Потом напуганная Марго, похожая на ёжика, когда они только встретились. Вроде такая же наглая и дерзкая, а вроде потерянная, уставшая бороться с ветреными мельницами.

Потом она же, летящая на лонгборде, словно она и есть ветер, такая неуловимая, но тёплая и вместе с тем всё ещё опасная. И столько в ней природы, желания жить, способности видеть мир таким, каким люди уже давно отвыкли его видеть.

И трепещущая Марго, в её объятиях, такая хрупкая, позволяющая подойти близко, доверяющая.

Или вот сегодня, упрямая и сильная на вейкборде, такая смелая и умопомрачительно красивая, сосредоточенная и дурная, грациозная и живая. Способная очень по-детски открывать мир и радоваться ему, видеть его во всём многообразии. Эта девушка даже сама, кажется, не знала, сколько в ней жизни.

И эти пальцы. Тонкие, сильные и такие нежные, кожа до сих пор горела в местах, к которым она прикасалась и это было почти невыносимо.

Всё чего хотела Ника, это чтобы Марго хотя бы раз пошевелилась, дав ей понять, что не спит, что к ней можно прикоснуться, почувствовать какая она, как девушка. Какая наощупь её кожа, как она стонет, когда ей хорошо, как она дрожит в предвкушении оргазма.

Но, как на зло, Марго лежала неподвижно и, кажется, почти не дышала.

***

23 июля 2019 года 10.15

«Заметки беглянки».

Третий день моего пребывания здесь и меня разрывает от ощущений, которые колеблются от безумного счастья до желания закончить всё это, и сбежать обратно в понятные и комфортные условия. Дома, в городе, всё так ясно выстроено. Я точно знаю кто я и что мне нужно делать. У меня нет этого смятения и чувств, лишающих меня земли под ногами. Здесь я совершенно не знаю себя, своих реакций. Я пытаюсь угадать, выяснить кто я теперь, чего хочу, кем явлюсь, если у меня отобрать всё, чем я себя определяла. Ведь это, наверное, и есть самое искреннее. Самый точный ответ. Если выдернуть человека, лишить его всего, что его окружало и поместить в совершенно естественные жизненные условия, оставить наедине с собой, без привычных оптик, через которые он смотрит на мир, отобрав у него определение понятий «как правильно, а как нет», «что хорошо, а что плохо», «что уместно, а что неприемлемо», то ему самому многое о себе открывается. Я не уверенна, что этого хотела, когда ехала сюда, хотя и боялась, что именно так получится. Что в целом нуждалась в знании того кто я, что для меня в самом деле честно. Иногда хочется вылезти из себя вон, из всех этих условностей, которые здесь не работают. Мне тошно от того, кем я была, и я не уверенна, что способна вытянуть жить той, кто я есть здесь. Я не знаю, что будет, если я брошу всё, что делала и займусь тем, чем вдруг занимаюсь здесь. Почему во мне вот так не совмещается всё это, как в моей новой знакомой, о которой стоило бы написать книгу, а не пару дорожных заметок. Столько в ней равновесия, живости. В отличии от меня, в ней нет сотни перегородок, разделяющих её на сотни разных людей. Она целая, сочетающая в себе всё, что я никогда не умела. Если бы мы были квартирами, то я была бы старой хрущёвкой с текущими трубами, пятнами на старых обоях, заклеенных новыми, но всё равно проступающими во время затяжных дождей, и темной комнатой, где пылятся вещи, которыми никто уже никогда не воспользуется. Где кухня для того, чтобы готовить, спальня, чтобы спать и есть в ней ни за что нельзя, без видимых причин. Просто нельзя. Ванна, для того, чтобы быстро смыть с тела усталость и пот, а не для других, непредусмотренных застройщиком, функций. В тот момент, когда Ника — это огромная квартира-студия, в которой светло, свободно и можно пить кофе, лёжа в джакузи, а потом просто стоять у огромных окон и смотреть на мир. Или даже смотреть на этот самый мир прямо из ванной, с неизменным кофе в руке. Ничего не запрещено, всё предусмотрено. Если снести перегородки в моей маленькой квартирке, то она рухнет, если возвести перегородки в её, она потеряет весь свой естественный шарм и погибнет. Мы просто противоположности. Они притягиваются да, но никогда не создадут ничего стоящего, потому что это как две не пересекающиеся прямые. И от этого как-то особенно гадко. А ещё всё время, что я здесь, мне то страшно, то стыдно за свою старую отделку. Я просто пытаюсь оставить себя в покое, не трогать, пока в этом нет особой необходимости. Пусть всё течёт как течёт, может куда и вынесет.

