- И где истребители запропастились? - удивляется Лукашов. - На первом заходе все время в сторонке крутились, а после я их и не видел.
- Остров Нерва под нами. Минут через двадцать к Кронштадту подскочим, успокаивает его Кошелев. - Домой прилетим, расстелю регланчик на травке и...
- И снова летим на задание, - задорно смеется Бабушкин. - Хотя бы успеть пообедать.
- Слева, километрах в трех, вижу "Фоккер-Д-21"! - тревожно кричит Лукашов. - Идет на сближение. Вправо наблюдать не могу. Солнце мешает.
Самолет у Пяткова вдруг резко кренится, налезает на нос моего самолета. Свалив машину в глубокий крен, я закрываю его фюзеляжем и теряю из виду. Резко убрав обороты обоим моторам, энергично отваливаю вправо.
- Выходи на прямую. Они впереди, метров двести, - информирует штурман.
Снова увидев ведущего, даю полный газ. Нужно быстрее сомкнуться: противник под боком.
- "Фоккер" сближается! Дистанция два километра, - волнуется Бабушкин.
- Это какой-то приблудный, - смеется Кошелев. - Он один на звено не полезет. Но вы смотрите внимательно!
Тут же тупые удары словно кнутом стеганули по самолету. Горящие трассы проносятся слева и справа, как молнии рубят по фюзеляжу, по крыльям, по обоим моторам.
Частая дробь кормового крупнокалиберного пулемета встряхнула машину и оборвалась. Трассы сразу куда-то исчезли, прекратились удары.
- Падает справа! Смотрите правее! - кричит Лукашов восторженно. - Со стороны солнца подкрался. Теперь горит и вращается в штопоре. Другой, что был слева, спиралью снижается, за ним наблюдает.
Но мне смотреть уже некогда. Правый мотор застучал и остановился. На левом начали греться головки цилиндров.
- Я и Бабушкин ранены. Баки пробиты. Бензин заливает кабину. От испарений трудно дышать, - хрипит Лукашов.
- Петя! Когда будем у острова Лавенсаари?
- Через шесть минут, командир.
- Лукашов! Где противник?
- Один "фоккер" врезался в воду. Второй улетел. Других истребителей не наблюдаю.
- Попытаемся долететь к Лавенсаари. Бензин вытекает. Левый мотор вот-вот скиснет. На всякий случай готовьте шлюпку. Можем не дотянуть.
Продырявленная машина еле летит. Высота уменьшается с каждой секундой. Левый мотор работает на номинале. Температура головок цилиндров превысила норму. Уже перегревается масло. Полную мощность давать нельзя - сразу заклинит.
...Лавенсаари перед глазами. Ставлю кран шасси на выпуск. Левая стойка выходит нормально, правая - только наполовину. Начинаю выкручивать аварийно, но трос перебит, и ручка вращается вхолостую.
Придется садиться на фюзеляж. Шасси при этом должны быть убраны. Теперь заела левая стойка. Став на замок, она больше не движется.
- Будем садиться на левую ногу! Всем привязаться и крепче держаться руками.
Машина уже на последней прямой. Левый мотор начинает давать перебои. Нам остаются только секунды. Высота двести метров. Прямо по курсу бухточка. В ней стоят сторожевые и торпедные катера. Сразу от берега бухточки начинается посадочная полоса. Для приземления на одно колесо она очень узкая.
Снопы огня вырываются с катеров и устремляются к самолету. Пули рвут и калечат обшивку, отрезают нам путь к полосе. Но нужно, обязательно нужно лететь им навстречу.
Петр выстреливает ракеты одну за другой. Огонь с катеров прекращается, и мы пролетаем над ними на высоте двадцать метров. В левом моторе скрежет усиливается, но, кажется, дотянули...
Младший сержант Леонид Бабушкин лежит на траве. Кисть раненой правой руки перемотана бинтом. Кожа лица серо-синяя от отравления парами бензина.
Усевшись на пне, старшина Георгий Лукашов руками поддерживает на весу ногу. На голени длинная рваная рана. Глядя на руки врача, он говорит, говорит без умолку:
- Понимаешь, один самолет-истребитель появился чуть раньше, левее, именно с той стороны, откуда нас солнце не слепит, чтобы внимание экипажа отвлечь. А другой, чуть попозже, словно бы прямо с солнца свалился. Как он к нам подошел, мы даже и не заметили. Увидели лишь тогда, когда он всей своей батареей по нашему самолету ударил. А батарея солидная: пушка и четыре крупнокалиберных пулемета. Прицелился здорово, метров с пятидесяти. Меня плита броневая спасла. Я ее специально к турели подвешиваю, чтобы грудь и живот защищать. Поэтому всего одна пуля ногу задела. Остальные в бронеплиту угодили.
