Голос у Лукашова усталый, надтреснутый.
- Где Бунимович?
- Сзади, левее. Нас догоняет.
- Как результат?
- Результат неизвестен. Нас в тот момент водой окатило. Пока разобрались - уже далеко, против солнца не видно.
Чувствую, руль глубины повинуется плохо, триммер - механизм балансировки - не действует. Значит, удар по хвосту был серьезным...
Покачав головой, инженер эскадрильи Лебедев безнадежно машет рукой:
- Меньше трех суток никак не получится. Триммер сорвало. Руль глубины искорежен. Но хуже всего с хвостом. Вы посмотрите на вмятину. Силовой набор искалечен. Нужно править, менять, усиливать. В общем, придется хвост делать заново...
Мы повернулись к подъехавшей эмке.
- Выходит, сегодня досталось вам здорово? - спросил Преображенский, поднимаясь с сиденья. - Ну ничего, это дело привычное. От души поздравляю с прямым попаданием. Из Кронштадта штурмовики сообщили. Видели взрыв в носовой части транспорта. Не зря головой рисковали.
Кошелев с Гришиным переглянулись.
- Только один? - заикнулся Гришин.
- А ты что - на десяток рассчитывал?
- Не на десяток, а минимум на два.
- Ух вы и жадные! - рассмеялся полковник. - Две торпеды на транспорт. Это же замечательно! А тебя, - обратился Преображенский ко мне, - поздравляю особо, с присвоением знания гвардии старший лейтенант. И хватит без нашивок ходить. Сегодня же галун получить и завтра одетым по форме представиться.
- Мне не положено. Я же...
- Раз приказал, значит, положено. А с судимостью разберусь. Ее давно снять должны.
"22 июня. Вот и закончился год этой страшной войны. Кровавый, мучительно тяжкий, он явился для нас испытанием силы и мужества, стойкости, смелости, верности делу народа и партии. И мы его выдержали.
Правда, фашисты пока еще злобствуют на нашей многострадальной земле. Они продолжают кричать на весь мир о "скорой кончине Советов". Но это уже не пир, а похмелье.
Мы устояли! Стойко сдержали звериный натиск и на удар отвечали ударом. Мы били и бьем их везде: под Ленинградом и в Севастополе, на Украине и в Заполярье. А уж такого разгрома, как под Москвой, фашисты нигде и никогда не испытывали. Но это только начало. Живыми с нашей земли они не уйдут. Мы будем бить их до полной победы.
Сегодня состоялось открытое партсобрание. С докладом выступил Григорий Захарович Оганезов..."
Его все зовут "наш комиссар". Человек он, действительно, замечательный. Нет, не добренький дядя. Наоборот, когда нужно - строгий, взыскательный, твердый. Но это - когда нужно. А в жизни - доступный, заботливый, справедливый. Главное в нем - простота, человечность и чуткое отношение к людям. И скромность - не показная, а большевистская. Ничего для себя, все людям и делу. Никогда не кричит, не ругается. Но скажет несколько слов, и все становится ясным.
Вот и сейчас: доложил, что мы сделали за год. Просто, без пафоса, но увлекательно, будто мазок за мазком на картину накладывал.
Начал, конечно, с Берлина - с возмездия. Потом вспомнил Данциг и Мемель, Штеттин и Хельсинки, Двинск, Тосно, Тихвин, Котку и Турку. Вспомнил о наших погибших товарищах. В заключение привел отдельные цифры. От него мы впервые услышали, что своими ударами за год войны полк уничтожил большое количество солдат и офицеров противника, много танков, автомашин. Потопил и повредил более двух десятков кораблей и транспортов. Сбито в воздушных боях и сожжено на земле не менее ста самолетов. В портах фашистов и на фарватерах выставлено более двухсот мин. Много ударов нанесено и по другим фашистским объектам. Это и аэродромы, и порты, и станции, и мосты, и заводы, и переправы, и склады...
Цифры краткие, выводы лаконичные. Но сколько за ними кроется подвигов, мужества, выдержки. Сколько в них пролитой крови и отданных Родине пламенных жизней...
"24 июня. Ночью бомбили портовые сооружения в Котке. Точным попаданием мы взорвали склад жидкого топлива..."
