Крепко удерживая за плечи, меня молча вывели из здания – судя по особому отношению похитителей ко мне, это действительно люди Ильдара, которым он приказал бережно и аккуратно обращаться с «его девочкой». Слишком хорошо я помню стиль завербованных сотрудников «Шатров Махруса» – вот уж кто действительно бы не осторожничал и уже давно бы приструнили меня плетью, пока отчаянно пытаюсь вызволить свои запястья из плотно сомкнутых железных колец.
Раскаленные лучи дневного солнца коснулись моих ключиц – но успели лишь слегка царапнуть, обжечь болезненным прикосновением, прежде чем верные «псы» Видада затолкали меня в нечто, по инстинктивным ощущениям напоминающее мне грузовик. Поскольку я ничего не видела, я определила это по характерному звуку двигателя и материалу, из которого сделан кузов машины.
Когда меня довольно резко поместили внутрь, и я больно ударилась головой об алюминиевую стену фургона, я все еще даже не подозревала о том, что это – начало конца. Я не боялась, не тряслась от страха и ужаса, представляя оперативную группу, следующую за мной и похитителями во главе с Зейном. Хассан не позволит себе допустить такую ошибку и потерять свою подопечную. У него все под контролем, и мы с ним не раз обсуждали то, что мое «похищение» может случиться в любой момент.
Собственно говоря, этого я и добивалась, бесконечно привлекая к себе внимание Ильдара. Мы просчитывали все варианты: и тот, где он вступает со мной в контакт лично, и тот, где меня скручивают, связывают и увозят в никуда. Я в этом опасном квесте – красивая, но неприкосновенная приманка.
И я даже не слышала голосов этих ублюдков – они совершенно не разговаривали, но я слышала тяжелое дыхание одного из них совсем близко, словно он наклонился к груди и вдохнул аромат моего тела, прежде чем с оглушительным лязганьем закрыть дверь грузовика и сесть в водительский салон. Меня передернуло от мысли о том, что я сейчас совершенно обездвижена и лишена возможности защититься, и любой ублюдок может прикасаться и принюхиваться ко мне, нарушая зону комфорта, к которой я отношусь с особым трепетом.
Бесконечные минуты, проведенные в леденящем забвении и полной прострации, дались мне легко. Я просто ехала в никуда и старалась ни о чем не думать, чтобы не нервничать раньше времени: я не мычала, не плакала, не молилась Богам о спасении, как делала бы любая другая нормальная жертва, которая вдруг осознала, что ее похищают. У таких агентов, как моя охрана, не бывает осечек, они просто не могли потерять преступников из виду или не получить сигнал о том, что я в опасности… к тому же Зейн явно понял, что что-то пошло не так, когда я не вернулась из туалета через десять минут.
Я в безопасности – повторяю мысленно, стараясь не думать о том, что в последний раз я ощущала себя по-настоящему защищенной… ровно полгода назад. Когда сильные руки Джейдана обхватили меня, прижали к горячей груди. Помню, как он медленно покачивал меня, так бережно, мягко, а я мысленно удивлялась тому, как можно быть одновременно таким сильным, беспощадным, хладнокровным, за секунду уничтожить Мааба, и быть совершенно иным со мной. Тепло его рук и жар всего тела Джейдана обхватывали всесильным незримым куполом, надежным щитом, в объятиях которого я чувствовала себя максимально гармонично и безопасно. Но сейчас его рядом нет, и я знаю, что Джейдан не сможет спасать мою задницу вечно.
Не знаю, сколько времени я тряслась в железной коробке, не могу сосчитать, сколько синяков осталось на моем теле, пока меня мотало по полу, как мотылька, которому склеили крылья. Щемящее чувство в груди возрастало мгновенно, когда тонкий детский голос, что я услышала, беспощадной стрелой пронзил мою душу и разрушил первый слой абсолютного внутреннего спокойствия:
– Мама… мамочка. Где моя мамочка? – едва слышимый шепот безжалостно поджег мое сердце гневом и яростью, которую я мысленно обратила на этих ублюдков. Маленькую кроху, находившуюся вместе со мной, явно везли в «Шатры Махруса», где она станет новеньким и дорогостоящим товаром, а душа девочки навсегда будет лишена детской непосредственности, светлой наивности и веры в чудеса. Она тихо всхлипывала, а мое сердце разрывалось от ужаса и жалости, пока я оставалась немой и связанной, и даже не могла успокоить ребенка. На какое-то время мне показалось, что мы чувствуем друг друга и понимаем без слов – я знала, что девочке хочется плакать навзрыд, но она держится, опасаясь вызвать гнев похитителей, которые наверняка успели ей хорошенько вдарить и ясно дали понять, что ждет малышку, если начнет закатывать истерики. Я не нашла лучшего способа, кроме как придвинуться поближе к ней, и ободряюще коснуться лбом ее крохотного плеча. Совсем маленькая. Связанная и плененная, она прижимается к моему лбу, словно маленький слепой котенок, и всхлипывает, едва слышно шепча молитвы на родном языке. Думаю, ей не больше девяти лет… тот самый возраст, в котором я сама была доставлена в «Шатры Махруса».