***

— Через пятнадцать минут прибудем на место. — Обычным тоном проговорила в рацию Ника. Она очень старалась держать себя в руках и делать свою работу. Ей нельзя было отвлекаться сейчас. Они подъезжали к месту, где планировалось остановиться на пару дней, прежде чем пуститься в обратный путь. Это была самая спокойная часть их маленького путешествия, когда все уже знакомы, обязанности распределены и можно просто пожить в своё удовольствие, купаться в море, заниматься йогой по утрам и просто лежать на солнце. Даже при всём при этом, ей сейчас никак нельзя было думать о той ночи, что они провели с Марго на разных краях и без того небольшого дивана, об их поцелуе, о котором они так и не говорили. О том, что, когда она проснулась, Марго уже не лежала рядом с ней. Она нашла её позже на улице, что-то обсуждающей с Сашей и разглядывающей рассветное озеро. В Марго было столько неимоверной силы. В её походке, манерах, жестах, в длинных сильных пальцах. Если бы она только знала, как действует на Нику, как она, не круша и ничего не ломая на своём пути, каким-то непонятным образом, оказалась в самом центре девушки. Там, где уже несколько лет не было ни одной живой души. И это за какие-то два дня, но Марго выглядела не нуждающейся в этом знании и даже не сомневающейся в себе. Казалось, что если ей рассказать всё, то она только будет кивать и так зная, как действует на женщин.

За дорогу они обменялись парой незначительных реплик. Завтракали они порознь, потому что Нике надо было обсудить дальнейший путь с Алёной.

— Как прошла ночь? — девушка смотрела на неё с любопытством.

— Никак, если ты об этом. — Ника сделала глоток чая и продолжила возюкать ложкой в йогурте. Аппетита не было совсем.

— Судя по тому, что очевидно, ты не голодна, я тебе верю. — Сочувствующе и с лёгкой долей вопроса, проговорила Алёна.

— Не смотри на меня так. — Ника поставила коробочку с йогуртом на стол, не в силах больше видеть еду перед собой. — Мы поцеловались. Это было сумасшедше! Так... — Ника отвела взгляд, всё ещё помня ласки горячих требовательных губ и руки, старающиеся дотронуться до всего ее тела одновременно. — Я не знаю, как это произошло. Правда. Потом вошёл Саша, я побежала звонить тебе из рубки, позже мы пили чай, а ночевали по разные стороны дивана, так и не поговорив. Марго уснула или, по крайней мере, сделала вид, что уснула. Утром мы просто собрались и приехали сюда на рассвете. Марго тут же села в телефон что-то писать и больше мы с ней не виделись. Теперь ты знаешь всё то, что знаю я и, если ты думаешь, что мне вдруг хорошо от того, что произошло или весело хоть на грамм, ты ошибаешься.

— Я видела Марго. — Алёна вспомнила их мимолетную встречу у домика. — Она выглядела ничем не лучше твоего. И я, кстати, сильно сомневаюсь, что она проспала хотя бы минуту этой ночью. Можешь считать это чуйкой, можешь наблюдательностью. — Девушка посмотрела на собеседницу, — а почему бы вам просто не поговорить? Ну знаешь, как это делают нормальные люди. Сесть и обсудить, что произошло.

— Я не думаю, что хочу услышать то, что она мне скажет, если я спрошу. — В голосе Ники ощущалась боль. — И я не знаю, что сказать ей. Мы были мокрые, взволнованные, очарованные закатом, застатые врасплох грозой, оторванные от лагеря. Что, если это была чистая «физика», не знаю, или помутнение рассудка. Я не готова была к этому разговору. Не после всего, что произошло три года назад. Воспоминания ещё очень свежи. И мы... Мы друг друга даже не знаем толком. Она уедет через четыре дня, и я не готова поехать за ней, даже если она вдруг предложит.