С подобными, если не большими трудностями, пришлось встретиться советским военным разведчикам «под официальным прикрытием», не говоря уже о разведчиках-нелегалах. Оперативная обстановка в Японии 1930-х годов по-прежнему отличалась от стран Западной Европы, Америки и Китая и в целом являлась весьма неблагоприятной для нелегальной деятельности разведчика-европейца.
Розыском крамолы и борьбой со шпионажем занимались главным образом два органа – кэйсацу (полиция), которой ведало Министерство внутренних дел, и кэмпэйтай (военная жандармерия в составе военного министерства), созданная в целях обеспечения «военной безопасности» в Японии.
В 1911 году при департаменте полиции МВД был создан специальный отдел – токубэцу кото кэйсацу – особая (специальная) высшая полиция, – сокращённо токко, секретная служба, состоявшая из многочисленных отделов: печати, цензуры и наблюдения за общественным порядком, отдела общественной безопасности. Отдел общественной безопасности состоял из секторов, в том числе по надзору за левым движением и корейцами, проживавшими в Японии; иностранного отделения, осуществлявшего надзор за иностранцами[132]. Токко пользовалась особыми правами, а её сотрудники – особыми привилегиями.
Особое и весьма привилегированное положение занимала и кэмпэйтай – военная жандармерия. К 1930-м годам кэмпэйтай значительно расширила сферу своей деятельности, охватив область политики и идеологии. Важнейшую роль в этом сыграл генерал Тодзио Хидэки – начальник штаба японской Квантунской армии (1937 – 38 гг.); заместитель военного министра (1938 – 39 гг.); военный министр (июль 1940 г. – октябрь 1941 г.). По словам одного из ближайших сподвижников Тодзио, к концу 30-х годов кэмпэйтай «стала приобретать политическую силу, и, когда Тодзио стал военным министром, она приобрела чрезвычайное сходство с тайной полицией»[133].
Система тотальной слежки за населением с помощью так называемого института гонингуми (пятидворок), основанного на принципе круговой поруки, взаимного наблюдения и тайных доносов, введённая ещё в годы феодализма, почти в неизменном виде сохранилась в Японии и в первой половине ХХ века.
В 1930 г. императорское правительство обратилось к населению с предложением сообщать всё, что дошло до их сведения. Газета «Осака Майнити» писала в этой связи: «Недавно полицейские власти Токио объявили, что “отныне они охотно будут получать тайные сообщения от граждан”, что означает создание общенациональной системы шпионажа, доноса и полицейского наблюдения. Эта система даст возможность злым людям наносить ущерб другим ради мести»[134].
Основные трудности, с которыми сталкивался нелегал-европеец, определялись следующими особенностями условий жизни и деятельности в Японии:
– незначительное (по сравнению с другими странами) число иностранцев;
– ограниченное правовое положение иностранцев;
– резко выраженный национализм, широкая пропаганда недоверия и подозрительности по отношению к иностранцам как к возможным шпионам;
– расовые различия европейцев и японцев, резко выделявшие европейца из среды местного населения и делающие его легко доступным объектом наблюдения и слежки;
– широко развитая система слежки, наличие специальных органов наблюдения за иностранцами.
В своей книге «Японская угроза», изданной в 1933, О’Конрой отмечал, что согласно «последней переписи», в Японии «постоянно живёт около 6500 человек», представителей «белой и жёлтой рас», в том числе «американцев – 1870, англичан – 1610, немцев – 930, русских – 850, уроженцев Британской Индии – 230, швейцарцев – 170, датчан – 90, итальянцев – 45 и норвежцев – 45» [135].
В 1938 году в Японии жили 67 млн. японцев и всего около 28 тыс. иностранцев, в том числе 19 тыс. китайцев и 9 тыс. представителей белой расы – европейцев и американцев.
