– Не дурак и не слепой, тут только полный идиот бы не заметил.
– Что там со мной не так, чего вы так встрепенулись?
– Помолчи пока, видишь, люди разбираются с ситуацией. Давай, знахарь, не томи.
– Как ты уже понял, он не заражен, в смысле – он не иммунный и не зараженный; он остался таким, каким был в прошлой жизни. Такого просто не бывает. Заражаются все, а потом как повезет: или в твари, или в наши ряды; а этот – ни туда, ни сюда, – нет в нем паразита.
– Значит, я все правильно подметил: живчик не пьет и не тянет на него; рана на руке долго не заживает и нагноилась слегка; полное отсутствие привычных для обычного иммунного изменений в организме. Да, дела творятся нынче чудные. Вопрос: что теперь с этим всем делать? Ты ж понимаешь, что я за ствол не просто так взялся, проблема у нас нарисовалась. И вариантов для ее решения, по моему мнению, у меня два. Знают про это пока что двое: за себя я ручаюсь, а вот насчет тебя не уверен; потому первое решение – уменьшить количество посвященных на одну единицу.
– Последствия для тебя будут не слишком радужные.
– Да я в курсе, что валить придется быстро и как можно дальше отсюда, в любой приличный стаб мне ходу больше не будет. Это если не догонят и не завалят в самом начале, но шанс у нас есть, пусть и небольшой.
– Слушайте, вы чего так напряглись? Ну не заразился я вашей этой инфекцией, ну и что такого?
– Я тебе сказал, помолчи, ты же не соображаешь, в какое дерьмо вляпался, пусть и не по своей воле. Не мешай посвященным тебя от смерти спасать или от чего похуже. Ну и второй вариант – поверить в святость врачебной тайны, как эти идиоты в тайну исповеди верят и надеяться, что все будет хорошо. Ты бы на моем месте как поступил?
– Насчет врачебной тайны – это ты зря.
– Да что ты говоришь! Помнишь: «нет такого преступления, на которое не пошел бы капиталист, если это принесет триста процентов прибыли», так вроде, у товарища Маркса было сказано. А у нас не триста процентов и даже не тысяча, а гораздо больше.
– Эй, парни, я, между прочим, тоже здесь и очень хочу принять участие в дискуссии, или хотя бы понять, о чем весь кипишь. Короче: или вводите в курс дела, или я пошел, сам разберусь.
– Я бы на твоем месте не дергался, хотя, если настаиваешь, вот тебе ствол, сам застрелись, и это будет не худший вариант в твоем случае, по крайней мере, мучиться долго не будешь.
– Что, так все серьезно?
– Ты даже не представляешь как.
– Жук, в общем-то, это его проблема, не твоя; спокойно можешь отвалить и тебе ничего не будет.
– У меня есть три возражения на эту тему. Он новичок, мой крестник и он мне жизнь спас, так что не прокатит твое предложение.
– Я все еще жду разъяснений.
– Я сейчас схожу кое-куда, а гражданин доктор тебе подробно, пока я не вернусь, объяснит проблему. Только есть одна неувязка, сбежать он может раньше времени, посторожишь? Слушай крестник, ты наверно уже понял, что шутки кончились, очень нужно, чтобы ты мне поверил и сделал, как я скажу, иначе все – хана тебе, ну и мне заодно.
– Что делать?
– Я сейчас лекаря к стулу привинчу, а ты посторожишь, чтобы меня дождался. Держи ствол, он хоть и без глушителя, но если придется стрелять – не раздумывай. Потом вали быстро, где схрон мой – знаешь, только придется туда пехом топать. Если фартанет, я подтянусь, если нет, дальше ты сам по себе. Я табличку твою, доктор, переверну на двери, типа закрыто, если ты не возражаешь, нам лишние свидетели не к чему.
Минут через сорок Жук вернулся и не один: пришел с ним хмурого вида человек, как ни странно, в летах, по крайней мере, внешне. Волосы с сединой, взгляд из-под бровей, прямо следователь НКВД на пенсии. За это время знахарь, не делая при этом ни малейших попыток освободиться, рассказал Бомжу про все, что тот хотел узнать. Самое главное – про его неимоверную ценность для внешников. Самая большая проблема для этих высокоразвитых козлов, свободно шастающих туда-сюда в Стикс и обратно, не заразиться здешним паразитом. Поэтому они предпринимают для этого все самые строгие предосторожности с полной изоляцией от атмосферы Улья, а это очень сильно ограничивает их функциональность. Приходится поневоле взаимодействовать с мурами, местными бандитами и отбросами общества, что не слишком приятно, а иногда и вовсе проблематично. Так что перспектива получения возможности свободно находиться в Улье и не заразиться, для них имеет охренительную ценность. Это возможность тотальной экспансии и взятия Стикса внешниками под полный контроль. Вот почему изучение особенностей его организма, отторгнувшего паразита напрочь, и использование полученных результатов так заманчивы для них. За эту возможность внешники дадут такую цену, что отказаться будет практически не возможно.
