Майор Иванов поддержал просьбу Погудина, не колеблясь сам дал ему рекомендацию для вступления в партию. Заместитель командира не раз летал в качестве воздушного стрелка и видел, как храбро и мужественно вел себя в самой трудной боевой обстановке молодой летчик-комсомолец.

Наземные войска ждали поддержки с воздуха, а погода продолжала стоять совершенно неблагоприятная. Свинцово-серые тучи были перенасыщены влагой. Видимость у земли иногда снижалась до 50-100 метров, нижняя кромка облачности порой опускалась до 30 метров.

Непрерывный дождь и мокрый снег превратили аэродром в сплошное болото. Казалось, что в таких условиях нечего даже думать о боевых вылетах - они за границами возможного. И все же летчики эскадрильи летали, перешагнув и эти границы. Выручила настойчивость, умение, опыт, приобретенный при ведении боевых действий в Югославии.

Первыми с нового аэродрома в Восточной Венгрии вылетали на задание лейтенант Примакин и младший лейтенант Логвиненко. Их задача состояла в том, чтобы сфотографировать оборонительные сооружения, которыми фашисты начали опоясывать батинский плацдарм, а также проверить с воздуха имевшиеся у командования сведения о подтягивании противником к району боев танков и артиллерии.

За вылетом командира звена и ведомого наблюдала вся эскадрилья. Он был очень трудным. Еще при выруливании самолеты то и дело попадали в лужи, грязная дождевая вода попадала в мотор и в кабину летчика. Она окатывала с ног до головы механиков, использовавших самолеты для того, чтобы добраться до старта, где они перед взлетом должны были проверить стопор хвостового колеса и контровку ветрянок взрывателей бомб, так как посадка с незастопоренным хвостовым колесом или взлет с незаконтренной ветрянкой могли привести к поломке самолета и к подрыву его на своих же бомбах. Мобилизации всех сил и умения требовал от летчиков сам взлет с раскисшего аэродрома. Бешено вращающиеся винты штурмовиков поднимали из луж стену дождевой воды, и она вставала перед самолетом, мешая выдерживать направление взлета. И понятно, что все облегченно вздохнули, когда машины Ивана Примакина и Алексея Логвиненко оторвались наконец от земли и, не делая, как обычно, круга над аэродромом, взяли курс на цель.

Полет по маршруту прошел спокойно. В такую скверную погоду наши летчики могли не опасаться атак вражеских истребителей. Друзей беспокоило другое - позволит ли погода сфотографировать полосу обороны. В районе цели погода улучшилась. Дождь прекратился, но высота облаков все же не превышала 200 метров.

Лейтенант Примакин вел пару под облаками. Едва штурмовики приблизились к передовой, как к ним потянулись пулеметные трассы. Ведущий приказал ведомому атаковать зенитные установки, а сам начал заходить на фотографирование полосы обороны противника.

Немного бывает заданий более неприятных для летчика, чем аэрофотосъемка с малых высот, да еще такого объекта, как передовые позиции противника! Чтобы снимки были хорошими, необходимо лететь строго по прямой, на одной неизменной высоте, точно выдерживая определенный курс. Нарушение хотя бы одного из этих элементов приводит к невыполнению задания.

Иван Примакин понимал, что зенитчикам очень легко стрелять по его неманеврирующему самолету, и все же вел штурмовик строго по прямой, ни на метр не изменяя высоты и скорости. Между тем фашисты усилили огонь по самолету. Вместо только что подавленных Логвиненко зенитных пулеметов, гитлеровцы вводили в строй новые, начали стрелять по "илу" и танки. Один из них добился прямого попадания. В правой стороне центроплана штурмовика появилась огромная пробоина. Самолет стало сильно кренить вправо и тянуть на нос. "Что делать дальше? Выходить из боя и идти на аэродром?" мелькнула у летчика мысль. Но он ее тут же отбросил. Ведь совсем недавно на партийном собрании дал слово выполнить приказ в любык условиях.

