Не прошло и минуты как мы выволокли наверх связанного по рукам и ногам, трясущегося от холода старика. Его рот был плотно запечатан скотчем, а на лбу красовался роговой нарост ультра - сизого цвета. Вся его одежонка состояла из пижамы и рваной бабской кофты. Разрезав веревки мы положили его на диван и влили в глотку двести граммов водки. Остальное ушло на растирание и массаж, который Макс проделал на совесть, так, что стариковские кости, жилы и суставы только жалобно скрипели, да потрескивали. Через полчаса он стал у нас розовый как порося и мог довольно прилично ворочать языком. Как только это произошло мы накинулись на него с целым ворохом вопросов.

- Вы Николай Александрович? - Первое, что спросил я.

- Он самый. Николой Александрович Муравьев. - Привстал старик, отыскал на полу стекляную баночку и сплюнул туда мокроту. - Спасибо вам, товарищи, век не забуду. Еще бы несколько часов и я бы отдал Богу душу. Кто вы такие и как меня нашли?

- Нас сюда прислала ваша знакомая, товарищ. - Усмехнулся Ухов от такого обращеня. - Инна Николаевна, кажется она ваша двоюродная пллемяница, товарищ? Она сейчас в больнице и сильно переживает за свою дочку. Где она сейчас находится и что тут у вас произошло?

- Какая знакомая! Какая племяница! - Негодующе возмутился старик. Она моя родная дочка. Боже мой, Инночка в больнице? Что с ней, что с моей девочкой? - Вместо ответа, глядя на нас с вопросительной мольбой залепетал он. - Да говорите же, наконец, что там случилось?

- Успокойтесь. - Прижал его к дивану Ухов. - С ней все в порядке. Она ранена, но не опасно. Совсем скоро вы сможете её увидеть. Отвечайте на наш вопрос, где сейчас находится Виктория Бурова?

- Откуда ж мне знать? - Едва слышно ответил старик и по его морщинистым щекам потекли слезы. - Инночка доверила мне внучку сегодня ранним утром, а я её не уберег и нет мне за это никакого прощения, лучше бы я в самом деле сдох!

- Ты, старый пень, лирику - то свою кончай! - Встряхнул его Ухов за плечи. - Говори русским яэыком, что у вас тут произошло после отъезда Соколовских?

- Беда у нас произошла. - Ответил Николай Александрович и устало прикрыл веки.После того как Инночка вместе с мужем уехали, я напоил Вику чайком с вареньем и велев ей никуда не отлучаться без моего разрешения, сам прилег ещё немного вздемнуть, потому, что почти всю ночь не спал. Я - то, старый дурень, и не думал, что все так серьезно, да и на Барона понадеялся. Злющий у меня овчар. Зря только понадеялся, он даже не разу не гавкнул.

А я - то заснул, да крепко так, ничего не слышал. Проснулся только тогда, когда Вика кричать стала. Выпрыгнул я из под одеяла и прямо в пижаме к ней в комнату, сперва-то думал, что приснися ей сон страшный, потому и кричит. Выскочил я, знаит, тут совсем даже не сон.

Два мужика с черными колпаками на головах заламывают руки моей Вике. Я на них с кулаками, а они меня как шваркнут, ну я и отлетел обратно к себе в комнату. Еще копчиком о печку сильно шарахнулся. Лежу на полу, а как встать не знаю.

Тогда, думаю, кричать надо, может кто из соседей услышат, да придут ко мне на помощь, ну и заорал. Шибко-то не мог, а так, пропищал больше. А лиходеи, значит, видят такое дело и зашлепали мне кричалку пластырем. А потом говорят промеж себя, что дескать, мочить деда надо. А другой-то, спасибо ему, не соглашается, возражает. Говорит, - все бы тебе мочить, да мочить, скоро рвать меня начнет от твоего мочила. Если все сложится нормально, тебе ещё предстоит троих пришить. Отведешь душу. А лишнюю кровь проливать не надо. Старик, наши личности не видел, а значит и узнать не сможет. Говорит, значит, чтобы у нас с ним хлопот не было, мы лучше его свяжем и в подпол закинем. Пускай, мол, спокойно отдыхает, а если у нас сегодня вечером получится какой - то прокол, то через этого деда, меня, значит, предупредим Соколовских, чтобы не дергались, иначе мы их маленькой сучонке, внучке, значит, отрежем голову. Пусть она у нас в заложницах будет.