– Вопрос у меня к тебе такой: Знахарь узнал от нас очень важную тайну, я хочу знать: сохранит он врачебную тайну или решит поделиться этим знанием еще с кем-нибудь?
– Цену ты знаешь.
– Я согласен, а можно часть споранами, а то немного не хватает?
Новоявленный «экстрасенс» взялся обрабатывать Знахаря, подержал ладони лодочкой у его головы с умным видом и глаза при этом забавно жмурил. Отошел, Жук протянул ему два мешочка.
– Можете его отпустить, он сохранит тайну.
Ментат вышел за дверь, больше не произнеся ни слова. Жук вздохнул и принялся отвязывать лекаря, сделав при этом виноватую рожу.
– Прощения прошу за созданные неудобства, готов возместить моральный ущерб насколько смогу.
– Если бы я не был в курсе, что происходит, то тогда – непременно, а так, учитывая сложность проблемы, считай, что забыли. Только больше стволом в меня не тычь! Заплатишь мне двойной тариф за «неудобства», спораны остались еще? Ладно, потом занесешь, когда разбогатеешь.
* * *
Вернувшись в гостиницу, отправились ужинать и непременно принять на грудь после всех дневных волнений.
– Ты теперь в курсе, что да как, что скажешь?
– Знахарь пообещал, Ментат подтвердил, вроде нормально все.
– Я бы не был так уверен. В общем, я с тобой согласен: мыслишь правильно, но слишком уж цена за тебя большая светит. Ну, не бывает при таких ценниках все хорошо. Был такой алмаз (не знаю, как он в твоем мире назывался, но это и не важно), огромной ценности был камешек, потому что большой и уникальный. Так вот, все, кто им владел, быстро клеили ласты и не вполне естественным способом. Короче, валить надо отсюда не задерживаясь и прямо сейчас, пока не опомнились.
Заплатили за ужин остатками наличных средств (осталось их после всех операций лишь минимум) и, погрузившись в «газик», покатили к воротам. Момент истины наступает: если притормозят у ворот, то все – трандец. Напряжение нарастало, подъехали медленно, встали у заграждения, Бомж сжимал в руках автомат, готовясь продать жизнь подороже. Жучара изобразил на роже безмятежность и пошел договариваться с охраной.
– Жучара, куда поперся на ночь глядя, до утра нельзя было подождать?
– Дело срочное нарисовалось, сам не рад, честно говоря.
– Да не трынди, какие у тебя дела? Дохлых бегунов потрошить и магазы на окраине обносить. Новичка, смотрю, с собой тащишь, он в курсе с кем связался?
– Слышь, Порох, ты сам-то давно в рейде был, вон какой мамон нажрал, сидя на жопе, он еще и умничает.
– Ладно, валите, если приспичило; а в рейд меня сами не берут. Варнак говорит, что я слишком много места занимаю, двоих можно заместо меня взять.
Покатили в темноту, перевели дух, вырвались! А может и не вырывались вовсе, может и не знает кто лишний про чудеса моего организма, верить надо людям. Минут через пять Хмурый, вместе с его тусклыми фонарями по периметру, скрылся в темноте после очередного спуска в ложбину.
– А не опасно вот так по темноте ехать, я смотрю, ты и фары не включил?
– Не опасно, а очень опасно, только мы не поедем никуда, здесь заночуем в леске; далеко от стаба отъезжать сейчас неразумно, если что – успеем вернуться под его защиту. Я посторожу, ты спи, мои способности чувствовать опасность, надеюсь, не подведут. Рассветет – сядешь за руль, а я покемарю; конвои днем сейчас часто ездят в этом месте, пристроимся сзади и проскочим вместе львиную долю пути, а там уже и недалече будет. Если их, конечно, не предупредили уже на наш счет, тогда даже не знаю что и делать.