Часто просыпаясь, она не могла понять, спала ли вообще, или попытки заснуть преследовали ее, как картины из сновидений? Одно оставалось неизменным. Боль во всем теле. Фемида не чувствовала даже намека на облегчение, боль терзала ее, только с новым оттенком. Так ноет застаревшая рана, ноет перед бурей, как будто намекает, что бежать ты не сможешь, даже если решишься.

Фляга опустела на две трети. Или три четверти, разницы уже не было. Девушка не могла сдвинуться с места не потому, что застряла физически, у нее не осталось моральных сил. Заставлять себя извиваться — для чего?

Отравленный сонным зельем дротик впился под кожу. Это было решение, порожденное отчаяньем. Может быть, если поспать таким способом, то станет легче? Но преодолев еще несколько метров, Фемида смогла себя уговорить, что смерть, даже если это перенесет ее в самое начало, отличный способ избавления.

Требовалось хотя бы пару минут постоять на открытом пространстве. Поработать руками и ногами, несколько раз прыгнуть или пройтись по кругу, все что угодно! Только бы снова почувствовать себя свободной.

Кинжал висел на поясе, опустив к нему запястье, Фемида принялась рвать о стальные зубья собственные вены и жилы. Это было почти не больно, так как от холода онемели конечности. Теплая кровь заструилась по пальцам, просочилась сквозь штаны, затекая в ботинок.

Почти заснув, наемница с полным безразличием подумала, что если в обычное время голод тревожил ее не чаще одного раза в сутки, а фляжки хватало на длительный срок... То в этой тесной кишке она провела несколько дней. Пробуждение не принесло облегчения. Это не было воскрешением, Фемида могла поклясться в этом.

Но посмотреть себе под ноги она не могла, а за все время подъема светлое пятно выхода так и не приблизилось. Так что, определить свое местоположение не получилось. Возвращаться назад? От такой мысли к горлу подступил ком. Ком отчаяния... Это чувство стало верным проводником в сознании девушки, словно монстр. Неведомая колючая тварь, вросшая в плоть жертвы настолько тесно, что даже если вырвать ее с корнем, умрут оба.

Оставалось только одно — продвигаться вперед. Индикатором неожиданно стала фляжка. Она была все также пуста на две трети. Смерть не избавила девушку от мучений, не заживила раны и не обнулила результат. Камни впитали кровь, приняв жертвоприношение.

Фемида посмотрела на свою израненную руку, с содроганием закрыв глаза. Зрелище было ужасным. Дальнейший путь с какой-то неуловимой точки стал легче. Все та же боль, тот же вопль ужаса, застывший в горле, но теперь каждое движение вперед ощущается нутром. Девушка перемещалась и чувствовала прогресс.

Фляжка опустела окончательно, когда светлое пятно увеличилось в размерах. Лучи серебряными иглами царапали камень, они казались осязаемыми. Это, к сожалению, не прибавило сил, но наполнило смыслом мучения.

Спустя прорву времени, наемница вспомнила, что существовала вне тоннеля. Эта мысль показалась ей забавной, потому что она давным-давно не вспоминала об этом. Все, что только возможно, она повторила в своей голове несколько раз. Весь путь от Лимба до встречи с Шардом.

Сначала эти события вырывались несвязно, всплывая сами собой. Потом они выстроились в цепь взаимосвязанных событий, девушка проанализировала каждый свой шаг, каждую личность, встреченную на пути. Затем картина рассыпалась на осколки, когда красок в нее добавило существование Королевы и оператора.

«В действительности, — думалось Фемиде, — я сама себе не принадлежу. Кому нужны все эти мучения? Каждый раз я выполняю чужую волю, каждый раз меня наказывают за чужие решения. Неужели все было иначе? Как с той девочкой из семьи Картрайеров... Она ведь была смертна и свободна, а потом оказалась такой же, как я. Королева сделала ее такой, но для чего? Какая цель сущности, которую я никогда не видела, но по чьей воле утратила способность умирать?»

От голода желудок давно прилип к позвоночнику, Фемида подумала, что вот-вот готова будет грызть собственные пальцы. За глоток воды она готова была на что угодно, но в достатке была только собственная кровь.

