– Это кого там держат, а? – не умолкала трубка, накаляясь от эмоций. – Да будь моя воля, я бы их всех в психушку отправила!

Попыхтев таким образом минут пять и сбросив весь запал справедливого гнева, Римма наконец-то перешла к самой что ни на есть возмутительной сути инцидента:

– Пошла, значит, Дина – ну, ты ее знаешь, моя одноклассница, вечно глаза подводит жирными стрелками, – в Александро-Невскую по важному делу. Понимаешь, залетела она совсем некстати. Тут бойфренд безработный, она сама в няньках кое-как перебивается, плюс почки плохо работают. Куда ей рожать в сорок лет! Итак, нацепила она юбку, косынку ради такого случая, чтоб эти мерзкие бабки не цеплялись, и прямым ходом к иконе Николая Чудотворца. И стала, в общем, просить, чтоб выкидыш получился. Где ей взять денег на аборт… Побубнила свое, свечку зажгла и вышла из церкви. Все так чинно, культурно. Вдруг на выходе кидается на нее одна озверелая бабка, начинает ее лупить и кричать на всю улицу: «Ах ты, скотина! Чего просить вздумала у Николая Чудотворца!»

А сама из себя страшная, как моя жизнь при лунном свете. Видно, давно бомжует.

Крик, шум. Дина от нее отбивается, как может, и вопит: «Помогите! Патруль вызывайте!»

Словом, кино и немцы. Еле Дина отвязалась от этой чокнутой…

– Нет, ты ответь мне, что за состав в этой церкви? – в голосе у Риммы послышалось непритворное возмущение и жажда возмездия. – Это… это… – Она запнулась, подыскивая точную формулировку. – Это представляет опасность для общества!

Я робко высказала предположение:

– Может, это Катя была?

– А это еще кто? – последовал настороженный вопрос.

Вместо ответа перед глазами тут же возникла картина… Пожилая, замотанная разноцветными шалями женщина с простоватым обветренным лицом поучала молодую мамашу с ребенком у входа в церковь:

– Первое дело – всегда записки о здравии подавай. И за упокой, конечно. На том свете сродникам твоим радость будет…

По мере объяснения она все больше и больше оживлялась. Потом выудила из глубин складок огрызок карандаша и стала выводить на бумажке что-то «мичуринскими» буквами, комментируя:

– Самое главное, сперва крест животворящий нарисуй. – И на бумаге появился жирный восьмиконечник.

Ее слушательница внимала науке писания записок, боясь пропустить хоть одно слово.

«Сразу видно, новичок, – дедуктировала я, разглядывая парочку исподтишка. – А эта и рада свободным ушам. Все-таки какая катастрофа эти всех поучающие бабки-всезнайки!»

Катя тут же сменила тему лекции:

– В церковь разные люди ходят. От некоторых подальше надо быть. Страшные вещи могут сделать. Колдовство, например…

«Сейчас начнется кошмар на улице Вязов», – подумала я и поспешила отойти.

Тем не менее рассказ Риммы сложился в некий образ. Да, есть при Александро-Невском храме какая-то легендарная личность. Одевается не по сезону, ведет себя более чем странно, «чудесит».

Однажды я видела, как один священник с Катей советовался, спрашивал, как ему поступить. Тема разговора со стороны не ясна, но видно было, как уважительно он слушал ее ответ. Вообще была та еще сцена! Жара, в тени тридцать пять градусов. Батюшка пот вытирает то и дело, а рядом Катя стоит в двух пальто, еще и теплым платком перевязанная, будто ее только что с Полярного круга к нам закинули, а назад возвращать не думают.

Потом из любопытства я все же поинтересовалась у прихожан, что за птица эта Катя?

Люди говорили разное.

– У одной женщины болела рука, не разгибалась, – рассказала Лика, медсестра в прошлом, сиделка в настоящем. – Она стояла перед иконой и молилась. Катя подошла сзади да ка-а-ак стукнет по больной руке: «Зачем ты столько молишься?» И пошла себе дальше. На другой день рука прошла сама собой.

– Болящий человек, что тут сказать, – подхватила вторая. – Как по мне, так не может блаженный человек материться. Особенно когда идет служба.

