Мария Павловна ПРИЛЕЖАЕВА

На Гран-Рю

Повесть

Повесть о первой партийной школе, основанной В. И. Лениным в Лонжюмо под Парижем в 1911 году.

1

Живи он где-нибудь в русской деревеньке, его прозвали бы Сорвиголовой. И дома, в чужедальних от нас краях, за ним с малых лет повелось похожее прозвище, а говорилось оно по-своему: "Касе-Ку".

Касе-Ку был шустрым мальчонкой, все бегом, всюду бегом. Товарищей тьма. Но теперь на игры и веселье у него оставалось времени немного.

Отец раным-рано уходил на кожевенный завод, "заводишко" - язвили видавшие виды старики.

Немного позднее, в назначенный час, Жюстена поднимал будильник. Они с отцом пуще глаза берегли его. Во-первых, мамина память, она получила его среди немногих предметов, выделенных ей в приданое. Во-вторых, без его звона Жюстен проспал бы до обеда. Впрочем, обед еще надо сварить. Кто его сварит? Жюстен. Все домашние дела на нем.

Наскоро уплетя сухую булку с чашкой остывшего кофе, он несется в школу.

Сначала по дороге - к тетушке Мушетте, пока она не отправилась куда-нибудь по делам.

Тетушка Мушетта обитает в стареньком каменном домишке с низкой мансардой, покрытой островерхой черепичной кровлей, как живет большинство небогатых поселян их полудеревни-полугородка. Между первым и вторым этажами широкая жестяная вывеска броскими ярко-желтыми буквами извещает население: "Булочная". О том же говорит вырезанный из дерева, раскрашенный желтой до золотистости краской крендель. Всевозможных фасонов, вкусов и цен пшеничные булки и хлебы, живописно разложенные на прилавках булочной, дразнят аппетит. Жюстена подмывает стащить из высокого короба плюшку, но он редко рискует: у тетушки Мушетты, что носит белоснежный передник и чепец с оборками, зоркое зрение. Жюстен покупает на выданные отцом несколько су ежедневную порцию хлеба, засовывает в школьную сумку и несется в класс.

Как правило, на первый урок опаздывает. Учитель грозит линейкой.

- Извините, месье!

Учитель, еще молодой, длинный, костлявый, с чуть лысеющей макушкой и тонкими нервными пальцами, и так и сяк вертит окаянную линейку, которой нередко довольно-таки чувствительно хлопает по рукам провинившегося ученика. Говорят, учителю изменила девушка, сбежав от него накануне венца, потому он такой раздраженный. Но мало ли что говорят, может быть, у него просто болит живот.

Жюстен не очень любит учиться. Особенно сейчас, в майские солнечные дни. В лугах цветут красные маки, ветерок качает оранжевые и голубые ирисы на длинных стеблях, а в небе ликуют жаворонки.

Закатиться бы с удочкой на Иветту, наловить котелок мелкой рыбешки и сварить уху. При одной мысли об ухе текут слюнки. Но школа не ждет, а отсидев уроки, Жюстен вприпрыжку бежит домой мастерить к приходу отца обед: картофельный суп и макароны. Почти всегда одно и то же. Жаркое из молодой конины они едят по воскресеньям, и тогда обед готовит сам отец.

Сегодня будни, и отец, съев картофельный суп и макароны, снова бредет на завод и остается там до позднего вечера. Он не такой старый, но горбится, в груди у него что-то сипит.

Жюстен с отцом живут в маленьком, ветхом, как у тетушки Мушетты, двухэтажном узеньком домике. Ютятся в комнатенке на мансарде - тут и кухня, и спальня. Зимой холодновато, летом жарко.

Жюстен быстро стряпает обед. Невелика премудрость! В одну кастрюльку летит картофелина с луковицей, в другую - макароны, опять же с луковицей.

- Линейку в школе не заработал, Касе-Ку? - спрашивает за обедом отец.

- Вот еще! - храбрится Жюстен.

- Гм, кхэ.

Отец молчалив, они мало разговаривают. Оба заняты делом.

Сегодня после обеда Жюстен должен выстирать отцову и свою рубашки. Уроки? Вечером полистает учебники, а сначала немного пошатается по улице. Иногда ему является мысль встретить паровичок с несколькими вагончиками, везущими пассажиров - почти всегда односельчан. Парижане редко приезжают к ним в Лонжюмо. Нечего им здесь делать. Красот особенных нет. Красоты в других департаментах Франции: величественные горы в белых шапках, с текущими вдоль ущелий снеговыми потоками, цветные равнины по берегам неполноводных рек, лучезарное Средиземное море, точные, будто по часам, приливы и отливы туманного Ла-Манша. Там Жюстен пока не бывал, все впереди.

