После того, как Сергей рассказал Эллине о разговоре родителей о ее матери, Эллина пришла к отцу:

– Папа, а правда, что моя мама вовсе не умерла, а жива?

– Что ты, детка, что ты такое говоришь? Кто тебе сказал это?

– Мне сказал Сережа, – и Эллина рассказала все, о чем поведал ей Сергей, упомянув непонятные и загадочные выражения «донорская яйцеклетка» и «суррогатная мать».

Никита Ильич побледнел, Эллине даже показалось, что он как-то присел на ногах, затем ухватился за спинку кресла и поспешно сел.

– Ну что за глупости наговорил тебе этот Сережа, он все придумал, не верь ему! А давай-ка мы сейчас в зоопарк поедем! Хочешь?

Эллина так обрадовалась, что расцеловала отца.

– В зоопарк! Конечно! Скорее в зоопарк! – и стала собираться, потому что одним из любимых ее мест на планете был зоопарк.

Только после этого разговора Эллина уже больше не видела ни Сережу, ни его отца в их доме: все говорили, что их семья переехала в другой город.

В зоопарке было много народу: у школьников начались летние каникулы, и родители приступили к выполнению культурно-развлекательной программы, запланированной для своих детей на время отдыха от школьных обязанностей.

У Эллины с отцом и мамой-Ниной тоже имелся план на лето. Обычно они отправлялись в Испанию, где жили в небольшом доме на берегу моря. Правда, Никита Ильич мог себе позволить лишь отпуск в две-три недели, но Эллина с мамой-Ниной отдыхали целое лето. Этот дом Никита Ильич приобрел специально для летнего отдыха. Сюда же часто приезжали погостить его друзья. Родственников, кроме сестры, у Никиты Ильича не осталось, и всем смыслом его жизни была Эллина. Ее он любил этой нежной отцовской любовью, баловал и лелеял. Но теперь на него все чаще стало накатывать угрызение совести за то, что он так бездумно, поддавшись почти модному веянию, осуществил появление ее на свет. Именно осуществил – вразрез естеству природы, религии, совести. Почему он тогда не думал об этом? Тогда, находясь на пике своего успеха в бизнесе, известности в обществе, его разум, оказывается, работал совсем по-другому. Ему казалось – главное иметь достаточный капитал, и все можно решить за деньги. В те годы среди обеспеченных людей началась «эпидемия» экстракорпорального оплодотворения и вынашивания детей при помощи суррогатных матерей. Одно дело, когда к искусственному оплодотворению прибегали супружеские пары, используя свой «биологический материал» – в любом случае, это их ребенок. Но ведь такой метод стали использовать однополые пары, да и просто одинокие богатые «родители». Захотел себе ребенка – пожалуйста, и ничего, что заведомо лишал такого ребенка матери или отца. Никто не задумывался о моральной стороне, никто не думал о детях – каково им будет; о том, что дети вырастут и придется отвечать им на вопросы об их «чудесном» появлении на свет. Как будут объяснять родители-мужчины, почему у их детей нет мамы? Смогут ли адаптироваться такие дети в обществе среди детей из традиционных семей? Не появится ли у кого-то из таких детей безудержное желание найти свою маму или отца? Все ли, однажды осознав противоестественность своего появления на свет, смогут найти в себе силы справиться с переживаниями и жить полноценной жизнью? И еще, самое главное: кто дал право взрослым лишать ребенка матери или отца только потому, что двум (или одному) однополым людям захотелось поиграть в «дочки-матери»??? Почему, почему он тогда ТАК не умел думать, так понимать? Никита Ильич знал ответ: потому что тогда он не был родителем, он не знал, не подозревал о существовании в душе, разуме человека таких уголков, которые начинают работать только с появлением на свет своего ребенка. Это – сплетение чувств, инстинктов, открывающих новые взгляды на смысл и ценности жизни.

И вот сейчас то, чего он так боялся, произошло. Он боялся, что рано или поздно кто-нибудь раньше него расскажет Эллине всю правду о ее появлении на свет. Он планировал рассказать ей сам, но думал сделать это позже, когда она станет взрослее – не сейчас. Теперь он был растерян, он не знал, как объяснить ей, если она снова станет задавать вопросы – ведь она еще мала, чтобы понять.

