группу летчиков. Пролетая около Кенигсберга, наблюдали картину штурма. Сам город был скрыт дымной тучей, над которой роями кружили штурмовики, пикировщики, истребители. Ее фиолетово-бурую толщу непрерывно пронзали сполохи хвостатых реактивных снарядов - эрэсов, вспышки бомбовых взрывов, огненные пунктиры снарядов.
- Это за Ленинград вам, гады фашистские! - проговорил Виноградов.
На обратном пути залетели к однополчанам в Грабштейн. Кенигсбергская операция только закончилась. Полку дали сутки на отдых. Увидев меня, Николай Иванов подскочил на диване, перемахнул через комнату, повис на плечах.
- Ты?! Насовсем?! - закричал он. - Значит, вернулся к нам в гвардию!
Узнав, что мы только пролетом, вздохнул:
- Не торопитесь, друзья. Хоть пообедайте с нами. Мы тут совсем замотались. Летаем и днем и ночью без перерыва. Шутка ли, заблокировать с моря такую махину! За пять дней уничтожили несколько транспортов. Впервые в истории морские торпеды на парашютах швырнули. И полный порядок. Транспорт с войсками фашистов разнесли в пух и прах...
Пообедали ми с друзьями, потолковали о новнстях и полетели домой. А там, в полку, словно частичку сердца оставила.
"2 мая. Перед строем полка прочитали приказ Верховного Главнокомандующего. Мы овладели Берлином! Наконец-то свершилось все то, что когда-то казалось недосягаемым, к чему так упорно стремились, рискуя всем, даже жизнью.
Когда майор Журавлев прочитал, что 1 мая наши войска полностью овладели столицей Германии - центром немецкого империализма и очагом немецкой агрессии, все закричали "ура", начали обниматься и целоваться. Чуть успокоившись, я еле пробрался к подполковнику Левину, чтобы уточнить распорядок дальнейшей работы.
- Видишь, как люди возбуждены?! - выкрикнул он, улыбаясь. - Полеты необходимо отставить. Можем что-то недосмотреть и радость народу испортить.
Ночью я долго не спал. Воображение рисовало картины последних боев в Берлине. В августе сорок первого мой первый минно-торпедный авиаполк проложил дорогу к Берлину и сбросил первые бомбы на столицу фашистского рейха. А сегодня наши солдаты водрузили над рейхстагом алое Знамя Победы..."
"9 мая. Телефонный звонок разбудил меня ночью. Прислонив трубку к уху, услышал голос дежурного радиста.
- Передано сообщение, - говорил он взволнованно. - Фашистская Германия побеждена! Акт о безоговорочной капитуляции подписан в Берлине...
Рывком поднявшись с постели, быстро оделся и накинул на плечи летную куртку. Сердце гулко стучало. Хотелось куда-то бежать, что-то делать...
Победа! В Берлине подписан акт о капитуляции. Значит, битва закончилась и уже не стреляют. Значит, те, кто остались живыми, уже не погибнут...
За окном раздался хлопок пистолетного выстрела. Следом еще и еще. И вдруг началась канонада. В трескотню револьверной стрельбы вплелся гром, пулеметных очередей и басовитые залпы зенитных орудий. Над землей стихийно покатился победный салют!.."
Эпилог
За окном непроглядная темень. Небольшая настольная лампа освещает стону пожелтевших листков дневника - кусочек моей биографии, мою боевую молодость.
На разложенных фотографиях - лица друзей. Молодые, сильные, смелые, они бились с врагами за счастье любимой Отчизны, громили фашистов на суше, топили их в волнах суровой Балтики.
Эскадрильей отважных называли когда-то отдельную сорок первую. Полком Героев именовали в те тяжкие годы первый гвардейский минно-торпедный Краснознаменный Клайпедский авиационный полк. Тридцать три его славных питомца удостоены звания Героя Советского Союза, а четверым это звание присвоено в других частях авиации ВМФ. Многие из крылатых богатырей не дожили до победного дня. Их имена вписаны в летопись воинской славы.
...Отгремели бои. Зарубцевались военные раны. Каждый год ветераны полка собираются в Ленинграде. Убеленные сединами, они слетаются и съезжаются ко Дню Победы, чтобы увидеть друг друга, побывать на могилах друзей, вспомнить славную молодость, рассказать о делах и заботах.