На том они и порешили, связали меня моими же веревками и столкнули в подпол. А я когда падал, то лоб сильно пришиб. Аккурат я им об кадку с огурцами пришелся. Вот от этого удара я сознанье-то и потерял. Гляди ка какой рог вырос! Не то, что смотреть - щупать страшно, изверги проклятые.

Ну вот, а когда я в себя - то пришел, здесь, наверху, надо мною, уже никого не было. Тихо стало. Я часа два покрутился и понял, что от веревок этих, проклятущих, мне самолично нипочем не освободиться. Хреново мне стало, холодно. Понял я, что к вечеру или самое позднее к ночи околею. Так бы оно и случилось, да на мое счастье, Бог мне вас послал.

- Не Бог, а ваша дочь, Инна Николаевна. - Задумчиво возразил я. - Но почему она не сказала нам, что вы её отец?

- То долгая история. - Вздохнул старик. - Я от Лиды и Инночки ушел лет тридцать назад, когда она только в первый класс пошла. Правильно будет сказать, не сам я ушел, Лидка меня выгнала, годючка семихвостая. Нашла себе одного богатого спекулянта, а меня прогнала. Инночка-ь то тогда маленькая была, ничего не понимала, а как только соображать начала, лет в четырнадцать, хотела ко мне ко мне насовсем перейти жить. Мне к тому времени завод, в другой раз, однокомнатную квартиру выделил, что ты! Сталинской планировки, хоть в футбол играй. Так, что нам с Инночкой места бы за глаза хватило. Я ведь так и прожил потом одиночкой. Все для неё место берег, а она так и не пришла. Лидка не пустила.

Ага, сказала она об этом Лидке, а та ей говорит, - Пожалуйста, я тебя не держу, но только перед тем как уходить к своему нищему папаше, ты оставишь дома все свои вещи, все, что купила я и отчим.

А там было, что оставлять. В семьдесят седьмом году не каждая четырнадцатилетняя девчонка такое имела, там тебе и магнитофон, и проигрыватель, и дорогой фотоаппарат со спортивным велосипедом. А про шмотки я вообще молчу. Шуба, дубленка, кожаный плащ, такие вещи были не у каждой бабы. И ещё она Инночку предупредила, что если та уйдет ко мне, то она умывает руки и на её обучение в институте не даст ни гроша. Почему Лидка на меня так озлобилась я до сих пор точно не знаю. Наверное потому, что сама работала в горкоме секретарем - машинисткой, а я ишачил на заводе простым работягой. Она этого стеснялась, поэтому в кино или к подругам всегда ходила одна. В конце концов она и Инночку научила меня стесняться.

Но я не в обиде, все равно дочка ко мне хорошо относилась. Хоть она ко мне так и не переехала, но попроведать забегала частенько, а когда ругалась с Лидкой, то всегда ночевала у меня. Ну и потом, когда в институте училась, на день по несколько раз прибегала, то перекусить, то просто так. Институт-то рядом со мной. Зря только училась, четыре года потратила, а работает продавщицей.

- Действительно странно. - Согласился я. - А что так?

- Так ведь отчим её настоял. Говорит, что учителкой всю жизнь в нищете проживешь, а будешь работать продавцом, так человеком станешь. Вот она его и послушалась. Тут, вскоре замуж вышла за Витьку Бурова, шалопая. Покуда им Лидка квартиру купила они у меня проживали, так я ей сразу сказал, что ничего у тебя путного с этим Витькой не получится. Так оно и вышло...

- Николай Алексанрович, - наконец - то я прочно зацепился за мысль, которая прозрачной тенью, мимолетно проносилась в мозгах. - Минуту назад пересказывая разговор бандитов вы обронили такую фразу, что дескать, если оставим старика в живых, то он обязательно предупредит свою дочь, чтобы она не дергалась, иначе они убьют вашу внучку. Это так?

- Это так и я от своих слов не отказываюсь. - Обиделся Муравьев.

- Но ведь ваша связь с дочерью, Инной Николаевной не афишировалась. О ней знале немногие. Я правильно понимю?

- Правильно. Я вам уже говорил, что Инна меня стеснялась, а я не хотел доставлять ей лишние огорчения и поэтому мало кому рассказывал о нашем родстве.

- Но бандиты - то об этом знали! Интересно, из каких источников?

- А я - то почем знаю? - Развел руками опальный отец. - Не знаю.