«Так что же?»

На язык попало несколько капель из фляжки, но толку от этого почти не было. Есть хотелось нечеловечески. Поднеся ладонь ко рту, наемница спросила у себя, готова ли она рвать зубами собственную плоть? Первые, неуверенные, надкусы она сделала с опаской, но чем дальше, тем отчаяннее ее захлестывало желание набить желудок. Могла ли она умереть от голода?

Весь дальнейший путь проходил в тумане. Фемида четко осознала тот момент, когда ее сознание подернулось дымкой, оторвавшись от реальности. Только это не принесло даже толики облегчения, скорее наоборот. Все происходящее обрело гротеск, вопли ужаса часто смешивались с хохотом. Перед глазами постоянно мелькала обглоданная культя с торчащими жилами. Боль, одна только боль и, впервые за весь путь, полная уверенность в том, что это никогда не закончится.

Даже когда тоннель стал в разы шире и принял горизонтальное положение, Фемида даже не помыслила о том, чтобы подняться на четвереньки. Позже над ней появилось небо, открытое и светлое. Солнце коснулось обнаженных нервов на руке, наемница ползла по поверхности раскаленной скалы, усыпанной каменной крошкой. Ползла, потому что делала это много дней, потому что не видела иной формы существования.

Если там, глубоко внизу, камни желали напиться ее крови, то это произошло в полной мере. Правда, вместе с кровью в скалы впитался и ее разум. Фемида не видела ничего вокруг себя, перед ее глазами мерцало серебро спасительного выхода, обрамленное неровной поверхностью извивающегося тоннеля.

— Ты что с ней сделал, Шард? — произнес кто-то, с палубы воздушного судна.

— Да ничего, ты же сказал испытать ее, — ответил ему голос

мастера.

— Я сказал проверить ее, а не испытать! Шард! — крик, полный сопереживания за чужую участь эхом унесся блуждать среди горных вершин.

— В смысле? Она что, из новеньких? — на несколько мгновений наступила напряженная тишина. — Твою мать, Данте, извини... Извини, я не знал! — Оправдания Шарда были полны такого страха, что Фемида бы простила этого человека. Если бы слышала хоть что-то, кроме гудящего напряжения во всем теле.

* * *

Я уже несколько дней подряд проверял состояние игры, но ничего не менялось. «Администрация проводит технические работы, попробуйте зайти позже!» — красовалась надпись на весь экран. Сначала мне казалось, что в этом нет ничего страшного, но с каждым разом все очевиднее выглядела мысль о том, что разработчики не получили должного результата и свернули проект.

А жаль! Мне игра понравилась: не отнимает много времени, не требует вложений. Для таких людей, как я, самое то. Правда, медсестра перестала навещать бабушку. Просидев до вечера в своей комнате, за редким исключением посещая кухню, я так и не решался зайти к человеку, который посвятил мне всю свою жизнь.

А вдруг ее уже не стало? Что тогда? Магазин построили в нашем подъезде очень давно, занимался я на дому, с репетиторами, часть из которых спилась и померла. Смысла покидать квартиру я не видел. Работу искать бесполезно, дядя Толик сказал, что работы нет уже года четыре, лучше всего будет написать заявление в соцслужбу и попросить пособие. «Сейчас всем дают!» — заверил он меня. И эта информация неоднократно подтверждалась. Почтовое отделение находилось парой этажей ниже, оно там появилось совсем недавно, в результате жалоб стариков, штурмующих ЖЭК, РайИсполКом и Водоканал по любому поводу и без повода.

Зачем куда-то ходить, если все потребности можно удовлетворить, сидя в квартире? Я залез в интернет, чтобы найти шаблон заявления. Пока еще бабушка числится в мире живых, отказать они не имеют право! Составив письмо, я отнес его на почту, только потом вошел в комнату парализованной. Она лежала на кровати, с закрытыми глазами. Ее дыхание было прерывистым, но оно было...

— Алло! Это из квартиры номер семь тридцать пять, дробь двести, блок Ц, тире восемьдесят один. Почему не пришла сиделка сегодня? Моей бабушке нужен уход!