Уолтстрит оглянулся вокруг, понизив голос до шепота:
— У меня есть предложение для тебя.
Мои глаза сузились. Подозрение пульсировало мою кровь. Я не сказал ни слова, позволив ему вырыть траншею, он явно думал, что я достаточно глуп, чтобы войти.
— У тебя есть голова, чтобы считать. Ты получил высшее образование в области физики и математики на уровне университета. За неделю опыта работы на местном фондовом рынке появилась тенденция к росту акций «голубых фишек» (акции с высокими дивидендами, вложения), став «медведем» («Быками» и «медведями» называют игроков рынка ценных бумаг, которые придерживаются разных стратегий) в торговле. Ты естественный, Артур, и это редкая и прекрасная вещь.
Я закатил глаза.
— Ты читал мое резюме. Умно.
Он резко сказал:
— Я серьезно.
Мои глаза вспыхнули.
— И я серьезно, когда сказал, что меня зовут Киллиан. Артур умер в тот момент, когда его предали и бросили гнить в этом богом забытом месте.
— Мы вернемся к этому. — Уолтстрит оглянулся через плечо и посмотрел на меня.
— Это подводит меня к следующему пункту. Что еще ты знаешь обо мне?
Ах, темная часть его истории. Та часть, где полиция пыталась сбить его с толку. Количество ордеров, предъявленных ему в качестве президента компании, было безумным. Они пытались расколоть его снова и снова. Но ничего не получилось.
Только когда его сука из Клуба, шлюха, заревновала и бросала его.
— Ты хочешь, чтобы я обрисовал это в общих чертах, или просто кивнул в подтверждение о том, что я знаю о Corrupts, у них идеальная история в твоих железных рукавицах?
Он зарычал, злость пронзила его, словно жидкий огонь.
— Ежовые рукавицы, я идиот. Они вышли из-под контроля.
Он остановился, снова проводя рукой по волосам. Затем улыбнулся.
— Извини, это было неуместно. Я хотел сказать, что последние несколько лет человек, которого я оставил ответственным, решил не следовать моим четким указаниям. Он взял мое видение и разрушил его.
Я щелкнул пальцем по вмятине на столе.
— И какое это имеет отношение ко мне?
Уолтстрит ухмыльнулся:
— Самое непосредственное, мой дорогой мальчик.
Что-то в его голосе заставило мою голову подняться. Я посмотрел на него.
— Забудь. Твои три минуты закончились четыре минуты назад, и я в пяти секундах от удара кулаком в твое лицо.
Он посмеялся.
— Скажи, как часто ты думаешь об подсчетах? Ты когда-нибудь переставал считать?
Я покачал головой.
— Меня часто спрашивают, и мой лучший ответ — отвали.
Его улыбка стала шире.
На самом деле ответ на этот вопрос заключался в том, что я словно живу в этой чертовой матрице с зеленым кодом, падающим вокруг меня, как дождь, идущий весь день, каждый день. Я знал математические символы лучше, чем английский алфавит. Мог бы решить самую сложную задачу без калькулятора. Мог бы выдать решение любой проблемы в течение нескольких секунд.
Математика — моя истинная любовь.
Кроме нее, конечно.
Уолтстрит улыбнулся, снова наклонившись.
— Отлично, я вижу ответ в твоих глазах. Вот ответ, который я хотел — то, что мне нужно было увидеть. Скажи мне, если ты выберешься отсюда, сколько людей ты должен погубить?
У меня перехватило дыхание. Погубить? Уничтожить мне больше нравится...
— Три. Мне нужны трое.
— А у тебя есть план, как это сделать?
Я подойду к ним и вгоню пули в их мозги, затем посмотрю, как жизнь покидает их глаза.
Я покачал головой. Забавно, это был первый раз, когда я действительно позволил себе подумать, как мне это закончить. Это было странно… я был недоволен. Ужасно, чертовски недоволен. Они заслуживали только кричать. Они заслуживали, чтобы почувствовать то, что почувствовал я за прошедший год. Брошенный, исключенный, потерянный.
Я стиснул зубы, глядя в голубые глаза Уолтстрита.
— Я хочу заставить их страдать. Смерть будет последним, что они получат.
Старик кивнул.
— Еще один идеальный ответ. И если я скажу тебе, что у меня есть средства, чтобы это произошло, ты бы мне поверил? Доверился незнакомцу, который может сделать тебя богаче, чем ты мог себе представить, и дать тебе все, что тебе нужно, чтобы отомстить так, как тебе хочется?
Я уставился на него. Я пристально смотрел. Я искал ложь, подвох.
В его взгляде не было ничего, кроме страсти. Страсть, чтобы я свершил и его месть. Он хотел научить того, кто понял бы урок.
Что-то поменялось внутри. Предательская сука под названием «надежда» снова ворвалась в мою психику.
Медленная улыбка растянулась на моих губах. Подозрение исчезло, и я расслабился. Я видел себя в нем. Пожар. Проклятие. Непреодолимая нужна наказать и свергнуть режим.
— Я мог бы.
Уолтстрит протянул руку через стол и потянул за воротник, пока не прошептал мне на ухо:
— Я собираюсь дать все это тебе, мой мальчик. Ты подчиняешься мне, ты делаешь все, что я, черт возьми, тебе говорю, и я вытащу тебя из этого места. Я дам тебе Corrupts, я сделаю тебя Президентом, и научу тебя всему, что знаю о торговле, сокрытии доходов и контроле не только твоей империи, но и всего мира.
Он отпустил меня, протягивая руку.
— В ответ я прошу тебя быть моими ушами, глазами и ногами снаружи. Управлять своим бизнесом так, как я ожидаю. Ты будешь моим наследником.
Год и сегодня моя жизнь закончилась. Я никогда бы не подумал, что получу второй шанс через 8765,81 часа.
Мой мозг впился в вопрос.
— Если ты сможешь вытащить меня, почему ты не можешь использовать тот же трюк для себя?
Уолтстрит опустил голову, вцепляясь пальцами в стол.
— Потому что меня закрыли, у меня нет выбора, кроме как отбыть свой срок. Еще тринадцать лет — девять, если я смогу выйти за хорошее поведение. Это слишком долго. К тому времени все будет уничтожено, и я не могу этого допустить.
Я прошептал:
— С чего ты взял, что можешь вытащить меня? Ты слышал, что я сделал.
В помещении, казалось, было тихо — голоса моих сокамерников замолчали, пока я ждал его ответа.
— Потому что, Киллиан, я знаю правду. Я знаю все. И никто не должен жить в мире, где существуют такие предатели.
Впервые за год в моей груди горела благодарность. Он знал. Он верил. Мое решение было легким.
Я не колебался и не думал. Это было мое будущее. Единственный способ отомстить.
Я протянул руку, глядя в глаза человеку, который превратился из позорного Бога в спасителя.
Уолтстрит сжал мою руку своей.
Я сжал сильно.
— У тебя есть мое слово.
Он кивнул.
— Хорошо. Клянусь своим настоящим именем, Сайрус Коннорс, что я сделаю для тебя все. Ты никогда не будешь снова бессильным.
Я дрожал, греясь в его словах. Мои мышцы дернулись, когда чувство счастья вернулось к моей гнилой душе.
Уолтстрит добавил:
— Отныне твое имя не Артур Киллиан. А Килл. Ты исполняющий обязанности президента the Corrupts.
— Килл?
Он отпустил меня, ухмыляясь:
— Ты будешь убийцей на фондовом рынке и убийцей тех, кто тебя обидел. Лучше быть честным о том, кто ты на самом деле есть, не так ли?
Я откинулся, улыбаясь искренней улыбкой.
— Да, я думаю, да. Я думаю, что так будет лучше.
Мы улыбнулись.
И кивнули.
И так родился Килл.
Уроки начались сразу.
Уолтстрит каким-то образом получил разрешение освободить меня от работы в прачечной и похищал меня на три часа в день в так называемой библиотеке. Там он оставил свое окружение, положил передо мной блокнот и карандаш и открыл мне глаза на чудесную магию торговли.
В те дни, когда наши головы были наклонены — темно-коричневая к серой, — я узнал, насколько молодым я был на самом деле. Как архаичны были мои неуправляемые мысли.
Я менял свое отношение по мере того, как вникал в его чудесное образование. И не чувствовал необходимости утверждаться за счет дерзости, когда мой мозг поглощал все, чему он хотел меня научить.
Четыре года я провел с ним.