В ответ отец отталкивает мать от себя. Она валится на пол в симметричной мне позе, и я гляжу, как она погружается в свои ладони, как в океан, в очередной раз, разразившись громким плачем. Пальцы сжимаются в кулаки. Я подрываюсь на ноги, прыгаю на папу, но он даже не обращает внимания. Начинаю молотить по его спине ладонями.

– Оставь нас в покое, убирайся, уходи!

Папа оборачивается. Перехватывает мои кулаки одной рукой и переспрашивает:

– Что?

Кричать в спину легче, чем кричать в лицо. Это уж точно. Но я все равно отвечаю, и не знаю, зачем я это делаю. Смелой стала и глупой, наверно. А, может, разозлилась после того, как получила отказ, после того, как попрощалась с другом, после того, как стояла на ступеньках университета и ждала семью, которой у меня нет.

– Уходи, оставь нас. Ты – подонок, пап. Я тебя ненавижу.

Мои слова задели бы его, если бы он испытывал что-то, кроме ярости. Тем не менее, в его глазах определенно промелькает какая-то эмоция, правда, она такая же невзрачная, как и одежда, которая на нем висит. Отец сваливает на мои плечи свои гигантские ладони, я вздрагиваю от их тяжести, горблюсь, а он перекашивает уродское лицо. Уже через пару секунд я вылетаю за дверь, будто куль с мукой. Перекручиваюсь через спину по ступеням и с грохотом валюсь на прохладную к вечеру землю.

Он кричит какие-то ругательства. Подносится ко мне и пинает ногой. Я подлетаю и падаю вниз. Подлетаю и падаю вниз. Наверно, лучше бы я молчала, но теперь уже поздно врать и говорить, что он лучший папа в мире.

В какой-то момент, его пьяное тело пошатывается назад, и его нога ударяет меня не в живот, а в лицо. Я слышу хруст, слышу взрыв между висков, взрыв красок и еще какой-то дряни, из-за которой закладывает уши, и испускаю громкий стон.

Натан Баумгартен бил меня, но он никогда не позволял себе ничего подобного. Мне вдруг кажется, что он никогда не остановится, и только потом я понимаю, что валяюсь на земле уже несколько минут в полном одиночестве. За тонкими стенами моего дома пищит мать, громыхает мебель, бьется посуда, а я валяюсь в грязи и прерывисто дышу.

Надо встать. Я поднимаюсь, кренясь в бок. Выпрямляю спину и гляжу перед собой на дом, не зная, что делать. Зайти обратно? Наверно, я повременю с этим.

Протираю лицо и внезапно горблю плечи. На пальцах кровь. Кажется, он попал мне по носу, когда врубил ногой по голове. Пытаюсь вдохнуть воздух – вроде все в порядке, а, значит, все не так уж и плохо.

Я пытаюсь улыбнуться, а вместо этого ощущаю на щеках тупые слезы. О, да, только и осталось, что реветь, правильно. Дергаю головой, чувствую, как от боли на глаза падает темное покрывало, и отшатываюсь в сторону, едва не рухнув вниз. Прекрати реветь, надо взять себя в руки, надо успокоиться, надо…

Хлопаю ладонью по губам и до боли морщусь, согнувшись пополам, как от нового удара в живот. Стоит мне только подумать, что я обязана пересечь порог этого дома, как тут же тело трясет от горячки. Словно вирус по моим венам проносится не просто злость, а отчаяние, ледяное и удушающее, и я не могу нормально дышать.

Неожиданно за моей спиной разносится визг тормозов. Кто-то выкрикивает мое имя, я неуклюже оборачиваюсь, опустив по швам руки.

– Реган?

Из окна высокого, черного джипа на меня во все глаза пялится Кори Гудмен. Что он здесь делает? Сначала я вообще думаю, что он мне привиделся. В конце концов, папа мне круто зарядил по лицу. Может, я рассудка лишилась. Однако затем это видение оживает, и уже через пару секунд парень выпрыгивает из салона, будто бы ужаленный.

Кори несется ко мне со всех ног. Он замирает в паре метров и громко выдыхает. Не знаю, что именно его так шокирует: то, что я реву, или то, что у меня кровь.

– Какого…

Он замолкает. Приближается ко мне и покачивает головой. Если на чистоту, то ему вряд ли что-то известно о моих чувствах. Кори понятия не имеет, что я сейчас ощущаю. Он думает, мне нужна его поддержка, нужны его объятия. А мне нужно, чтобы он ушел.

