ЮРИЙ ДМИТРИЕВИЧ ПЕТУХОВ
КАК ТАМ В ПАРИЖЕ?
Кривое не может сделаться прямым, и
чего нет, того нельзя считать.
Екклесиаст
В отеле было хорошо, вольготно. Никто над душою не стоял: начальство далеко, в Москве, и бог с ним, - всегда бы оно было где подальше. Да и перед подчиненными пыжиться нет необходимости: где они, подчиненные? Корпят в управлении, по институтам над своими отчетишками и справками. Жена? Да что там про жену вспоминать! Семен Михайлович отдыхал. Отдыхал душою и отчасти телом. Почему отчасти? Давали знать о себе встречи, коктейли и прочие удовольствия, ненавязчиво преподносимые фирмачами. Но тело было еще далеко не старое, выносливое.
Сладко поеживаясь под одеялом, Семен Михайлович думал - а что сегодня, чем их еще угостят? Мысли были приятные, но даже они не могли разлучить его с низкой уютной кроватью, такой мягкой, вытягивающей из тела все желания, кроме одного лежать.
Научно-технические обмены - отменны-ы-ы:
Посыла-и-им... посыла-им? У, черт-тя, забыл!
Ага, вот: пссыла-и-им тырпси-холу!
Получа-и-им пепси-колу! А-а! У-ух! Хор-р-рошо!!!
- доносилось из ванной. Там Гугин пел с душой, вкладывая всю ее в какой-то разухабистый мотизчик собственного сочинения.
- Семен Михалыч, а что это за хреновина такая - тырпсихола, не слыхал?! Тыр, пыр, восемь дыр - язык вывернуть можно, придумают же! Что-о?!
Семен Михайлович молчал и блаженствовал.
- А-а? Не слышу?! - еще громче, сиреною вопросил Гугин.
- Да это одна, такая... в балете, короче, пляшет. И не хола, кстати, а хора, понял?! Запоминай: тер-пси-хора!
- Ай?!
Семен Михайлович взорвался:
- Тер-пси-хора, оглох, что ли, тер - повторяй!
- Тер! - послушно донеслось из ванной.
- Пси! - еще громче рявкнул Семен Михайлович, воодушевившись понятливостью ученика.
- Пси-и-и! - эхом отозвался Гугин.
- Хора!
- Да ладно, понял. - В голосе Гугина зазвучали вдруг нотки недовольства: - И что за поэты пошли, за что только деньги получают, срифмовать не могут толком двух слов: хору колу?! Ну дает! Эт-то и я так смогу! Слушай! Эх, хорошо, Семен Михалыч, что не бьют по голове, а в министерстве не слыхали, что я тоже тут поэт ! И-эх! У-ох! Хор-рошо! - гугинский голос постепенно из недовольного возвысился вновь до жизнерадостного, бесшабашно-удалого. - Здорово получилось, а?!
Неделю назад, когда их привезли из аэропорта в отель и они попросили поселить их в одном номере, отказавшись от отдельных апартаментов, администратор, портье или как там он у них назывался - ни Семен Михайлович, ни Гугин языками не владели - посмотрел на обоих с недоумением, но быстро отвел глаза, скрывая свои чувства за чересчур широкой слащавой улыбкой, суетливо достал ключи. О чем он думал, их не интересовало. Семен Михайлович слыхивал, что тут у них с площадью в гостиницах все в норме и обычно вместе поселяются лишь очень близкие родственники... Но свой устав Семен Михайлович всегда носил при себе, а то, что "монастырь чужой", - не беда. Да и мало ли о чем мог думать какой-то там, пусть даже и заграничный, администратор. А вдвоем, да еще на чужбине, далеко от дому, веселее... И не так страшно. В последнем они, правда, не признавались открыто, но каждый, чуя в себе присутствие некоторого душевного озноба, подозревал то же самое и в спутнике.
Перед самым отъездом их "порадовал" один сотрудничек, полумолодой специалист, бывший у Семена Михайловича на побегушках. Припрыгал, тряся газетками, угодить хотел, чтоб его! Семен Михайлович виду не подал, когда прочитал в заметочке, что на днях двум директорам внешторговских контор за злоупотребление взятками - это ж как надо было злоупотребить! намотали срока на полную катушку. Принес известьице! Вот ведь, пригрел ехидну на груди! Эх, молодежь, подумал бы прежде, чем "радовать", причем тут шеф-то его - ведь он, Семен Михайлович, к тем конторам и вообще к внешторговским делам ни сном, ни чохом, его дело - заключение дать, техническое, по существу аппаратика этого, как специалисту, значит, - уж закупочная комиссия решит, там голов много, пускай они и делят ответственность на число голов своих, им проще да и по закону так положено, по инструкциям, а инструкции - дело святое и непреложное. Нет, не осталось чуткости в людях, огрубели, очерствели! И-эх, людишки, "порождение крокодилов"! А полумолодой шутник и тут не вник, не разобрался, ляпнул, что, дескать, знакомого представителя чего-то или кого-то (не уточнил) прямо на днях отозвали за аморалку и недостойный образ, а другой якобы вместе с самолетом на той неделе в море потонул. Дурак! Ну какие по дороге во Францию моря?! Чего пугаешь-то?! Семен Михайлович его выгнал из кабинета и до самого отъезда так и ни разочку не одарил благосклонной улыбкой, словечка теплого ни единого не сказал. Шутник заскучал что-то, совсем с лица спал. Ну да ничего, это ему только на пользу!.. Так что веселее вдвоем и надежнее, думал Семен Михайлович, мы народ коллективистов, мало ли чего тут у них принято; хотя поучиться есть чему, перенять, так сказать, ценный и полезный опыт, и все это на пользу выходящей из "стагнации" любимой родине! Ничего, мы ее из застоя-то вытянем, поставим, ослабленную, на ножки, рассуждал Семен Михайлович; как там поговаривал любимый литературный герой, большой специалист по международным отношениям - "Турция нам поможет"?! Точно, поможет, и не только Турция. Да и куда нам без помощи-то, народ не подготовлен еще, малокультурен, опыта по части демократии у него ни малейшего нету, кругом хамство и распущенность, лень и дикость... Нет, без помощи не обойтись. И сперва надо самым наикультурнейшим, наиинтеллигентнейшим и самым умным выходить на международный уровень общения, а потом, глядишь, при их посредстве дело и до широких масс дойдет. Но это потом. А покуда все на таких как он держится, на передовых людях нашего времени. Ну и разные там гугины на первых порах сойдут, как помощники... Так размышлял Семен Михайлович, лежа на широкой и мягкой кровати в номере на восьмом этаже отеля, расположенного если и не в самом центре Парижа, то и не на самых окраинах.
Мелодично динькнул телефон на столике у изголовья.
- Господин Дугин, алле, я не будил? Как спали?
