Обернувшись на миг, я вижу, как рассыпается кучей пепла чудовище Астарот.
— Ну и дела!..
Давешний тинейджер сидит на полу, хлопая глазами.
— Такого прихода у меня еще не было… Слышишь, Джо! — он толкает ногой друга, и тот начинает вяло шевелиться. — Что это мы такое съели, а?..
— Мамочки, — хнычет девчонка с ним рядом. — Да чтобы я еще раз… да никогда в жизни…
Я пытаюсь откашляться, чтобы сказать хоть что-нибудь, и внезапно понимаю, что голос вернулся.
— Шайтан, — говорю я. — Тут есть какая-нибудь аптечка? Надо тебе кровь остановить.
— Не надо, я сам остановлю, — Тошка кладет руку на плечо ди-джея, чуть прижимает ладонь.
Тот внимательно смотрит ему в лицо.
— Спасибо, брат. Меня зовут Ли. Ли Брайтуайт. Запомнишь?
— Запомню, — отвечает Тошка.
Эпилог
— Он проснулся сам, я же тебе говорю! Мы с Иваном оглянуться не успели, как он пролетел со второго этажа птичкой, прыгнул в машину — и как дал по газам!.. Вера, ты себе не представляешь, что это было… Уж на что Иван хороший водитель, ты же знаешь, но он никак, никак не мог, блин, за Тошкой угнаться. Как будто, я не знаю, реактивный движок в заднице… Да еще гроза, дождище хлещет, а ты же знаешь, как американцы в дождь водят. Ну, все, думаю, приплыли, этот, блин, придурок точно убьется, и мы заодно, если Иван не перестанет за ним лететь… Прикинь, Вера, я уже начала трусливо надеяться, что нас копы остановят! Так ведь как назло: ни одного копа на дороге, как вымерли. И это в дождь!
— За час сорок до Манхэттена в дождь, — Иван со вкусом отхлебывает из коньячного бокала и блаженно жмурится. — Никто не поверит. Рекорд. — Он поворачивается к Тошке и делает суровое лицо. — Но спину ты мне ушиб, когда махал там своими граблями, сволочь, и я тебе этого не прощу!
— Я ушиб, я и залечил, — Тошка еле заметно улыбается. — Не бухти. Все прошло ведь.
Его рука лежит на моем плече, он за весь вечер ни разу не убрал свою теплую ладонь, и это такое счастье…
— Хорошо сидим, гайз, — говорит Резиновый Шайтан и подмигивает перебинтованному, как мумия, Дрюнечке. Тот подмигивает в ответ единственным не упрятанным в бинты глазом.
Его, бедолагу, еле отпустили из госпиталя под расписку, одна нога у него загипсована, на ребрах тоже гипсовый корсет. Дорого обошлось Дрюне знакомство с Гретой и ее приятелями. По лестнице он теперь ходить не может, так что студию над верандой ему пришлось уступить Резиновому Шайтану. Ли страшно доволен: там прекрасная звукоизоляция, и он может слушать Боба Марли на полную катушку. А Дрюню мы разместили в нижней спальне. Там темновато: ее окна выходят на стену, увитую плющом. Но Дрюня уверяет, что ему это очень нравится.
Мы сидим на веранде — Нэнси притащила сверху подушки, и они с Иваном устроились на полу. Дрюня, неестественно прямой из-за гипса, столбом торчит в плетеном кресле, его загипсованная нога покоится на табуретке, и наш рыжий сейчас больше всего напоминает Дон Кихота после схватки с ветряными мельницами. Мы с Тошкой сидим на плетеном диванчике у окна. Резиновый Шайтан оборачивается к нам от дверей в сад.
— Этот вяз весь свет загораживает. Может, нам его спилить, а, пипл?
— Нет, — я протестующе мотаю головой. — Пусть загораживает. Я его люблю.
— Ну, если любишь, тогда другое дело, — Ли покладисто кивает и открывает дверь. — Пойдемте воздухом подышим, там землей пахнет после дождя, прямо весна!..
— Ага, весна, — не соглашается Нэнси. — Рождество скоро! Закрой дверь-то, дует.
Но мы с Тошкой поднимаемся и выходим следом за Резиновым Шайтаном. Он стоит посреди двора, задрав голову к ярким осенним звездам, и с наслаждением вдыхает сырой холодный воздух. Китайская звенелка на ветке позванивает еле слышно. В эркере наверху теплится меж легких занавесок неяркий теплый свет настольной лампы.
— Ты молодец, киска, — произносит Резиновый Шайтан, по-прежнему глядя в небо. — Я говорил тебе? Ты молодец.
Он оборачивается к нам, и его белые зубы на мгновение ярко сверкают.
— Я бы на тебе женился, киска, да боюсь, мой брат будет против.
Тошка молча улыбается. Его рука по-прежнему лежит на моем плече.
— Мы все молодцы, без ложной скромности, да? — Резиновый Шайтан достает сигареты, и огонек зажигалки освещает его красивое черное лицо. — Я тоже был недурен, когда мы с тобой подпалили Астароту шерсть, брат. Ну, так что, могу я расчитывать, — он хитро косится на мой пока еще плоский живот, — что сына вы назовете Ли?..
Я поднимаю голову к эркеру. Занавеска колышется, хотя окно закрыто и ветра нет. За тонким стеклом стоит Рози, прижимая к себе куклу в розовом платье. Тошка тоже поднимает голову, но я не знаю, видит ли он то же, что вижу я — его очки, как обычно, отсвечивают, не давая разглядеть выражения глаз.
— У нас будет дочка, Ли, — говорю я и улыбаюсь. — Мы назовем ее Ли Роз.
Занавеска тихо опускается на место. За стеклом теперь никого нет — только мягкий свет лампы, золотым квадратом ложащийся на увядшую осеннюю траву под окнами нашего прекрасного старого дома.
