Порой Есенин читал гранки заинтересовавшей его книги, забывая о прямых корректорских обязанностях. "Есенин работал со мной на первой корректуре, - рассказывает М. М. Мешкова. - Откровенно говоря, я им порой была не очень-то довольна. Как сейчас помню, шло у нас собрание сочинений Сенкевича. Я считывала с Есениным один из томов. Он буквально не давал мне править корректуру, торопил: скорей, скорей! Все хотел узнать, что же будет дальше с героями. Дочитав гранки, Есенин, не дожидаясь, пока из наборного отделения поступят новые, направлялся туда сам. И так повторялось не один раз". В типографии перед Есениным проходил весь процесс рождения книги, здесь он видел, как взыскателен большой художник к слову, как он тщательно шлифует книгу в гранках, добиваясь выразительности, красочности, пластичности повествования. "Проявляя громаднейшую настойчивость в своем стремлении научиться писать, - замечает Н. Сардановский, - Есенин боготворил поэзию и лучших художников слова... Вскоре эрудиция его в области поэзии была незаурядной... Заметно было, что и тогда он "прицеливался" к технике искусства. Помню, он как-то делился со мной своими впечатлениями о внешности писательских рукописей Бальмонта и других поэтов".

* * *

После купеческого Замоскворечья в типографии Есенину открылся иной мир: живой, ищущий, беспокойный. "Фабрика с ее гигантским размахом и бурливой, живой жизнью произвела на Есенина громадное впечатление. Он был весь захвачен работой на ней..." - вспоминает писатель Г. Деев-Хомяковский. Здесь Есенина окружала молодая рабочая поросль. Настроены многие печатники были демократически. Кое-кто из них, как и Есенин, увлекался литературой, посещал университет Шанявского, вечерние общеобразовательные курсы для рабочих. Прошло немного времени, и у Есенина появляются товарищи и друзья среди молодых наборщиков, переплетчиков. "Он как-то незаметно для нас, очень скоро сумел установить довольно близкие отношения с рабочими переплетного, наборного цехов, - рассказывает Н. Р. Изряднова. - Они при встрече дружески называли его "Сережа".

Есенин работал в типографии Сытина в то время, когда после Ленских событий 1912 года на фабриках и заводах рабочий класс России готовился к новым схваткам с царизмом. В стачечном движении в эти годы активно участвуют сытинцы, имеющие боевой опыт борьбы с самодержавием.

В революционные дни 1905 года выступление рабочих типографии Сытина послужило сигналом к забастовке всех московских печатников. Во время декабрьского вооруженного восстания дружинники-сытинцы с оружием в руках сражались на баррикадах, возведенных на Пятницкой улице. Первый и третий номера газеты "Известия Московского Совета рабочих депутатов" (единственной, которая выходила в дни восстания) были напечатаны рабочими-сытинцами. Стремясь сломить революционный дух сытинцев, царские войска по приказу адмирала-карателя Дубасова подожгли типографию.

Все, что довелось узнать, услышать Есенину в типографии о событиях 1905 года, взволновало его, заставило задуматься, иной предстала перед молодым поэтом окружающая его действительность. "Вот и гаснет румяное лето со своими огненными зорями, а я не видал его за стеной типографии, - с грустью пишет Есенин в октябре 1913 года Панфилову. - Куда ни взгляни, взор всюду встречает мертвую почву холодных камней, и только видим серые здания да пеструю мостовую, которая вся обрызгана кровью жертв 1905 г.". "Да, Гриша, все-таки они отодвинули свободу лет на 20 назад", - добавляет он в другом письме, имея в виду жестокую расправу царизма с героями революции пятого года. Среди сытинцев были такие, которые знали, что надо делать для изменения существующих условий, как бороться с пошлостью безвременья. Еще недавно Есенин чувствовал себя одиноким, и ему, по собственному признанию, было не с кем разделить наплывшие чувства души. Теперь картина меняется. "Здесь хоть поговорить с кем можно и послушать есть чего", - пишет он другу, призывая его вырваться на волю. Есенин посещает нелегальные рабочие собрания и массовки; выполняет отдельные поручения: распространяет среди рабочих журналы, листовки. "Сережа был очень ценен в своей работе на этой фабрике (то есть типографии. - Ю. П.}... как умелый и ловкий парень, способствовавший распространению нелегальной литературы", - вспоминает один из современников поэта. С рабочими, настроенными демократически, Есенин сближается вскоре после того, как поступает в типографию. В конце апреля 1913 года он сообщает в письме Панфилову: "Недавно я устраивал агитацию среди рабочих письмами. Я распространял среди них ежемесячный журнал "Огни" с демократическим направлением. Очень хорошая вещь... Ты должен обязательно подписаться".

Журнал "Огни" в ноябре 1912 года стала выпускать группа демократических литераторов во главе с писателем Н. Ляшко. Сотрудничали в нем С. Дрожжин, И. Белоусов, А. Ширяевец, С. Обрадович и другие. "...Дать широкому слою читателей доступный по форме и разнообразию материал для всестороннего духовного развития" - такую цель ставил журнал "Огни". Проявляя интерес к журналу "Огни", участвуя в его распространении, Есенин предполагал в дальнейшем напечатать там свои стихи, однако весной 1913 года журнал был закрыт. "В 1912 году, - рассказывает С. Обрадович, - я стал сотрудником журнала "Огни". Журнал на шестом номере был закрыт. Фактический редактор журнала Н. Н. Ляшко отправился на два года в "сидку". О сближении Есенина в этот период с революционной молодежью рассказывает А. Р. Изряднова. В своих воспоминаниях она пишет, что Есенин "состоял в революционном кружке. Помню, приходил домой с целой охапкой прокламаций, возбужденный, взволнованный, - надо прокламации разослать по адресам". В письмах к Панфилову Есенин рассказывает (насколько это позволяли цензурные условия) об участии рабочих типографии в забастовках и демонстрациях, об арестах и обысках и о том, в какой мере все это касается его лично. "...Твоя неосторожность, - сообщает он другу, - чуть было упрятала меня в казенную палату. Ведь я же писал тебе: перемени конверты и почерка. За мной следят, и еще совсем недавно был обыск у меня на квартире. Объяснять в письме все не стану, ибо от сих пашей и их всевидящего ока не скроешь и булавочной головки. Приходится молчать. Письма мои кто-то читает, но с большой аккуратностью, не разрывая конверта. Еще раз прошу тебя, резких тонов при письме избегай, а то это кончится все печально и для меня, и для тебя. Причину всего объясню после, а когда, сам не знаю. Во всяком случае, когда угомонится эта разразившаяся гроза".