Сейчас, в измятой соломенной шляпе, стоптанных сабо, сунув руки в карманы коротких штанов, он важно шествует, словно господский сын из соседнего замка. Правда, тот чаще разъезжает в коляске.

Ребят на улице не видно, и Жюстен в одиночку приходит на платформу. Ему нравится ловить звук приближающегося паровичка. Пых-пых! - доносится издали. Громче, ближе, и вот он, горячий, дышащий паром, с маслянистыми черными боками. Машинист, высунув из окошечка чумазое белозубое лицо, хохочет. Он местный, молоденькая жена иногда поджидает его на платформе.

В будущем Касе-Ку станет рабочим паровозостроительного завода. Или для начала хотя бы ремонтного депо. Кое-что он уже разузнал: куда толкаться, чтобы получить работу через четыре года, когда исполнится пятнадцать лет.

Паровичок прибыл. Здорово, дружище! Жюстен искренне приветствует тяжело дышащий паровичок, веселого машиниста. И... что такое? Жюстен не помнит, чтобы на паровичке прибывали парижане. На памяти Касе-Ку не случалось такого.

А тут из вагона спускается дама. В светлом костюме, широкополой шляпе с лентами. Во Франции шляпы с лентами и цветами носят городские дамы из "общества". Если ты без шляпы, простоволосая или в чепчике с оборками, как у тетушки Мушетты, значит, простолюдинка. Жюстену чаще встречаются простолюдинки. Хороша приезжая дама! Жюстен мало смыслит в женской красоте, а тут залюбовался. Нежный овал лица, огромные яркие глаза. Взгляда не оторвешь, так хороша! С нею мальчик. Наверное, ровесник Жюстена. Кто они? Куда они? Зачем они в Лонжюмо?

Красивая парижанка остановилась у вагона, неуверенно оглядываясь. Ясно: не знает, как найти нужный адрес. Касе-Ку мигом подскочил.

- Мадам, могу я вам помочь? Хотите, провожу? Вам куда?

- Гран-рю, дом 91.

- Мы как раз недалеко живем, - обрадовался Жюстен. - Мой отец рабочий кожевенного завода; может, слышали о нашем заводе? Вы, наверное, приехали навестить нашего соседа. Он тоже приезжий, снимает две комнаты, его хозяин изготовляет горчицу, а не очень-то разбогател на горчице. У приезжего супруга и гран-мер мадам Елизавет.

Так он болтал, неся небольшой чемодан. Мальчик нес саквояж. Приезжие с любопытством поглядывали по сторонам. Гран-рю - главная улица в Лонжюмо, длинная-предлинная, застроенная небольшими двухэтажными домиками, с виду в общем-то хорошенькими, покрашенными в разные цвета, похожими один на другой, как братья-близнецы. А садов почти не видно. Сады позади домов.

- Регарде, регарде, - через несколько минут закричал Жюстен, предлагая остановиться.

Они остановились против памятника на тесненькой площади. Юноша в коротком камзоле и ботфортах - сапогах с раструбами выше коленей, в похожей на цилиндр шляпе, мечтательно опирался на барельеф постамента.

- "Почтальон из Лонжюмо", - важно оповестил Жюстен. - Один композитор из прошлого написал такую оперу и прославил Лонжюмо. Почему? Потому что когда-то давно здесь была почтовая станция, отдых перед Парижем.

- У вас тихо, - заметила парижанка, когда, полюбовавшись памятником, они отправились дальше.

- О, мадам! Это только днем. А закатится солнце, и потоком поедут повозки, авто, тележки. Едут: грохот на всю ночь до утра. Потому у нас и дачники не поселяются, что грохот на всю ночь. Но можно привыкнуть, мы привыкли. Это крестьяне и фермеры везут в Париж на рынок продукты: мясо, овощи, фрукты. Без конца, без конца! У вас в Париже колоссальный рынок, огромный! Тысячи продавцов, тысячи покупателей. Наш учитель рассказывал: один писатель назвал этот рынок "Чревом Парижа". Чрево значит брюхо. Прожорливое брюхо у Парижа. Ха-ха! А как тебя зовут? - обратился к мальчику Жюстен.