— Рик! — Я обняла его, чувствуя почти физическую боль от того, что вижу Рика в наручниках.

— Эй, я в порядке.

Я повернулась к полицейскому, который смотрел на нас с плохо скрываемым превосходством.

— Что все это значит?

— Простите? Вашего друга поймали с наркотиками, неужели это можно трактовать как-то иначе?

— Можно! Это не его! Рик никогда бы не связался с этой дрянью!

— Тогда чьи они? В его машине.

— Я не знаю, но точно не его. Ему подбросили!

— Конечно, он белый и пушистый, незаслуженно обиженный.

— Что вы собираетесь делать?

— Ему предъявлено обвинение в хранении. Оформляем, — у меня буквально волосы на голове зашевелились от ужаса.

— Вы не можете! Это не его!

— Дамочка, угомонитесь! Я видел столько «не его», что перестал удивляться. А чье тогда? Может, ваше?

— Нет. Это подбросили, я точно знаю, — я понимала, что звучу глупо, но ничего не могла поделать. Кто мог это сделать? Зачем? Навредить Рику? И тут меня осенило. Видимо, это ярко отразилось на моем лице, Рик заметил.

— Ты в порядке?

— Кажется, я знаю, кто это сделал, — внутри меня поднялась волна гнева, сметая все на своем пути. Я сжала кулаки.

— Вив, — предупреждающе позвал Рик, даже не замечая, что зовет меня настоящим именем.- Что ты задумала?

— Не волнуйся, родной, скоро ты выйдешь отсюда. Или уже я сяду. За убийство, — коп посмотрел на меня с недоумением и опаской, а Рик со страхом в глазах.

— Малышка, не делай глупостей, я прошу тебя.

— Все будет хорошо, — я погладила его ладонью по щеке и зашагала на выход.

Как только я вышла на улицу, вытащила из сумки телефон и набрала номер, который надеялась никогда больше не видеть в своем телефоне.

— Алло?

— Это ты сделал?

— И ты здравствуй, Диана, — голос Стивена был спокойным, уверенным и … довольным?

— Повторяю вопрос — это ты сделал?

— Что ты имеешь в виду?

— Рика! Ты подбросил ему наркотики?

— Нет.

— Но по твоей указке?

— Может быть. Я же говорил, что мы еще посмотрим, кто выиграет.

— Слышишь ты, сволочь, делай, что хочешь, но обвинение должно быть снято.

— А то что?

— Я убью тебя. Возьму пистолет и застрелю.

— Тогда ты не спасешь своего друга. Более того, сама сядешь в тюрьму.

— Зато ты этого уже не увидишь! Тебя будут кушать большие противные черви!

— Ты ничего мне не сделаешь.

— Хочешь проверить?

— Давай.

— Отлично. Ты сам виноват.

Я отключила звонок и зарычала от злости. Пока я буду тягаться с этим уродом, Рик будет сидеть в тюрьме? Ну, уж нет! Я набрала другой номер, и после пары гудков мне ответили.

— Да?

— Ты дома?

— Да. А где «здравствуй, отец»?

— Я сейчас приеду.

Я снова отключила звонок, после чего бросила телефон в сумку и села в машину. И снова мельтешение машин, светофоры, гудки. А внутри клубы гнева. Я никогда еще не была так зла, и сейчас была готова на все, чтобы помочь Рику. В таком настроении мне ничего было не страшно. До дома родителей тоже долетела довольно быстро. Машину даже не закрывала — поищи тут дурака, который попробует залезть в нее посреди улицы с множеством камер и охраной! В дом вошла тоже не стучась. Лишь спросила у управляющего, где сейчас отец. Удары каблуков о мраморный пол разносились на весь дом, так что отец уже слышал, что я к нему иду. Он сидел в рабочем кабинете, разбирался с бумагами. Когда я вошла, оторвался от них.

— Что случилось?

— Отзови своего пса! — Эту фразу я прорычала, как тот самый пес. Отец оглядел комнату ленивым взглядом и снова повернулся ко мне.

— Боюсь, не совсем тебя понимаю.

— Я о Стивене Кельбруке! — Отец обошел стол и прислонился к нему спиной, скрещивая руки на груди.

— А причем тут я?

— Это с твоей подачи он стал ухаживать за мной. А теперь он перешел все границы!

— Что он сделал?

— Подкинул Рику наркотики в машину! И того арестовали!

— Диана, я не думаю…

— Он признался в этом! А Рику грозит тюрьма ни за что!

