Называется, посмотрел дораму… Чёрт бы их всех побрал!

— Это что такое? — ошарашенно спрашивает мама, смотря на экран телевизора на котором показывают, как по моей физиономии брызгами разлетается гнилой банан. — Кто это сделал?

— Соотечественники, — со вздохом говорю я.

— Какие ещё — «соотечественники»? — поворачиваясь ко мне, удивлённо спрашивает мама.

— С которыми я живу в одной стране, — пожав плечами, поясняю я и прошу. — Ладно, мам, оставь. Давай посмотрим твою дораму.

— Что значит — оставь? — уже возмущённо восклицает мама. — Нужно в полицию обратиться. Это хулиганство!

«… представитель полиции заявил, что полиция займётся расследованием инцидента…» — как будто подгадав момент, сообщает ей диктор.

— Вот, видишь. — говорю я маме. — Полиция уже занимается. Они обязательно никого не найдут. Давай дораму смотреть.

— Что значит — «никого не найдут»? — не понимает меня СунОк.

— Тех, кто в глаза мне лазером светил, не нашли. Тех, кто на тебя с мамой напал — не нашли. Кто нам кафе разрисовал — не нашли, — напоминаю я и поясню. — Не вижу причин, по которым полиция вдруг изменила бы своей традиции и кого-то взяла и нашла. Забей. Давай смотреть дораму.

— Что значит — «забей»?! — продолжает не понимать моего пофигизма онни. — Надо жаловаться! На бездействие полиции!

Я ничего не успеваю ей на это ответить, так как в этот момент раздаётся звонок во входную дверь. Это ещё кого принесло на ночь глядя?

— Это кто? — удивлённо посмотрев на маму, а потом на меня спрашивает СунОк.

— Санта-Клаус? — предполагаю я. — Или полиция, с пойманными соотечественниками?

— Я посмотрю. — говорит онни, поднимаясь на ноги.

— Подожди дочка, — останавливает её мама, тоже вставая. — Не ходи одна. Пойдём вместе.

Смотрю с пола, как мама и СунОк уходят открывать дверь. Надо бы тоже встать, пойти вместе с ними, но чё-та так лееееннь… Кого бы послать вместо себя? О!

— Мульча, — говорю я кошатине, разлёгшейся у меня на пузе. — Сходи там с ними, на усиление. Проконтролируй.

Но кошатина, даже глаза не открыла на предложение, только ухом дёрнула.

— Как не хорошо, — взялся я стыдить животину, — кормишь тебя, поишь. А ты даже не хочешь сходить помочь дом от врагов отбить. Несознательное ты животное. Ненадёжное. Нет в тебе этой… уверенности в завтрашнем дне!

В комнату заваливают мама и онни, таща с собой здоровенную корзину розовых роз. В воздухе резко начинает пахнуть цветочным магазином — зеленью и влагой.

— Это тебе, — говорит онни, ставя вместе с мамой корзину на пол недалеко от меня. — Доставка. Ещё и письмо есть.

Не спеша вставать и закинув голову назад, вверх ногами разглядываю притащенное. Где-то я уже видел растения похожего цветового окраса…

— Онни, кинь в меня письмом, — прошу я.

— Может, ты сама встанешь и возьмёшь? — в ответ предлагает она.

— Не тот случай для такого сильного напряжения организма. — отказываюсь я от движений.

— Корзина роз — не повод встать с пола?

— Они завтра все всё равно завянут, — говорю я. — Чё суетиться? Вот если бы мне могильную плиту бы прислали, тогда да, был бы повод встать.

— ЮнМи, что ты говоришь! — всплеснув руками, начинает ругать меня мама. — Какую ещё могильную плиту?

— Мою, — говорю я. — Тогда бы точно был повод встать, почитать. Интересно ведь, что мне там соотечественники в последний путь написали?

— Как щас дам! — обещает мне онни, показывая кулак. — Когда ты язык научишься уже держать за зубами?! Все проблемы у тебя от этого! Не буду я в тебя ничем кидать! Вставай и читай сама!

— Ну, он-ннни… — начинаю я ныть, желая вызвать жалость к своей персоне. — Ну, пожалуйста-а… Ты же добрая. Я тут только пригрелась, так удобно. Встанешь, место остынет. Ну, кинь…

— Хватить мной манипулировать! — неуступчиво отвечает онни. — Не буду я в тебя кидать. Вставай и читай сама!