Врач начал смазывать рану йодом. Застонав от боли, Георгий прикрыл глаза и торопливо продолжил:
- Тут уж и я его, стервеца, подцепил. Задрал он машину и подвесил прямо над пулеметом. Думал, наверное, что мы оба убиты. Ну и врубил я ему прямо в брюхо. Бил, пока он не вспыхнул и на крыло не свалился...
Около нашего самолета толпятся матросы, солдаты-зенитчики. Летчики, техники, мотористы лазят по крыльям, по фюзеляжу, осматривают, считают пробоины. Медленно выбравшись из кабины, командир истребительной эскадрильи капитан Владимир Абрамов морщит высокий лоб:
- Как истребитель скажу по секрету. Атаковали они на пять с плюсом. Как ты до берега дотащился, не понимаю? Моторы избиты. Горючки из баков на землю ни капли не вытекло. Значит, в воздухе вылилось... А это на память возьми и храни, - протянул он мне черную пулю с отломанным носиком. - Бронеспинку твою расколола, а дальше не полетела. Не захотела тебя убивать, на иол кабины свалилась.
Литой, еще теплый сердечник крупнокалиберной пули лежит у меня на ладони. Раскаленный, он должен был в воздухе вонзиться мне в спину. Но помешала броня. Треснула от удара, но задержала.
- Смерть свою на ладонь положил! - смеется Володя. - Ты зажми ее, подлую, крепче. Не выпускай. И будешь живым до глубокой почетной старости.
Закончив беглый осмотр, к нам спешит инженер эскадрильи.
- Машину отремонтировать можно. Заменим моторы, оба воздушных винта да подклепаем где нужно, - перечисляет он, загибая пальцы на левой руке. - От посадки почти никаких повреждений. Поставим на правое шасси, мотогондолы подлечим - и все. Так что перевозите сюда техсостав и моторы. Мы ее сделаем - залюбуетесь...
- Скажешь еще, залюбуетесь. Ты бы хоть дырки сумел залатать. Нужно сходить на КП - к морякам, - сжимает Володя мне плечи. - Послушаем, что они нам подскажут.
- ...А вас уже радиограмма дожидается с тральщика, - говорит капитан-лейтенант, поднимаясь из-за стола нам навстречу. - Текст могу прочитать. Слушайте: "Прямо над собой наблюдал бой нашего бомбардировщика ДБ-3 с парой истребителей "Фоккер-Д-21". Один истребитель сбит, упал в воду в трех кабельтовых от корабля. Дымящий бомбардировщик удаляется в сторону Лавенсаари". Это, наверное, о вас говорится? Копию радиограммы как справку для подтверждения я уже вам приготовил - можете получить. Сейчас направляйтесь в бригаду. Ночью на катере вас перебросят в Кронштадт.
...Моторы гудят непривычно громко. Катер легко скользит по воде, но мелкая зыбь бьет по днищу, как молотом.
- Здорово нам сыпанули под Соммерсом! - кричит прямо в ухо молоденький лейтенант. - Дырок наделали больше чем следует. Выходит, мы с вами "крестники". Меня в Кронштадт на ремонт направили. Наверное, надолго.
Пожалуй, он прав. Кажется, мы действительно "крестники". Эту машину быстро не восстановят, а новых в полку пока нет.
"13 июля. На другой же день после нашего возвращения технический состав, моторы, воздушные винты и масса всевозможных расходных материалов были через Кронштадт направлены на остров Лавенсаари. Мы же пока сидим на подхвате, то есть вместе с Кошелевым присутствуем на проработке задания, выезжаем с летным составом на аэродром и находимся на КП на случай, если кто вдруг заболеет. Стрелки Лукашов и Бабушкин лечатся в полковой санитарной части, но дня через два или три снова вернутся в строй. В общем, будем мы помнить и день 9 июля, и этот проклятый Соммерс!..
Кажется, в нашем полку проходит успешную отработку новый способ нанесения торпедных ударов, который мы именуем свободной охотой. Вылетая в плохую погоду, экипажи маскируют свой полет низкой облачностью, пересечением дождевых завес и туманов и скрытно выходят на вражеские морские коммуникации. Обнаружив корабль или транспорт, они атакуют фашистов стремительно и внезапно. Позавчера свободная охота принесла боевой успех трем экипажам..."