Наиболее многочисленными (не считая китайцев) к тому времени были следующие иностранные колонии (цифры округлены)[136]: США – 2 тыс.; Великобритания – 2 тыс.; русские белоэмигранты – 1200; Германия – 1 тыс.; Франция – 500; СССР – 350; Канада – 300; Швейцария – 200; Голландия – 100 человек. Все они жили в Токио, Иокогаме, Кобе и Осаке. По роду занятий иностранцы разделялись на три основные группы: дипломатические и консульские работники; коммерсанты; специалисты из различных областей деятельности и лица свободных профессий. В 1933 г. в качестве дипломатических и консульских работников: от США в Японии был 51 чел.; от Великобритании – 44; от Франции – 21; от СССР – 17; от Германии – 16; от Голландии – 15; от Швейцарии – 1. Вместе с семьями и обслуживающим составом общая численность этой категории иностранцев составляла 800–900 человек, то есть около 10 % иностранного населения.
Основным видом занятий иностранцев была коммерческо-предпринимательская деятельность, которая охватывала до 80 % всего состава иностранных колоний. Это представители и служащие экспортно-импортных фирм, страховых компаний (в Токио и Иокогаме в 1933 году насчитывалось 33 иностранных страховых компании), владельцы торговых и мелких торгово-производственных предприятий, ремонтных мастерских и т. п. Из иностранных торговых предприятий наиболее распространёнными были рестораны, пивные бары, кафе, кондитерские, магазины мелких металлоизделий и др.
К группе специалистов и лицам свободных профессий относилось остальное иностранное население, то есть те же 10 %. Эту группу составляли журналисты, инженеры, консультанты при промышленных предприятиях и новых производствах, научные работники, врачи (в Японии в 1933 г. было 12 частных иностранных больниц), миссионеры и т. п. Граждане государств, имевших наиболее развитые экономические и политические связи с Японией (в частности, американцы, китайцы, немцы, голландцы) имели право въезда в Японию без визы и свободного проживания в стране (при условии занятия официально обоснованной полезной деятельностью), но японские законы предусматривали для них некоторые правовые ограничения. Иностранцы могли вкладывать свои капиталы в японские предприятия, но им не разрешалось приобретать недвижимую собственность в виде земельных участков, производственных зданий и жилых домов. Правда, эти ограничения не создавали серьёзного препятствия для лиц, располагающих необходимыми денежными средствами: недвижимая собственность приобреталась на подставных лиц, а невмешательство чиновников соответствующих органов надзора без особого труда достигалось с помощью взяток.
«… система шпионажа в Японии доведена до совершенства. – Утверждал О’Конрой, опираясь на свой опыт сотрудничества с полицией. – Шпион А может быть назначен для наблюдения за посольством; в этом случае Б будет назначен наблюдать за А, третий шпион – В, получит приказ наблюдать за Б, а четвёртый – Г наблюдает за первыми тремя. В добавление к тому существуют ещё тайные общества, задачей которых является наблюдение за иностранцами. Кроме того, японец всегда рад донести полиции о чём-либо подозрительном в поведении варвара или японца, друга варвара. Что касается иностранных чиновников в Токио, то они вращаются только в официальных кругах и никогда не могут почувствовать истинного отношения к себе со стороны народа»[137].
Между полицейскими и жандармскими органами существовал постоянный и систематический обмен материалами по вопросам контрразведки и политического наблюдения.
Наблюдение за иностранцами в основном осуществлялось органами полиции, поскольку иностранцы относились к гражданскому населению, являвшемуся главным объектом её деятельности. Иностранный отдел имел многочисленный штат агентов, знавших тот или иной язык и специально подготовленных для наружного наблюдения. Система наблюдения за иностранцами включала в себя: а) предварительное изучение и оценку иностранца как объекта наблюдения; б) наружное наблюдение за иностранцем вне дома; в) внутреннее наблюдение и изучение иностранца в его личной жизни, его повседневного поведения в домашних условиях; г) в отдельных случаях – активное «прощупывание» с помощью провокаций.