И, кажется, это происходит снова.
Я не знаю, сколько провела времени в пути: возможно, на несколько часов уснула, отключив потаенные терзающие душу страхи и мысли. Наконец мы резко затормозили, дверь грузовика распахнулась с жуткими царапающими слух звуками.
– А это еще кто? – на арабском интересуется тот, кто, очевидно, принимает новую «поставку» в Шатры Махруса, имея в виду прижавшуюся ко мне девочку, которая только недавно перестала дрожать и, увидев место, в котором оказалась, затрепетала с новой силой. Я могу лишь вспомнить обстановку, царящую в «Шатрах Махруса»: нечто вроде огороженных полигонов, расположенных в нескольких точках пустыни, представляющих собой скопление роскошных и простых шатров, клетки с людьми и небольшие хижины, за завесами и дверьми которых происходят торги за тела, «дегустация товара», обучение рабынь и деловые переговоры. Мягко говоря, находиться здесь неприятно, даже учитывая то, что я пока абсолютно ничего не вижу. Зато я почти уверена, что слышу полные мук и боли женские крики, и это придает мне сил и стремления к одной единственной цели – свернуть деятельность «Шатров» и навсегда стереть с лица земли этот маскарад жестокости.
– Нашли на рынке, Азиз. Решили, что свежий и столь невинный товар никогда не будет лишним. Так сказать, небольшой бонус к главному заказу, – не в силах удержать свой гнев, я отчаянно дергаю ногой, наивно рассчитывая на то, что вмажу одному из ублюдков по яйцам. Знаю, что не должна проявлять агрессию, чтобы не спровоцировать сбой в плане, и все же не могу сидеть сложа руки, точнее ноги, когда в таком ключе говорят о ребенке, о маленькой девчонке, к которой я успела прикипеть, даже не видя ее лица, лишь прочувствовав и разделив с ней ее страх, который полностью повторял пережитый мной ужас в детстве. Порыв альтруизма заканчивается полным фиаско, дрожь отвращения резко проходит по моему телу, как только я ощущаю липкую и шероховатую ладонь одного из подонков (скорее, Азиза), плотно обхватывающую мою щиколотку.
– Вы уверены, что это она? Эрика Доусон? – большой палец араба медленно скользит по моей коже, и я вновь содрогаюсь от ощущения брезгливости и его мерзкого двусмысленного прикосновения ко мне. Я сейчас жалею о том, что мой рот плотно заклеен, и меня не может стошнить прямо в его ублюдочную морду. – Эту в загон, к остальным детям, – отдает приказ так называемый «Азиз». Мне сложно называть эту Тварь человеческим именем. И все они здесь хуже животных – деятели «Шатров Махруса» – настоящие браконьеры, охотники на живую плоть, организовавшие свой собственный «черный рынок», приносящий их верхам миллиарды долларов в год.
– Абсолютно уверены, Азиз-бей (*бей с араб. – господин. Военное и административное звание. Бей – вождь, возглавлял родовое ополчение в общеплеменном войске. Постепенно стало вежливым обращением к уважаемому лицу.), – отвечает один из моих похитителей, и по опускающимся нотам в голосе могу представить, как он почтенно склоняет голову перед Азизом.
– Ее трудно узнать в одежде. Хотя должен признать, что в длинном платье объект выглядит еще более соблазнительно, чем на фотографиях, – добавляет второй, низко прогоготав и хрюкнув. Девочка, все еще прижимающаяся ко мне, замертво вцепилась в мое предплечье, но я не чувствую физической боли, полностью сосредотачиваясь на разговоре мужчин. Арабский я, конечно, знаю, и знаю неплохо, но после стольких лет без практики приходится напрягаться, чтобы полноценно понимать их речь сквозь слои тошнотворного мешка. Я сто раз помою голову, когда все закончится, чтобы избавить свои волосы от жуткой вони.