– Катюша – большая умничка, много чего знает, – вступила в разговор третья. – А еще она мне два раза предсказала, что будет со мной. Она неразговорчивая, подходит только к тем, кто ей нравится или надо кому-то что-то сказать. Я год не могла забеременеть. Очень переживала по этому поводу. Как-то она подошла ко мне и руками будто ребенка качает. Я ее спрашиваю: «Катюш, что ты делаешь?» Она смотрит и говорит, мне на живот показывая: «Вот там у тебя девочка!» И правда, через восемь с половиной месяцев у меня дочка родилась. А в остальном – иногда поздоровается, а иногда может пройти мимо и сделать вид, что не знает. Берет денежку, но не от всех, говорит, грязные деньги. Это то, что я знаю. Хожу в эту церковь уже двадцать семь лет, а она ко мне всего два раза подошла. Второй-то раз неожиданно так появилась рядом и спрашивает: «Откуда это все?» – показывая наверх. И учтите, ей нельзя задавать вопросы: она не любит, когда к ней пристают, сама подходит.

– Один парень раньше торговал цветами, и он рассказывал, что у Кати была дочка. Что-то с ней случилось, – вновь подключилась к разговору Лика. – Парень сейчас в монастырь ушел. Она не любит, когда на маленького ребенка «шумят», ругают его. Сама тогда кричит и ругается.

Иногда просит деньги, покупает что-то модное, несколько часов поносит и отдает сидящим около ворот церкви нищим. Может и ударить, если под горячую руку к ней попадете. Сама может дать денежку, угостить.

– Она очень любила моих детей, когда они были маленькими. Часто давала им деньги, – продолжала рассказ медсестра. – Именно в тот момент, когда они были нужны. Один раз, лет восемь тому назад, у меня зимой отключили свет. Часть денег я внесла, но не хватало сорок лари. Именно в этот день она дала моему сыну ровно сорок лари. Или как-то газа не было у меня, и она опять дала десять лари – как раз столько, чтоб баллон заправить. Когда ситуация у меня выправилась, она и деньги перестала давать. А до этого бегала за моими детьми и монетки им совала в карманы. Я ей очень благодарна, хотя она меня не любит, все время ругает и кидается на меня. Не знаю, блаженная она или юродивая, но после смерти отца Виталия она в этой церкви живет.

И еще я помню такой случай – хотите верьте, хотите нет. Однажды, в Чистый четверг, когда читали Евангелие, я с детьми была целый день в церкви. Начал собираться дождь. Катя стояла, смотрела на небо и пальцем крутила так, будто лассо закидывала, разгоняла тучи. Может быть, совпадение, но по всему городу в тот день был страшный ливень, а мы спокойно добрались до дома.

– Я брала Катю к себе домой ночевать, – подключилась к нашему разговору еще одна женщина. – Она очень своеобразная. Каждую ночь в три часа она вставала и начинала читать Псалтирь. Моя дочка спала рядом, и ей это мешало. Как-то она подумала: «Дать бы тебе по голове этой книжкой!» И подумала на грузинском языке! А Катя ей по-русски отвечает: «Это не мне, а тебе по голове книгой надо дать!» У Кати нет авторитетов. При случае может и священников обругать…

Я Катю знаю давно, так как живу рядом. Она ищет свою дочь – не знаю, где потерянную. Может постучать в дверь, и долго стучать. Если откроешь, будет ругаться: «Впусти, там моя дочь». Очень агрессивно может наорать, плюнуть и так далее. Но что странно: сама она чистоплотная, ходит в баню. Молочко сама себе покупает, в магазин специально для нее привозят то, которое она любит. Честно сказать, я ее не люблю, так как пугала она меня не раз.

– Жаль ее, больной человек, – возразила стоявшая поблизости прихожанка. – Вот вы тут чудеса о ней складываете, а я ничего подобного за ней не наблюдала. Она мне ребенка однажды так напугала, что он еще на подходе к церкви начинал плакать и отказывался входить. А еще я была свидетелем, как сочинялись ее предсказания и пророчества. Однажды она скандал устроила или приступ у нее был, не знаю, но она кричала всем и вся в церкви: «Все сдохнете, все сдохнете!» И через несколько дней в этой церкви умирает батюшка. И что я потом слышу? Якобы Катя во время литургии предсказала ему точный день и час смерти. Хотят люди верить в чудеса, что тут поделаешь… Еще учтите, что в магазине продукты она покупает без всяких фокусов, деньги считает. Так что Катю блаженной я бы не назвала… Больную и экзальтированную женщину считать блаженной… Ну и ну!