— Тогда, может, ты мне прочтёшь? — предлагаю я другой вариант развития событий. — Тебе же тоже интересно, что там написано?

СунОк поджав губы, смотрит на меня.

— И читать я тебе не буду. — помедлив, снова отказывает мне она.

— Ну и ладно… — не расстраиваюсь я. — Пусть тогда валяется. Встану, прочту. Может, завтра. Да, Мульча?

— Тебе что, совсем не интересно, кто тебе написал? — помолчав секунд пять спрашивает онни.

— Да небось фигня какая-нибудь. — отвечаю я. — Ради которой даже шевелиться не стоит.

Вздохнув, СунОк достаёт из роз большой белый конверт из блестящей бумаги, по которому что-то написано золотом.

— Я прочитаю! — с угрозой в голосе обещает она мне.

— Давай же! — тороплю я. — Я уже вся в нетерпении.

СунОк распечатывает конверт и достаёт из него лист бумаги.

— Все узнают. — предупреждает она меня, не спеша читать.

— У меня нет секретов от семьи. — отвечаю я.

— Ну, хорошо, — говорит онни, разворачивая сложенный листок.

— «Дорогая ЮнМи» — читает она, — «Поздравляю тебя с завершением твоего первого промоушена. Смотрел, когда была возможность, твои выступления. Ты стала настоящей звездой. К сожалению, не смог тебя встретить, дела службы. Посылаю тебе этот букет роз с надеждой на скорую встречу. Твой ЧжуВон.

П.С.

Сделай фото на фоне букета и выложи у себя на странице, чтобы я знал, что ты получила цветы.»

СунОк опускает листок с посланием и смотрит на меня.

Вот, ещё один непонятный фактор в моей жизни от которого нужно избавиться, — думаю я об авторе «зачтённой вслух» писанины. — Чё это ему вдруг моё фото с его букетом потребовалось?

— Ну? — спрашивает онни, ожидая моей реакции.

— Что — ну? — отзываюсь я.

— Ничего сказать не хочешь?

— Нормально. — подумав, говорю я. — Если бы написал не «дорогая», а «любимая», то я бы подумала, что писал он под дулом пистолета у виска. А так, человек честно пытается соответствовать общепринятому образу жениха. Нормально.

— ЮнМи! — восклицает мама. — Что ты такое говоришь?!

— Что думаю, то и говорю. — отвечаю я и, расслабившись, вновь разлегаюсь по полу. — Мы дораму смотреть будем или нет?

Мама с онни переглядываются.

— Мульча, — говорю я, взявшись теребить дремлющую на мне кошку. — Как у тебя с уровнем розового масла в организме? Не хочешь пожевать свежескошенных роз? Миллион, миллион алых роз, из окна из окна видишь ты!

Сделав «большие глаза» СунОк смотрит на маму и трясёт головой, как бы говоря этим — «это просто кошмар какой-то»!

(несколько позже. СунОк помогает маме мыть посуду, ЮнМи уже ушла спать. Мульча составила ей компанию)

— ЮнМи такая стала, — говорит СунОк, рассказывая маме о том, о чём той слушать не обязательно, — прямо, как настоящая звезда. Когда говорит, все её слушают, никто не перебивает. Словно она начальник. И замечают её сразу. Как только она входит в комнату, все к ней поворачиваются.

— Ох, ты боженьки мои. — вздыхает мама, разглядывая тарелку и удивлённо крутя головой. — Как круто жизнь изменилась. Моя младшая дочь стала звездой, и все слушают, когда она говорит. Надо же!

— Лучше бы она молчала, — со вздохом произносит СунОк. — Вроде ничего, ничего, а потом вдруг как скажет, что просто и не знаешь, как реагировать.

Мама на несколько мгновений задумывается.

— Это из-за её амнезии, — говорит она. — ЮнМи ещё до конца не адаптировалась, поэтому так и происходит.

СунОк делает неопределённый жест головой.

— Наверное, — говорит она, — только людям такое не нравится. И руководству такое тоже не нравится. Айдол должен вызывать своими словами к себе любовь, а не ставить в неудобное положение.

— Будем надеяться, что всё обойдётся. — говорит мама.

(на некоторое время устанавливается пауза)

— Дядя не звонил? — нарушая тишину, негромко спрашивает СунОк.

Мама молча отрицательно крутит головой, моя в раковине очередную чашку.