– Да если это зависит от Москвы, то тогда, конечно, Пимен. Его здесь все знают и любят. Он постоянно в московских церквях служит, и прекрасно служит. И фигурой, и благочестием, и всем – самый подходящий Патриарх. Он и с властями нашими умеет ладить, правительство его, как слышно, поддерживает.
– А Никодим? – спросил я. – Многие за границей думают, что он будет Патриархом.
– Ну знаете, это как-то не солидно. Слишком молод. Патриарх – ведь это отец.
В большинстве других церквей, где я бывал тогда, все говорили, что Патриархом, вероятно, будет Пимен и что он – наиболее подходящий. Объясняли это тем, что его любит церковный народ за благолепие и усердное богослужение, доверяет ему как монаху от юных лет. О митрополите Никодиме говорили, что очень многие в народе против него, не доверяют ему, считают новатором и другом католиков. «Он продаст нас красным шапкам» (то есть кардиналам) – слышалось в массах.
Рассказывали и следующий анекдот. Уезжая в Рим на последнее заседание Ватиканского Собора, куда митрополит Никодим был приглашен, перед отъездом, в Ленинграде, после богослужения, он обратился к верующим с просьбой молиться о нем, так как «он едет на закрытие Ватиканского Собора». «Как! – закричали верующие, не поняв смысла сказанного. – Еще один собор закрывают, и ты едешь в этом участвовать? Не пустим! Не выпустим отсюда!»
Такое же сильное смущение вызвало среди ленинградских верующих то, что митрополит Никодим стал служить в красной мантии. Это было истолковано как выражение сочувствия коммунизму! На самом деле здесь, скорее, можно усмотреть подражание католикам. Во всяком случае, это новшество страшно смущало простой народ. Ввиду всего этого и ввиду открытой враждебности к митрополиту Никодиму части верующих, его избрание Патриархом было бы нежелательным, ибо могло вызвать несогласия и даже раскол в Церкви. (То ли дело митрополит Пимен – против него никто не был настроен.)
Сильно повредило репутации митрополита Никодима решение Священного Синода о допущении к Причастию римо-католиков там, где нет католических храмов и священников (кстати, принятое Синодом по инициативе митрополита Никодима). Повредило его репутации не столько в народе, который в такие вопросы не очень вникает и они его не затрагивают непосредственно, сколько в кругах традиционно настроенной интеллигенции. Это был «опрометчивый шаг», как выразился А.В. Ведерников, назначенный после долгосрочной опалы со стороны митрополита Никодима богословским референтом митрополита Пимена. Митрополит Никодим отстранил его от редактирования Журнала Московской Патриархии и от всякой работы в Иностранном отделе, и назначение его референтом владыки Пимена вызвало большое недовольство в окружении митрополита Никодима, особенно у епископа Филарета. Любопытно, что это увлечение римо-католицизмом, приписываемое митрополиту Никодиму, – более кажущееся, впрочем, чем действительное – вызывало недовольство и в правительственных кругах, где оно рассматривалось как «перегиб». Говорили, что Куроедов, узнав, что митрополит Никодим посвятил свою магистерскую диссертацию Папе Иоанну XXIII, страшно возмутился: «Какой позор! Неужто он не мог найти какого-нибудь православного Патриарха или митрополита для своей диссертации!»
Впрочем, по общему мнению, в смысле лояльности к советской власти и готовности считаться с ее предписаниями митрополиты Никодим и Пимен мало чем отличались один от другого – такого рода мнения приходилось мне слышать в церквях от духовенства. Их можно резюмировать словами игумена Марка (Лозинского), преподавателя Московской Духовной Академии, автора большой диссертации о святителе Игнатии (Брянчанинове). Он был представителем традиционно-монашеских, «оптинских», кругов и большим противником митрополита Никодима из-за его новаторства. Он говорил мне: «При настоящих обстоятельствах самым подходящим, да и единственным возможным кандидатом все же является митрополит Пимен».
