"Эта ссора тяжело отразилась на всей дальнейшей жизни матери, а особенно на детстве Сергея... Дедушка поздно хватился улаживать жизнь матери и после неудачных попыток тоже стал чуждаться ее. Через несколько лет мать наша, имея на руках трехлетнего Сергея, ушла от Есениных. Дедушка взял Сергея к себе, но мать послал в город добывать хлеб себе и своему сыну... Мать пять лет не жила с нашим отцом, и Сергей все это время был на воспитании у дедушки и бабушки Натальи Евтеевны. Сергей, не видя матери и отца, привык считать себя сиротою, а подчас ему было обидней и больней, чем настоящему сироте".
Детство без родителей оставило в душе Есенина глубокую травму и отозвалось не одной грустной нотой в его юношеских стихах.
Будто жизнь на страданья моя обречена;
Горе вместе с тоской заградили мне путь;
Будто с радостью жизнь навсегда разлучена,
От тоски и от ран истомилася грудь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Догадался и понял я жизни обман,
Не ропщу на свою незавидную долю.
Не страдает душа от тоски и от pan,
Не поможет никто ни страданьям, ни горю,
писал шестнадцатилетний Сергей Есенин в стихотворении "Моя жизнь". И, конечно, не только литературными влияниями, которые, как и все начинающие поэты, испытал молодой Есенин, можно объяснить подобные строки.
"Первые мои воспоминания, - пишет Есенин в автобиографических заметках, - относятся к тому времени, когда мне было три-четыре года.
Помню лес, большая канавистая дорога. Бабушка идет в Радовецкий монастырь, который от нас верстах в 40. Я, ухватившись за ее палку, еле волочу от усталости ноги, а бабушка все приговаривает: "Иди, иди, ягодка, бог счастье даст".
Часто собирались у нас дома слепцы, странствующие по селам, пели духовные стихи о прекрасном рае, о Лазаре, о Миколе...
Нянька - старуха приживальщица, которая ухаживала за мной, рассказывала мне сказки, все те сказки, которые слушают и знают все крестьянские дети.
Дедушка пел мне песни старые, такие тягучие, заунывные. По субботам и воскресным дням он рассказывал мне библию и священную историю".
В беседе с литератором И. Н. Розановым Есенин как-то заметил: "Оглядываясь на весь пройденный путь, я все-таки должен сказать, что никто не имел для меня такого значения, как мой дед. Ему я больше всего обязан... Это был удивительный человек. Яркая личность, широкая натура, "умственный мужик"... О нем говорю я в своем стихотворении "Пантократор". Дед имел прекрасную память и знал наизусть великое множество народных песен, но главным образом духовных стихов".
И в стихах и в автобиографиях Есенин подчеркивал роль. которую сыграл в его жизни дед Федор Андреевич Титов:
Года далекие,
Теперь вы как в тумане.
И помню, дед мне
С грустью говорил:
"Пустое дело...
Ну, а если тянет
Пиши про рожь,
Но больше про кобыл".
По свидетельству родных поэта, многие черты характера Есенин унаследовал от деда, человека интересного и своеобразного.
Федор Андреевич Титов в делах был удачлив и смел, в работе спор, знал, чем расположить собеседника, понравиться окружающим. Имея приятный голос, неплохо пел, любил слушать старинные народные песни, с детьми был добр и ласков, вместе с тем вспыльчив, временами даже жесток.
По весне Федор Андреевич вместе с другими односельчанами отправлялся в Петербург - на заработки. Там они нанимались рабочими на плоты или на баржи и плавали по воде все лето. Некоторые из них даже приобрели свои небольшие баржи., Была одно время собственная баржа и у деда Есенина. Возвращаясь в село из Петрограда глубокой осенью, константиновские мужики "благодарили бога", а затем потчевали своих односельчан. Обычно в такое время в доме Титовых "...веселье продолжалось неделю, а то и больше, потом становилось реже, от базара до базара, а к концу зимы и вовсе прекращалось за неимением денег. Тогда наступали черные дни в семье Титовых. То и дело слышались окрики дедушки: "Эй, бездомники! Кто это там огонь вывернул?" И начиналась брань за соль, за спички, керосин", - рассказывает Екатерина Александровна Есенина.
Картина эта в какой-то мере напоминает обстановку в каширинском доме, где прошло детство Горького. Да и печальный конец питерской истории, когда пожар и наводнение уничтожили баржу Титова и он оказался почти разоренным, заставляет вспомнить последние дни каширинского красильного дела.
Ко времени, когда дед Есенина взял маленького внука к себе, его дела сильно покачнулись. Отправляя дочь - мать поэта - в Рязань, Федор Андреевич приказал ей высылать на содержание внука три рубля в месяц.
Трое взрослых неженатых сыновей Ф. А. Титова каждый по-своему занимались "воспитанием" Есенина. Ребята они были, как говорил поэт позднее, озорные и веселые. Они сажали трех-четырехлетнего мальчугана на лошадь и пускали ее в галоп или "учили" плавать, бросая из лодки в воду чуть ли не на середине Оки. Позднее, лет восьми, одному из них Есенин часто доставал в луговых озерах подстреленных уток.
По-матерински заботилась о Есенине в доме Титовых бабушка Наталья Евтеевна. "Бабушка любила меня из всей мочи, и нежности ее не было границ", - признавался поэт. Отправляясь на богомолье, она брала внука с собой, зная, что без нее в доме его могут обидеть. В долгие зимние вечера она рассказывала ему сказки, пела песни, духовные стихи, унося воображение мальчика в мир старинных преданий и легенд:
Под окнами
Костер метели белой,
Мне девять лет.
Лежанка, бабка, кот...
И бабка что-то грустное,
Степное пола,
Порой зевая
И крестя свой рот.
Есенин не только слушал с интересом, но иногда и сам под впечатлением рассказанного начинал фантазировать и "сочинять". "Толчки давала бабка, пишет Есенин. - Она рассказывала сказки. Некоторые сказки с плохими концами мне не нравились, и я их переделывал на свой лад".
В стихотворении "Бабушкины сказки", опубликованном в 1915 году в детском журнале "Доброе утро", Есенин вспоминает, как в долгие зимние вечера они, деревенские ребятишки, с любопытством слушали увлекательные истории:
