Я не думал, что мой прием в знаменитой рейхсканцелярии станет официальным, ожидая лишь личной встречи с фюрером. Но не успел я выйти на широкую площадь перед входом в это величественное здание, как меня поразили звуки военного оркестра и вид почетного караула из двухсот немецких солдат, выстроившихся на площади. Сопровождающие из министерства иностранных дел пригласили меня осмотреть почетный караул, что я и сделал. Затем мы вошли в канцелярию и проследовали через ее длинные колоннады и впечатляющие порталы, пока не добрались до большого зала приемов. Там меня приветствовал глава протокольной службы, через некоторое время прошедший вместе со мной в кабинет фюрера. Гитлер тепло поприветствовал меня. У него было веселое лицо, выразительные глаза и радостный вид»198. ФОТО 2.1. Амин аль-Хусейни и Гитлер в новой рейхсканцелярии. Берлин, 28 ноября 1941 года (источник: Федеральный архив Германии в Кобленце, изображение 146–1987–004–09A, Hoffmann) Беседа муфтия и фюрера ограничилась обменом любезностями и выражением уверенности в том, что они сражаются с одними и теми же врагами – англичанами, евреями и большевиками199. Когда аль-Хусейни попросил Гитлера дать письменные гарантии независимости арабских территорий и особенно Палестины, диктатор уклонился от этой проблемы. После повторной просьбы аль-Хусейни Гитлер ответил ему, что на нынешней стадии боевых действий решать такие вопросы было бы преждевременно, но заверил муфтия в своей готовности вести «бескомпромиссную борьбу с евреями», в том числе и проживающими на арабских землях. Еще в одной просьбе о встрече с Гитлером (в 1943 году) аль-Хусейни было отказано200. Муфтий поселился в Берлине и несколько лет пытался влиять на политику Германии в отношении мусульманского мира. Вскоре он получил печальную известность из-за своих интриг против соперников, прежде всего против бывшего премьер-министра Ирака Рашида Али аль-Гайлани, который также перебрался в Берлин после поражения стран Оси в Ираке201. Гроб-ба, отвечавший за арабских коллаборационистов, поддерживал аль-Гайлани. Чтобы положить конец конфликту, курировать аль-Хусейни в итоге было поручено дипломату и бригаденфюреру СС Эрвину Эттелю, бывшему послу в Тегеране202. В последующие месяцы Эттель и муфтий (при поддержке Прюфера) успешно интриговали против Гроббы и аль-Гайлани. В конце 1942 года Гроббу заставили уйти из МИДа, а иракский политик потерял свое влияние. Деятельность аль-Хусейни в Берлине широко освещена в научной литературе, прежде всего в биографиях, написанных Иосифом Шехтманом, Клаусом Генсике и Дженни Лебель203. Тем не менее биографические работы, как правило, переоценивают влияние муфтия в Германии. На самом деле оно было крайне ограниченным. Его план добиться конкретных уступок и обеспечить гарантии независимости арабам и палестинцам – главная задача! – реализован не был204. Его предложения были успешными лишь в той мере, в какой они совпадали с интересами рейха. Самым ярким примером можно назвать его попытки помешать выезду евреев из стран-сателлитов Германии в Юго-Восточной Европе в Палестину205. Вместо того чтобы ставить муфтия в центр повествования, более разумным представляется рассматривать его лишь в качестве одного из элементов общей политики Германии, направленной на исламский мир. Немецкие чиновники использовали аль-Хусейни как пропагандистскую фигуру, когда обстоятельства того требовали. В конце концов, его услуги хорошо оплачивались. Муфтий получал ежемесячное жалованье не менее 90 тысяч рейхсмарок. Кроме того, ему и его свите было предоставлено несколько резиденций206.
Министерство иностранных дел использовало муфтия в основном для ведения пропаганды в арабском и мусульманском мире. Хотя аль-Хусейни изначально позиционировал себя как арабский националист, а не как исламский лидер, Берлин все больше интересовался его ролью религиозного деятеля207. В октябре 1942 года, накануне своего увольнения, Гробба отметил, что муфтий «до сих пор пользовался особым доверием немецких политиков и военных из-за религиозных одеяний, которые он носил»208. В то же время Эттель заверял Риббентропа, что муфтия можно привлекать к немецкой пропаганде не только в Северной Африке и на Ближнем Востоке, «но и за пределами этих регионов, среди всех исламских народов, вплоть до Индонезийского архипелага»209. Такая позиция, конечно же, чрезвычайно переоценивала реальный религиозный и политический авторитет аль-Хусейни. Среди менее известных, хотя и столь же интересных, мусульманских деятелей, работавших в министерстве иностранных дел, можно назвать имама Алимджана Идриса210. Он работал в лагерях военнопленных-мусульман в Вюнсдорфе и Цоссене во время Первой мировой войны, а затем прусское военное министерство до 1921 года держало его для присмотра за бывшими мусульманскими заключенными. Через год Идриса направили в Советский Союз с тем, чтобы он агитировал студентов из Центральной Азии учиться в Германии – но вскоре его арестовали мнительные советские спецслужбы. Спустя несколько месяцев он был освобожден с помощью немцев и вернулся в Берлин. В 1933 году Восточная секция политического отдела министерства иностранных дел наняла Идриса в качестве советника. У него, кажется, не было особых идеологических возражений против работы на нацистский режим. В 1933 году «Аль-Манар», панисламистский журнал Рашида Риды, опубликовал письмо Идриса, в котором имам поносил евреев как продажный, презренный и отвратительный народ, а также спрашивал мнения Риды о противоречивых аятах Корана, посвященных евреям211. После начала войны в 1939 году Идрис работал в Восточной секции отдела радиопропаганды на иностранных территориях, которым руководили одновременно министерство иностранных дел и геббельсовское министерство пропаганды. Идрис участвовал в работе секции до конца войны, сначала на арабоязычных программах, а потом в вещании на тюркских языках. Вермахт и СС также заинтересовались его услугами (об этом см. ниже). Идрис, родившийся в Средней Азии, говорил на нескольких тюркских языках, в том числе на турецком, узбекском и киргизском, а также на русском, персидском, арабском, французском и немецком. Министерство иностранных дел даже поручило ему подготовить персидский перевод «Майн кампф». Для обеспечения своей пропагандистской работы министерство иностранных дел использовало и других мусульманских добровольцев. Среди них можно упомянуть арабов Абдальхалима аль-Наггара и Мухаммеда Сафти, которые также руководили «исламским» учреждением МИДа – Центральным исламским институтом, который стал центром немецкой пропаганды среди мусульман. Центральный исламский институт был торжественно открыт 18 декабря 1942 года в здании церемоний люфтваффе (Haus der Flieger), по адресу Принц-Альбрехтштрассе, 5, в самом сердце Берлина212. Дата была выбрана в соответствии с религиозным календарем: мусульманский мир праздновал Курбан-байрам. Было приглашено 200 гостей213. Опираясь на религиозный контекст, немцы использовали торжественное открытие для продвижения своей политической программы и пропаганды дружбы с исламом. Инаугурационную речь произнес аль-Хусейни, облекший свое политическое послание в оболочку религиозной риторики: «Во имя Аллаха Всевышнего я открываю этот исламский институт»,– начал он, после чего последовало богословское, хотя и весьма политизированное, размышление о значении Курбан-байрама, «праздника жертвоприношения»214. Этот день, утверждал аль-Хусейни, «однозначно говорит о долге самопожертвования и высочайшей верности». Затем муфтий призвал мусульман принять необходимость жертвования собой ради победы, а также поразмышлял о значении войны для мусульман. «Эта война, развязанная мировым еврейством, предлагает мусульманам наилучшую возможность освободиться от преследований и угнетения, если, конечно, они воспользуются этим шансом должным образом»,– заявил муфтий. «Новой такой возможности не представится еще очень долго». Большая часть речи состояла из насыщенных религиозной риторикой потоков ненависти, направленных на предполагаемых общих врагов Германии и ислама: вернутьсяМузаккират аль-Хадж Мухаммад Амин аль-Хусейни («Воспоминания Хадж Мухаммада Амина аль-Хусейни»), под ред. Абдалькарима аль-Умара (Дамаск, 1999), 108. Воспоминания частично опираются на дневник аль-Хусейни и ярко отражают страстное желание муфтия показать себя великим государственным деятелем. вернутьсяПауль Шмидт, официальный переводчик Гроббы и Гитлера, написал для министерства иностранных дел ряд отчетов о встрече, где подробно рассказал о содержании разговора. См.: Шмидт, записка «Aufzeichnung über die Unterredung zwischen dem Führer und dem Grossmufti von Jerusalem in Anwesenheit des Reichsaussenminsiters u. des Gesandten Grobba in Берлин am 28. November 1941», 30 ноября 1941 г., Берлин, PA, R35475; Grobba, записка «Empfang des Großmufti durch den Führer», 1 декабря 1941 г., Берлин, PA, R261123. Еще один рассказ о встрече, якобы опирающийся на послевоенные воспоминания Йоханнеса Эпплера, который также переводил на приеме, см. в: Leonard Mosley, The Cat and the Mice (London, 1958), 26–29. Заявления Мосли о скованности Гитлера при встрече с аль-Хусейни (фюрер якобы даже отказался обменяться с муфтием рукопожатием) однозначно опровергаются в мемуарах Эпплера, см.: John Eppler, Operation Condor: Rommel’s Spy (London, 1977), 193–197 (о Мосли – p. 241–243); в немецкое издание мемуаров рассказ об этой встрече не вошел: John W. Eppler, «Rommel ruft Kairo»: Aus dem Tagebuch eines Spions (Gütersloh, 1959); John W. Eppler, Geheimagent im Zweiten Weltkrieg: Zwischen Берлин, Kabul und Kairo (Preußisch Oldendorf, 1974). вернутьсяЭттель (МИД), записка, 16 апреля 1943 г., Берлин, PA, R27322. вернутьсяЭтот конфликт подробно задокументирован, о чем свидетельствуют архивы министерства иностранных дел: PA, R27322–27328. О соперничестве аль-Хусейни и аль-Гайлани см.: Schechtman, The Mufti and the Fuehrer; Lebel, The Mufti of Jerusalem, passim; Gensicke, The Mufti of Jerusalem and the Nazis. После войны Вильгельм Мельхерс дал неплохой отчет о конфликте: Мельхерс, заявление, сделанное при допросе во время Нюрнбергского процесса, («Die Politik des Mufti»), 6 августа 1947 г., Нюрнберг, Archives of the Center for Advanced Holocaust Studies, Washington, DC (USHMA), RG 71, Box 248. вернутьсяОб Эттеле см.: Frank Bajohr, “‘Im übrigen handle ich so, wie mein Gewissen es mir als Nationalsozialist vorschreibt’: Erwin Ettel – vom SS-Brigadeführer zum außenpolitischen Redakteur der ZEIT, in Jürgen Matthäus and Klaus-Michael Mallmann (eds.), Deutsche, Juden, Völkermord: Der Holocaust als Geschichte und Gegenwart (Darmstadt, 2006), 241–255. вернутьсяSchechtman, The Mufti and the Fuehrer; Lebel, The Mufti of Jerusalem; и Gensicke, The Mufti of Jerusalem and the Nazis. вернутьсяОбщий обзор можно найти в трех книгах, указанных выше, а также в: Gerhard Höpp, «„Nicht ‘Alī zuliebe, sondern aus Hass gegen Mu‘āwiya“: Zum Ringen um die „Arabien-Erklärung“ der Achsenmächte 1940–1942», Asien, Afrika, Lateinamerika 27 (1999), 569–587. вернутьсяОб этих его действиях см.: Raul Hilberg, The Destruction of the European Jews (London, 1961), 504–505; Schechtman, The Mufti and the Fuehrer, 154–159; Lebel, The Mufti of Jerusalem, 246–255; и Gensicke, The Mufti of Jerusalem and the Nazis, 117–129. вернутьсяО жалованье аль-Хусейни см.: Schechtman, The Mufti and the Fuehrer, 142–144; Lebel, The Mufti of Jerusalem, 136–138; Gensicke, The Mufti of Jerusalem and the Nazis, 161–167. вернутьсяПопытки муфтия представить себя арабским националистом сразу после прибытия в Берлин, в 1941–1942 гг., прослеживаются по всем его письмам в МИД. См. документы в: PA, R27322–27328. В июне 1942 г. он даже заявил Эттелю, что получил плохое богословское образование и было ошибкой воспринимать его просто как религиозного деятеля. Хотя там же муфтий подчеркнул, что в норме мусульмане не разделяют политику и религию. См.: Эттель, записка, 26 июня 1942 г., Берлин, PA, R27324. вернутьсяГробба – Верману, 19 октября 1942 г., Берлин, PA, R27322. вернутьсяЭттель – Риббентропу, 22 сентября 1942 г., Берлин, PA, R27324. вернутьсяИдрис, биография, б. д. (после 1933 г.), б. м. (Берлин), PA, R60740. вернутьсяАноним (Rashid Rida), «Fatawa al-Manar», Al-Manar 33 (5 September 1933), 347–351. Тут же на с. 347 приведено письмо Алимджана Идриса. Этот выпуск «аль-Манар» хранится в библиотеке Британского музея. вернутьсяОб истории института в перспективе исследований мусульман Германии см.: Gerhard Höpp, «Muslime unterm Hakenkreuz: Zur Entstehung des Islamischen Zentralinstituts zu Berlin e.V.», Moslemische Revue 1 (1994), 16–27; Bernd Bauknecht, Muslime in Deutschland von 1920 bis 1945 (Cologne, 2001), 107–117. Официальные документы, посвященные институту, можно найти в Берлинском государственном архиве (Landesarchiv Berlin), Берлин (LArchB), A Pr. Br. Rep 030– 04 (Polizeipräsidium Berlin, Vereine), no. 2314 (Islam-Institut, 1939–1940); LArchB, A Pr.Br.Rep. 030–04 (Polizeipräsidium Berlin, Vereine), no. 2840 (Islamisches Zentral-Institut zu Berlin, 1942–1945); о церемонии открытия института в 1942 году см.: PA, R27322, R27324, R27327, и R60601. вернутьсяПрюфер – Верману, 13 декабря 1942 г., Берлин, PA, R27327. вернутьсяАль-Хусейни, речь, 18 декабря 1942 г., Берлин, PA, R27327. |