Были, однако, и некоторые отклонения от общего мнения. Так, о. Александр, священник Николо-Кузнецкой церкви, указав на митрополитов Пимена и Никодима как на самых вероятных кандидатов, ответил мне:
– А по правде сказать – ни тот, ни другой.
– А кто же тогда? – поинтересовался я.
– Да архиепископ Ермоген. И так думает большинство молодых священников. Но это совершенно невозможно!
– Но какие, кроме Пимена и Никодима, могут быть еще подходящие кандидатуры на Патриаршество? – допытывался я. Этот вопрос я задавал и многим другим, но все были в каком-то затруднении с ответом. Может быть, не находили подходящего имени?
Отец Александр задумался и сказал:
– Да вот еще хорошие архиереи: Феодосий Ивановский, Леонид Рижский, Павел Новосибирский. Но насколько они подходящие для Патриаршества… не знаю.
Хочу отдельно отметить мнение протоиерея Всеволода Шпиллера. Этот умный, образованный и культурный, но вместе с тем крайне субъективный и переменчивый в своих суждениях и оценках человек, мог быть для меня, скорее, выразителем мнения тогдашней церковной интеллигенции, чем духовенства. Хотя сам он себя считал кем-то вроде всероссийского «старца», духовным преемником епископа Афанасия (Сахарова) и архиепископа Серафима (Соболева). И действительно, в те времена у него было немало духовных чад в среде интеллигенции и в артистическом мире, но среди духовенства он был непопулярен – его считали гордым, аристократом и эстетом. Но как бы то ни было, он был для меня одним из наиболее интересных и свободных собеседников, встреченных в те годы в Москве. В то время он был скорее в «проникодимовском» настроении. Вот что он мне ответил на поставленный вопрос и как развил свои мысли.
– Все ж таки Никодим – более сильный и деятельный человек, чем Пимен. Поэтому с Пименом можно быть более спокойным, от него не будет никаких сюрпризов, а Никодим, как он ни старайся сейчас ладить с властями, как только станет Патриархом, может оказаться более независимым. Ставят ему также в упрек, что он слишком далеко зашел в деле сближения с католиками, а это совсем не в интересах властей и их пугает. Вообще многие замечают, что против Никодима какое-то недовольство в правительственных сферах… Вот, к примеру, встречаю я на днях на улице архиепископа Киприяна (Зернова), он живет недалеко от нашей церкви. Очень умный и осведомленный человек, и он мне говорит: «Зашатался Никодим!» Представляете, какие высказывания! Хочу пригласить его и подробно поговорить, узнать, в чем тут дело. А митрополита Пимена хорошо характеризует следующий факт: в связи с сильной эпидемией холеры этим летом на юге СССР митрополит Пимен издал указ, разосланный архиереям южных епархий, в котором «запрещается допускать верующих к Причастию, прикладываться к иконам, выносить им крест для целования и т. д.» Говорят, что после этого один из помощников Куроедова (сам он в это время отсутствовал) был вызван в Центральный комитет партии, где ему был сделан строгий разнос и выговор со словами: «.„такое распоряжение должны были сделать Вы сами, и никто не смог бы нас обвинить. Мы должны заботиться о здоровье населения, а Вы заставили написать подобное распоряжение самого митрополита Пимена. Он ведь верующий и добровольно такого указа издать и написать не может. Вот теперь будут обвинять нас, что мы совершаем насилие над Церковью».
Отец Всеволод Шпиллер прочитал мне также письмо иеромонаха «непоминающей» церкви, живущего в одном из городов к югу от Москвы. Этот иеромонах не имеет сам общения с Патриаршей Церковью, тайно служит у себя литургию, но не возбраняет своим последователям посещать Патриаршие храмы и даже советует это делать. Относительно предстоящего Собора иеромонах пишет, что «…какие бы внешние формы он ни принял и какие бы кандидаты в Патриархи ни выдвигались, все равно все заранее будет решено советской властью, так что сам Собор будет профанацией». Против такой оценки я, конечно, стал возражать о. Всеволоду, но он мне ответил: «Вот увидите сами, что на Соборе все, и Вы в том числе, будете вынуждены говорить, что будет предписано!»[2]
