Тётя Катя гнала самогон, а дядя Петя торговал наркотиками. Несколько раз их привлекали к суду, но доказать ничего не смогли. В бедах своих они винили власть.
Сявка Меринов ездил по окрестным сёлам, скупал убоину и торговал мясом на городском рынке. Налоги не платил, зато весело бранил государство за разбитые дороги и хапужных гаишников.
Тётя Мотя и дядя Митя стеснялись называться фермерами, предпочитая привычное и достопамятное - единоличник. Выйдя из колхоза, получили долю в виде 12 га земли и груду ржавой техники, которая, тем не менее, исправно функционировала благодаря стараниям дяди Мити. Выращивали пшеницу и сдавали на спиртзавод, называя грабительскими закупочные цены на зерно. Построив новый дом, крыли крышу шифером, а государство - матом.
Деда Семёна новые времена застали врасплох, как часового заснувшего на посту.
- Всё, что было ценного, отняли, - печалился он. - Дали взамен полосатый флаг - и рады до усеру.
Что именно отняли он не говорил, но явно имел в виду Среднюю Азию, Прибалтику и Закавказье. Про Крым и говорить нечего - форменный грабёж.
Раз в месяц дед Семён ездил в город за пенсией. Войдя в автобус, громко здоровался со всеми пассажирами и раздражался, если кто-то не отвечал - бухтел, сопел и кашлял. За проезд платил, но билет не брал категорически, и жестом толстосума отводил руку кондукторши: "Не надо" - а ведь голь перекатная! Нет, советская гордость просто так не выветривается. Садился и доставал кондукторшу одним и тем же вопросом: когда же, наконец, заменят этот вдрызг разбитый автобус.
- Не рентабельные мы, - вздыхала женщина с билетами, пряча дармовой червонец в нагрудный карман. - Грозятся маршрут закрыть.
- Да, толку от него как от козла молока, - говорил дед, подразумевая, без сомнения, государство, козлиная сущность которого ни у кого не вызывала сомнений. Явно не козочка.
Баба Настя не любила "энту" власть из "прынципу", а баба Люба - из лучших побуждений, ну и за компанию, разумеется. Они друг без друга жить не могли и даже домовину предполагали заказать одну на двоих "навроде" общежития.
В общем, все ругали власть почём зря, понимай - бесплатно. И безбоязненно - демократия дала такую возможность - а что ещё вам надобно, господа? Больше у демократии ничего нет - ругайте.
Единственным исключением из правил был Пётр Иванович - балагур и выпивоха, философически настроенный лицедей, бывший десантник и профессиональный взрывник - взрывоопасный человек: вокруг него всегда кипели страсти. У него была редкая способность - кинет слово, и люди спорят, горячатся, хватают друг друга за грудки, ищут в драке мужицкую правду. А находили они её всегда на дне сорокаградусной, которую выпивали, когда во рту пересыхало от крика, и тогда Пётр Иванович произносил свой знаменитый тост: "Сто дней президента не стоят ста грамм водки - это верно, и, тем не менее, выпьем за его здоровье".
За здоровье главы государства он пил каждый божий день, потому как уважал. "Это ж надо - взять страну с кодлой наглых олигархов-иноземцев, страну, в которой всё хочется переписать набело, включая конституцию, и не сделать ни одного неверного шага - дорогого стоит".
Напившись, называл себя ангелом-хранителем земли Русской и пьяно плакал, напевая под нос государственный гимн в первоначальной его редакции - со Сталиным и Лениным. А что - из гимна слова не выкинешь.
Потом за ним приходила его верная супружница Дуся. Гнала домой.
- Интересно, за кого ты пить будешь, если произойдёт государственный переворот?
- Брошу, - отвечал Пётр Иванович. - Если какой переворот - брошу. И в партизаны уйду. Составы под откос пускать буду. Я теперь умный стал, просто так меня не возьмёшь...
Местные выборы случились летом, когда клубника, вдруг, пыхнула разом, да и ягода-малина решила не отставать. Только вот беда - сахара в магазине не оказалось, разобрали подчистую.
И не пошли бабы на выборы, а сидели в магазине и обсуждали насущные проблемы современности.
- Сахар нынче дорог, - сказала тётя Мотя. - Неподъёмная цена.
- А пенсия маленькая, - сказала баба Люба. - Совсем крошечная - копейки.
- На одну пенсию не проживёшь, - сказала баба Настя.
- Ни за что, - сказала баба Люба.
Самое интересное, что жили они на эту самую пенсию уже "шашнадцатый год", потому как иных доходов не декларировали и даже не знали что это такое - декларация.
Масла в огонь подлил Пётр Иванович, который зашёл в магазин сделать очередную инъекцию местной анестезии. А зашёл он вместе с мужиками, с которыми у него возник спор.
- Во всём, что бы ни случилось, виновата власть, - сказал Пётр Иванович. - Для этого мы её и выбираем - чтобы виноватой была. Ни для чего другого она не нужна.
Односельчанам очень понравилась первая часть постулата, а две другие вызвали возражения.
- Ты хочешь сказать, что мы дураков выбираем нарочно, да? - возмутился дед Семён. - Сами, значит, виноваты? То есть долбоёбы?
- Не все, - сказал Пётр Иванович, - но многие.
Внесённая поправка не изменила ситуации. Разъярённые мужики кричали и ругались - минут двадцать. Потом сам же Пётр Иванович и загасил раздутый им огонь.
- Не будем искать косеканс в споре и консенсус на логарифмической линейке, - предложил он.
- Не будем, - согласились мужики.
- А коли так - предлагаю выпить
Так они попали в магазин. Услышав бабские бредни насчёт пенсии, Пётр Иванович вытащил из кармана мятую бумажку и прочёл выписку из Василия Розанова: "Человек, в сущности, должен вечно работать, до гроба. А пенсия - не рента, на которую можно беспечально жить, а всего лишь помощь". И заплевали и заклевали бабы философа не хуже большевиков - у-у-у! совковое семя!
