Сергей Цветков Нельзя моргать © Цветков С. А., 2019 Нельзя Нельзя забыть Молочное
Бесстыжее солнце задом загородило деревню. Мы всю посадили рассаду! И тыквы, и даже ревень! Поэтому я разутый, в майке, прилипшей до пят, несу обгоревшим утром пищащий букет цыплят. И хрупкие капли птичек, проклювываясь в руках, мне солнце в ладони тычат, нагретое в кувырках. Я этот букет обменяю на велосипед у брата! И буду кататься с краю от рамы, как все ребята, танцуя на двух педалях, как будто бы на ходулях. Но мне домечтать не дали, и вот уже на ходу я в окопы кидаюсь шишкой с наряженным грязью лицом. Машу, как трофейною шашкой, обгрызанным огурцом! А после, на передышке, раненья горохом-свинцом у сердца – пернатой пташки — крыло превращаю в крыльцо, и в четырёхкамерном доме мы пьём молоко с малиной. Пока я всё это помню, мне детство кажется длинным. Озеро Мальчик в лодке речку трогал, Или лодка тянет воду. Руки закатав в тюльпаны, Мальчик тянет одеяло. Это солнце в камышах Прячет золото в мешках. Это время на воде Водомеркой делит день. Это цапля – часовой — Правой тикает ногой. Это мальчик в лодке лишней Зацветает белой вишней. Эту лодку утопи Уткой, пойманной в топи И с лягушками из воска С головой нырни в извёстку. Рыбы плавной чешуёй Воду гладят под водой И смыкают пузырями То, что мы ещё не знаем. Этот вечер – зелен лён — Тянет сердце на бутон. В этот вечер время сквозь Сердце с озером сплелось. Пенопласт В детстве мы как-то с папой ездили вместе на речку. Он мне нарезал корабль из пенопластовой печени. В центр скрипучей льдинки парус вонзил прозрачный, вышитый из бутылки для карандашной мачты. Дикая талая речка прыгала между льдинок, сонные белые плечи вынув наполовину. Речка несла теплу их, освобождала пояс. В маминых поцелуях таял отцовский голос. Папа смочил корабль, в руки мои вложил, и я чувствовал: речки кабель, словно мои сухожилия, тоже пропитан горькой, розовой минералкой. Стал мой кораблик – коркой, тем, кто не умирал, как папа. Двигался лёд. «Этот кораблик слабый до Африки доплывёт». Тогда я поверил, папа. Игрушки Сердце в прошлое обуто — я ударился об утро. Зажужжало за диваном всё, что детство задевало. Кличут первые игрушки, говорят наоборот, помнят лампочки и груши мой беззубый смелый рот. Встрепенулись воробьями все слова из писем маме. Был мой дом – пустой орех, и я в нём чертил поверх бесконечных стен мелками, клеил солнце на слова, связывал их узелками и для скрепа целовал. Если носок дырявый, значит, это червяк вылез прямо из правой ноги плясать краковяк. Дерево – это ступеньки! Лестницу – только в прыжок! Содранные коленки я стирал в порошок! У двери росла засечка, каждый месяц по чуть-чуть поднимала человечка, чтобы будущим обуть. Мудрый дедушка баюкал, был всегда в очках и брюках. В пряже бабушка жила, будто это кожура. Мама – это поцелуи в руки, в локти, в лоб, в живот. Папа – это тот, кто в клюве держит то, что не живёт. Мама всегда покупала новые ложки в дом — ложка за маму стала самым строгим отцом! Правда всегда на стенах! Руки не держат ложь! С усами из мыльной пены я на пирата похож! БЛЮЗ КАПИТАНА ВЛАДА Я пират я закопал клад в ванне моей я повелитель морей Я грозный пират Я Капитан Влад я морской волк а на руке крутая переводная наколка! Сердце в прошлое обуто — я ударился об утро. Зажужжало за диваном всё, что детство задевало. Первобытные рисунки спрятал я надежно в сумке. Моя мама – кенгуру, это значит – не умру. Это значит, сердце будто бьётся головой об утро — стрелки на часах идут. Я живой. Я есть. Я тут. |