Мне стыдно, и я хочу провалиться сквозь землю.

– Реган, когда это произошло?

– Почему ты еще не уехал?

– Я уезжаю.

– А здесь что делаешь?

– Хотел проехать по этому кварталу напоследок. Какая блин разница? – Кори делает два широких шага вперед и оказывается прямо перед моим носом. – Идем.

– Куда?

– В полицию.

– Его не накажут.

– Накажут.

– Нет. – Я шмыгаю носом и отступаю назад, не зная, как себя вести. – Папа дружит с шерифом. Это бессмысленно. К тому же, я совершеннолетняя.

– И что? – Громко взвывает парень, и неожиданно за его спиной визжит автомобиль. Я гляжу ему за спину. Кто-то сидит за рулем и с силой надавливает на гудок. – Эй, просто на меня смотри, окей? Они подождут.

Перевожу взгляд на друга.

– Я разберусь.

– Не хрена не разберешься! Пошли к моим родителям, они помогут.

– Зачем? Слушай, я не хочу вас втягивать. Тебя ждут. Иди, – я выдавливаю страдальческую улыбку, а затем бросаю это дело и вновь горблюсь, – тебя это не касается, ладно? Тебя здесь вообще быть не должно.

Машина вновь сигналит, и тогда Кори оборачивается и орет во все горло:

– Заткнись, Уилл!

Не помню, чтобы он так с братом разговаривал. Обычно Уиллу он поклоняется, а тут даже голос повысил. Видимо, я, действительно шокировала его своим видом.

– Не мое дело? – Спрашивает он, вновь впялив в меня оторопелый взгляд. Он глядит на мое лицо, жалобно дергает губами и отворачивается. – Ублюдок. Какого хрена, как ты вообще здесь живешь, черт.

Столько ругательств за один раз? Да Кори, кажется, не в себе. Я усмехаюсь.

– Смешно? Ну, конечно, давай поржем, Реган.

– Ничего не смешно, просто это мои проблемы.

– У тебя лицо разбито!

– Серьезно?

– Хватит, Реган, иначе я накостыляю тебя в дополнение к тому, что уже имеется.

– Меня в Йель не приняли, – почему-то отрезаю я. Не думаю, что сейчас подходящий момент для разговора по душам, но слова сами срываются с языка.

– Что? – Глухо переспрашивает Кори.

– Ага. Я узнала минут пятнадцать назад.

– Черт, Реган….

– Сегодня мой день, – я хочу взмахнуть руками, но шею сводит, и поэтому я просто неуклюже передергиваю плечами. Кори собирается что-то сказать, но неожиданно за его спиной громыхает дверца, и парень застывает.

Наклоняю голову и вижу, как на нас движется чья-то тень. Вскоре она приобретает очертания высокого, широкоплечего парня, с которым мне уже доводилось видеться, но с которым я не желала бы вновь пересекаться.

Уильям Гудмен останавливается передо мной с недовольной миной. В зубах у него торчит сигарета, волосы взлохмачены, как у породистого комондора, а в глазах полыхает нетерпение, такое же колючее, как и кожаный браслет на руке, увешенный серебристыми шипами. Мило. Я скептически морщу лоб, когда оцениваю его безделушку.

– Чего так долго? – Спрашивает он у Кори, не обращая на меня внимания. – Торчать здесь – нет времени.

– Подожди, Уилл, мне надо разобраться.

– С чем?

– С ней.

Кори указывает на меня, и, наконец, Вильгельм Завоеватель переводит на меня свои затуманенные глаза. Мне кажется, он под кайфом. Зрачки у него черные и гигантские.

– Напоролась на дверь? – Шутит он и внезапно приподнимает пальцами мое лицо за подбородок. Изучает мой окровавленный нос, и, несмотря на то, что я вырываюсь, стоит ровно, по-прежнему стискивая в зубах сигарету. – Жить будет. – Он опускает руки и вновь смотрит на брата. – Теперь мы можем идти?

– Чувак, ей помощь нужна.

– Ничего мне не нужно. – Защищаюсь я.

– Поехали с нами.

– Что? – Восклицаю одновременно с Уиллом. Парень усмехается. Наклоняется над братом и выдыхает облако сероватого дыма ему в лицо. – Она не поедет.

– Я ее не оставлю.

– Тогда и ты не поедешь.

– Да в чем проблема? Реган, – Кори смотрит на меня, – давай, ты ведь хотела укатить отсюда, верно? Забей на предков, поедем с нами.