К вылету готовились более двадцати экипажей. Многие летели на Котку впервые и, зная от "стариков" о мощном зенитном прикрытии базы, горели желанием быстрее помериться силой с противником. Вместе с нами они тщательно изучали фотоснимки объектов, сделанные накануне воздушными разведчиками, отрабатывали варианты маневра при заходах на цели, приемы отражения атак ночных истребителей.
Первыми взлетели заместители командира полка Челноков и Тужилкин. За ними поднялись в воздух Шаманов, Зотов, молоденький лейтенант Сергей Кузнецов. Я выруливал за Дроздовым. Следом за нами, плавно покачиваясь, покидали места стоянок самолеты Балебина, Кудряшова, майора Сергея Ивановича Кузнецова, Ребрикова, Разгонина, Деревянных, Овсянникова, Колесника, Бунимовича, Пяткова, Червоноокого...
Как же мешают нам белые ночи! К Котке мы подлетели в короткие сорокаминутные сумерки. Небо сверкало зенитными вспышками. Снаряды взрывались пачками сверху, снизу, впереди и с боков. А в порту, на причалах, среди складских помещений и других сооружений, одна за другой полыхали серии ответных бомбовых взрывов. "Свой" объект - склады жидкого топлива мы обнаружили без труда. Короткие энергичные довороты - и бомбы несутся к цели. На развороте смотрим внимательно вниз, ждем, когда же взорвутся наши фугасы. Наконец три огромных ярких столба появляются среди нефтебаков. Сразу из них вырывается буйное пламя. Оно разливается по территории, вздымается выше и выше, превращается в море огня.
- Сколько летаем, такого не видели! - восхищенно кричит Лукашов. - Это ж гиена огненная! Маннергейма бы сунуть сюда...
Самолеты почти друг за другом идут на посадку. Около командного пункта толпятся летчики, штурманы, стрелки-радисты. У всех веселые, довольные лица. Многие шутят, смеются. Новички с восторгом делятся впечатлениями.
- А сегодня у нас в России еще одно знаменательное событие, - говорит капитан Дроздов. - Исполняется сто тридцать лет с начала Отечественной войны 1812 года.
- Интересное совпадение, - после недолгой паузы добавляет Оганезов задумчиво. - Бонапарт напал на Россию тоже в июне. И тогда он форсировал Неман и вторгся в Литву вероломно. Переправился скрытно, внезапно. А войну потом объявил, через несколько суток. Такова уж звериная сущность захватчиков. Обуздать ее может лишь страх перед силой противника.
"26 июня. Сегодня по ленинградскому радио выступили Преображенский, Оганезов, Челноков, Дроздов и Пятков. Они рассказали о том, как воюют наши гвардейцы, как мстят фашистским захватчикам за муки и горе советских людей. Передача была записана корреспондентами сутки назад, и мы слушали ее с большим интересом. Неожиданно из репродуктора полились мелодичные звуки баяна и с ними ритмичная дробь чечеточки. Тут же диктор дал пояснение: "Вы слышите звуки Цыганской венгерочки. Ее отплясывает балтийский летчик гвардии старший лейтенант Пресняков. Сегодня он совершил свой сто двадцать шестой успешный боевой вылет..."
Потом он что-то еще говорил, но меня отвлек Виктор Чванов.
- Слушай, - проговорил он загадочным тоном. - Все выступают по радио с помощью голоса. А ты умудрился через эфир объясниться ногами. Это что, новый метод общения?
В общем, попал он в яблочко. Мне и крыть было нечем. Ведь был записан весь концерт самодеятельности... Теперь друзья-острословы будут склонять этот "метод" не меньше недели..."
Остров Соммерс
"8 июля. На фотопланшете остров Соммерс выглядит вроде большим, а в натуре, с воздуха, - маленький, незаметный. Почти неприметен и гарнизон, размещенный в укрытиях, выдолбленных в скальной породе. Однако наш флот лее время ощущает его присутствие в непосредственной близости от морских и воздушных коммуникаций. Наблюдательные посты, входящие в состав гарнизона, обнаруживают все самолеты и корабли, движущиеся в сторону Гогланда, Котки, Ловизы. Полученные данные они немедленно передают своему командованию.
Теперь у нас появилась возможность разделаться с этими информаторами. Весь полк в составе тридцати пяти самолетов будет сегодняшней ночью бомбить позиции и укрепления на Соммерсе. Семьдесят вылетов за два часа. Мы сбросим почти шестьсот бомб калибром от ста до пятисот килограммов. Интересно, что уцелеет на острове к моменту подхода нашего морского десанта?.."
