Я внимательно изучал картонную копию, но не мог выявить никаких серьезных расхождений.

- У президента костюм лучше, чем у меня, - наконец предположил я.

- Очень хорошо, Микаелеф, - заметил Мухаммед, качая головой с наигранным разочарованием, - но я больше думал о твоих физических характеристиках.

- Президент выше.

- Да, возможно. Какой у тебя рост?

- Метр семьдесят пять.

- Да, ты немного ниже, но мы легко можем подбить подошвы твоих ботинок. А как насчет лица?

Я вгляделся повнимательнее.

- Нос президента немного толще моего.

- Согласен, хотя я думаю, что в его присутствии мы должны сформулировать это более тактично. Что еще?

- У меня на лице оспинки.

- Да, у тебя есть, а у президента их нет. Садись, Микаелеф. - Я сел перед письменным столом у окна, которое выходило во двор дворца и на реку Тигр. - Я заметил, что ты набираешь вес.

- Да, благодаря своей матушке. После того как умер отец, а сестра вышла замуж, ей больше не о ком заботиться, кроме меня. Теперь, когда она может купить все, что пожелает, она кормит меня так, словно это последний обед в моей жизни.

- Не могу сказать, что я недоволен этим, Микаелеф. Каков твой вес?

- Около семидесяти килограммов, - предположил я. Я не часто проверял свой вес.

- Ты на несколько килограммов легче президента, - заметил Мухаммед. Скажи матери, чтобы она продолжала в том же духе.

Из всех перемен, которые выпали на мою долю в первые несколько месяцев, значительное улучшение моего питания было самым приятным заданием, которое требовалось от меня.

Мухаммед сел по другую сторону письменного стола и взял в руки подшивку газет. Он перелистал её, потом взглянул на меня.

- Что ты знаешь о косметической хирургии? - спросил он с улыбкой.

- Ничего, - честно признался я.

- Но ты, должно быть, слышал о ней?

- Да, конечно. Я полагаю, женщины на Западе одержимы ею.

- Да, но у неё и другие цели. Иногда лица могут быть полностью изменены. Например, после серьезных аварий. Но сейчас стандарты во внешности очень высоки и все чаще люди на Западе прибегают к незначительным изменениям внешности, чтобы обрести уверенность в себе.

- Например, имплантация груди?

Мухаммед рассмеялся.

- Да, вроде имплантации груди. Западные женщины странные существа, не правда ли?

- Я считаю это аморальным, - ответил я слегка высокопарно.

- Я согласен с тобой. Но я думаю кое о чем другом для тебя. Потребуется лишь небольшое вмешательство, и с парой почти незаметных изменений в твоем лице ты будешь идентичен президенту. Как ты смотришь на это?

- Не знаю, - ответил я. Идея подвергнуться пластической операции ещё несколько недель назад показалась бы мне невероятной. - Вы считаете, это необходимо?

- Подумай над этим. Нет ничего проще, чем пригласить ведущего специалиста по пластической хирургии из Западной Германии, который в два счета подправит твой нос и щеки. Это будет сделано под местным наркозом. Ты ничего не почувствуешь.

- Не следует ли спросить президента, что он думает по этому поводу? спросил я.

- Это была его идея, - без колебаний ответил Мухаммед.

Итак, вопрос был решен. Теперь я ясно видел, к чему он вел разговор последние несколько минут.

- Президент хочет, чтобы мне сделали пластическую операцию?

- Да.

- А если я откажусь?

- Теперь ты знаешь его достаточно хорошо, Микаелеф.

Те, кто не считался с желаниями Саддама, обычно вскоре оказывались выброшенными из жизни. Пока я лично не сталкивался с темными сторонами его натуры, но хорошо знал, что он никогда не сворачивал с намеченного пути. Хотя мне казалось, что я уже стал достаточно важной персоной, чтобы обсуждать с ним какую-либо проблему, у меня не было веских возражений против идеи об изменении моего лица. Честно говоря, я не видел, какой вред это может причинить мне, и если это увеличит мое сходство с президентом, тем лучше.

- Можете сказать президенту, что я согласен, - заявил я под конец.

- Отлично! - Мухаммед был счастлив. Он явно чувствовал себя неловко, обсуждая эту тему. Мое сопротивление могло вызвать недовольство Саддама. Напряженность, которую Мухаммед чувствовал ещё минуту назад, оставила его. - Я сообщу ему об этом немедленно.

Спустя неделю из Ганновера прилетел доктор Хельмут Райдл, и в день его приезда, утром, меня представили ему. Он был высоким, лет шестидесяти и выглядел, как типичный немец. Он высоко держал голову и говорил быстрыми, отрывистыми фразами. Он не знал арабского, а я немецкого, поэтому мы вынуждены были общаться через переводчика, в роли которого выступил иракский доктор Айяд Джихад аль-Асади. Во дворце устроили маленькую, но хорошо оборудованную операционную, чтобы как можно меньше людей знали об операции. До встречи с немцем я спросил Мухаммеда, почему не пригласили иракского хирурга.

- Им не хватает храбрости, - ответил он со смехом. - Если операция окажется неудачной...

- Неудачной? - Я взглянул на него с беспокойством. Мысль, что что-то может пройти неудачно, не приходила мне в голову.

- Ну что ты, Микаелеф, я не об этом. Здесь тебе не о чем беспокоиться. Как я говорил, иракские хирурги слишком боятся последствий, если операция окажется неудачной. Даже самая ничтожная операция, которую нужно сделать президенту или его протеже, выполняется иностранными врачами.

- Но это другой случай, - возразил я. - Как президент может быть уверен, что Райдл будет держать операцию в секрете после возвращения в Германию?

- За неё ему заплатили 250 тысяч долларов, - ответил Мухаммед, - и, мягко говоря, если о деталях операции станет известно на Западе, он может ожидать визита людей из Багдада.

- Это большие деньги, - согласился я, - но почему такой человек связывается с подобным делом? Он не из бедных.

- Такие люди всегда существуют, - ответил Мухаммед. - Два года назад доктора Райдла арестовали в Лангенхаге, городе к северу от Ганновера, и предъявили ему обвинение в изнасиловании двух девятилетних мальчиков. Дело не дошло до суда, но он был исключен из реестра врачей и с тех пор не может открыто практиковать. Когда президент услышал об этом, он подумал, что однажды мы могли бы воспользоваться его услугами. Президент оказался прав, как всегда.