— Опять этот Рик, я думал, с ним покончено и ты одумалась.

— Что? Одумалась? То есть, хорошей я была только тогда, когда поступала так, как вам надо?

— Диана, Стивен для тебя лучшая партия.

— Партия? Но я же не шахматная фигура на доске, чтобы составлять мной партии!

Гнев уходил, оставляя вместо себя страх и отчаяние. По щекам скользнули первые слезы. Я пыталась докричаться до того, кто считался моим отцом. Сделала последний, разделяющий нас шаг и стала стучать кулаками ему по груди.

— Ты не можешь так поступать со мной! Я же твоя дочь! Ты должен меня любить, а не использовать, как один из активов! Ты хоть знаешь, что такое любовь? Ты когда-нибудь чувствовал, что готов на все, ради того, чтобы любимый человек был счастлив? Ставил чьи-то предпочтения выше своих? Ощущал, что весь мир может катиться в Тартарары, если любимый человек рядом? Ведь этот человек и есть твой мир! И даже если все будут против него, ты останешься с ним! Будь он самый плохой, или злой, если ты любишь его — ты будешь с ним! Нарушишь любые законы, вылезешь вон из кожи, только бы ему было хорошо! Только бы видеть улыбку, которая для тебя ярче солнца! Потому что без этого человека все станет пустым и не нужным. Я люблю его, понимаешь? Я хочу быть с ним! И мне абсолютно не важно, хорошая ли он партия, есть ли у него деньги, связи. Мне важен только он! И если его не будет рядом со мной, то жизнь окрасится черными красками! Так вот, ты когда-нибудь так любил? А ведь я твоя дочь, твоя плоть и кровь, которая нуждается в семье, нуждается в этой любви. Чтобы меня любили просто потому, что я есть — хорошая или плохая. Мне не нужен биологический отец, мне нужен папа, понимаешь? К которому я всегда могу прийти с проблемами или поделиться радостью, на поддержку и любовь которого я могу рассчитывать! Который, не смотря ни на что, обнимет и скажет, что все будет хорошо. А ты мной играешь! А ведь я живая, мне больно! Не поступай так со мной! Пожалуйста, не поступай.

Под конец тирады я уже рыдала, не скрываясь, уткнувшись в грудь отцу. И уже не стуча кулаками, а цепляясь. Как маленькая девочка. А через несколько мгновений почувствовала, что меня обняли. И зарыдала сильнее, обнимая в ответ. Мне нужно было хоть немного тепла, поддержки, чтобы справиться со всем.

— Ты никогда не говорила со мной так открыто, — его голос был хриплым.- Всегда огрызалась или молчала.

— А теперь говорю, — я подняла заплаканные глаза вверх. Отец вытер большими пальцами мои щеки от слез.

— Я ведь, правда, хотел, как лучше.

— Так не лучше. Мне не нужен Стивен, я не буду с ним счастлива. А Рик очень хороший. Он добрый, ласковый, нежный. Он военный, пап, с наградами. Он знает, что такое честь, долг, достоинство.

— Хорошо, я не буду больше давить на тебя. Сама выбирай, кто тебе нужен.

— Спасибо тебе! Спасибо! Только как мне быть? Рика же посадят за наркотики, а он не виноват! Ты можешь мне помочь, пожалуйста?

— Подожди, сейчас что-нибудь придумаем.

Он отошел к столу и взял телефон, а я тем временем вытирала последние слезы и с надеждой смотрела на него. Отец набрал чей-то номер и позвонил.

— Вечер добрый, Митч. Как дела?..Это хорошо. У меня к тебе дело есть. Ты же знаешь, что у меня дочь есть? Так вот, ее парню наркотики в машину подкинули… Точно, подкинули, даже знаем, кто. Можно что-то сделать, а то рыдает, того и гляди дел наворотит? Молодежь, сам знаешь… Зовут?

— Рик Эйден!

— …Рик Эйден. Участок?

— На Джексон стрит, 1045.

— …Джексон стрит, 1045…Хорошо, спасибо большое… Да, в воскресение гольф, я помню… Спасибо, пока.

Я слушала каждое слово, впитывая, надеясь на лучшее. И, судя по разговору, надежда не беспочвенна.

— И? Что он сказал?

— Сказал, что сейчас позвонит, и твоего молодца отпустят.

— Спасибо! — Я кинулась на шею отцу, крепко обнимая.- Спасибо, папочка, спасибо-спасибо-спасибо!