Лейтенант по радио приказал ведомому: - Прикрой! Напрягая все силы, Примакин продолжал удерживать самолет на заданной высоте и скорости до тех пор, пока не кончился участок фотографирования. Съемка закончена. Ведущий пары еще раз бросил взгляд на изувеченную правую сторону самолета. Как же долететь на такой машине до аэродрома? По всем законам нужно немедленно производить посадку, пока штурмовик не потерял управляемости. Но задание считается выполненным только в том случае, если пленка доставлена адресату. А что фотоаппарат не пострадал, летчик был уверен. В левую сторону центроплана, где он установлен, прямых попаданий не было, контрольная лампочка убедительно свидетельствовала о нормальном ходе фотосъемки на всем боевом курсе, в том числе и после попадания в "ил" вражеского снаряда. "Надо довести "ил" до аэродрома, надо", - повторял себе летчик.

Полет до аэродрома был самым сложным экзаменом летного мастерства молодого командира звена. Ведомый, следуя за его машиной, видел, как трудно приходится Примакину. Самолет неумолимо кренило и тянуло к земле, и летчику стоило невероятных усилий снова вводить штурмовик в режим горизонтального полета. Отважный и упорный летчик-коммунист преодолел все трудности и довел свой искалеченный штурмовик до аэродрома.

Проявление фотопленки, изготовление фотопланшета и расшифровка снимков заняли немного времени. И вот уже перед начальником штаба авиационного корпуса во всю ширину стола, отливая глянцем, лежит фотосхема переднего края обороны противника, мастерски заснятого с самолета. Вся оборонительная линия была видна как на ладони: и маленькие тупые головки дзотов с черными глазницами амбразур, и темные полосы противотанковых рвов, и зигзагообразные щели, и крохотные окопчики. Даже танки, укрывшиеся в рощице, не ускользнули от объектива фотоаппарата.

Закончив изучение фотопланшета, генерал взглянул на правый угол монтажа, где меленько была написана фамилия летчика, сделавшего снимки: Примакин.

- Немедленно один экземпляр фотопланшета отправьте самолетом в штаб армии, - распорядился он. - Подготовьте приказ на действия по выявленным целям. Летчика представьте к награде. Около самолета Ивана Примашна собрались однополчане. Каждому хотелось взглянуть на штурмовик, который прилетел, по сути дела, без правой стороны центроплана, перекрыв все границы живучести. Началось обсуждение, можно ли в условиях фронтового аэродрома восстановить машину. Многие убежденно говорили, что самое лучшее решение - списать самолет и не тратить напрасно силы на его ремонт. Некоторые придерживались противоположного мнения, но считали, что ремонт продлится очень долго. Командир звена с грустным видом молча стоял около своего "ила". Он видел, что состояние самолета почти безнадежное. И в это время к нему подошел старший техник эскадрильи коммунист Савенков. Он твердо заверил Примакина: - Сделаем все возможное и невозможное, а самолет будет введен в строй.

Технический состав приступил к работе. Не обращая внимания на холод и ветер, стоя почти по колено в воде и грязи, техники и механики пилили, резали, клепали. Прошло немного времени, и огромная пробоина была заделана. Штурмовик снова вошел в строй боевых машин. За восстановление в полевых условиях самолетов техник-лейтенант С. Мараховский, старший техник-лейтенант П. Савенков, старшина Д. Горелов и сержант К. Гизатулин быт и награждены орденами.

В результате отлично проведенной Иваном Примакиным и Алексеем Логвиненко фоторазведки переднего края, за что ведущий был награжден орденом Красного Знамени, а ведомый - орденом Отечественной войны I степени, командование советских войск смогло принять меры для ослабления вражеской линии обороны. Несмотря на раскисшие аэродромы и плохие метеорологические условия, одна группа штурмовиков за другой вылетала для бомбо-штурмовых ударов по целям обнаруженным отважными товарищами. Успешно выполнили задание и без потерь возвратились на свой аэродром.

Повторить удар на следующий день не удалось. С утра по аэродрому волнами плыл густой туман. Летчики, находившиеся в эскадрильской землянке, уже потеряли всякую надежду на вылет. И вдруг зазвонил телефон. На командный пункт полка вызвали Германа Одноценова.