Никита Ильич много беседовал с психологами, все они давали советы, как отвечать на тот или иной вопрос ребенка. «Сами-то они хоть понимают, о чем говорят, какие советы дают?» – с досадой думал Никита Ильич. Хотя, возможно он недооценивал значение специалистов: ведь недаром они изучают психологию человека; их советы, основанные на многочисленных исследованиях и экспериментах, бывают спасительными в той или иной ситуации. Однако невозможно постичь все стороны устройства разума и души человека! А такие явления, как интуиция, телепатия, так называемые вещие сны так и остаются загадкой. Психологи подготовили ответы на ожидаемые от дочери Никиты Ильича вопросы, например, о ее матери. Но никто же не предполагал, что мама Эллины станет приходить к ней во сне! Что маленькая девочка будет видеть ее, слышать ее голос, чувствовать прикосновение рук. Что она могла бы узнать ее среди миллионов всех других мам!

Человек пошел против природы, самонадеянно полагая, что он, эта песчинка в бесконечности Вселенной, смеет управлять процессами, не им основанными и не им заложенными. Он вмешался в НЕ ИМ СОТВОРЕННОЕ и стал хозяйничать с уверенностью невежды там, где негоже быть ему в силу своей ничтожности и несовершенства.

К счастью, в зоопарке Эллина больше не задавала никаких «таких» вопросов. Она носилась от вольера к вольеру, проведывая своих любимых зверей. Никита Ильич хорошо знал, как поднять настроение дочери: достаточно было только предложить пойти в зоопарк. Это был совсем другой зоопарк, нежели тот, в который приводили родители Никиты Ильича его, маленького мальчика, в детстве – тесные вольеры, томящиеся в клетках неопрятные животные и неприятный запах.

Теперь это был большой и красивый парк с множеством цветов и декоративных растений. В просторных вольерах располагались чистые, ухоженные животные. Со стороны даже казалось, что они немного перекормлены.

– Папа, смотри, как льву постригли гриву – ровненько-ровненько, и челку тоже. Папа, как ты думаешь, ему нравится стричься? А у них что, есть специальная звериная парикмахерская? – щебетала Эллина.

– А у гиены родились дети – вон, видишь? Какие хорошенькие, вот бы их погладить!

Вволю налюбовавшись своими любимчиками-зверями, набегавшись по парку, Эллина потянула отца в кафе, где подавали ее любимое мороженое – традиционный белый пломбир с шоколадом и вишенками.

Выпив чаю и немного посидев еще на кухне в раздумьях, Эллина вернулась в комнату, взглянула в окно. Короткий зимний день уступал место сумеркам – они опускались на землю вместе с крупными снежными хлопьями, медленно и неслышно падающими и укрывающими все вокруг.

«Дорогая мама! Я должна тебе сказать кое-что, – Эллина открыла наугад страницу дневника, – мне кажется, я влюбилась в Сережу, а он в меня. Как же плохо, что тебя нет рядом! Ты бы мне дала совет: целоваться мне с ним или нет. Потому что вчера он сказал, что любит меня и поцеловал в щеку, а я испугалась и убежала. Моя милая мамочка, где же ты сейчас, как не хватает мне тебя, мне столько нужно рассказать тебе! – в дневнике ведь трудно все описать…» – Эллина с нежностью вспомнила то ее детское чувство к Сереже. Но ярче всего она помнила ее сжимающую детское сердечко тоску по маме, по родной маме.

Когда Эллине было почти двенадцать, Никита Ильич как-то вечером пришел к ней в комнату и сам завел разговор о ее появлении на свет. Он рассказал ей все. И то, что не мог иметь отношений с женщиной, потому что – гей. Эллина, как показалось Никите Ильичу, почти не удивилась сказанному. Ее не удивило даже признание в его нетрадиционной ориентации. Возможно, Нина что-то успела ей рассказать, хотя Никита Ильич не разрешал: «Я сам обо всем расскажу Эллине, когда сочту нужным, тебе не стоит делать этого», – так было сказано сестре.