– Поэтому не переживай, – повторила красотка. – Все получится, если это настоящая любовь.

В туннеле появились фары поезда, а я почувствовал себя таким отвратительно обыкновенным, что стало грустно. Куда лучше было бы оказаться на месте Марко или этой симпатичной девушки, снова вернуться в юность, когда можно было просто любить, не думая о риске и последствиях. Лучше было бы оказаться на месте Лоренцо Инсинье[2], просто достать кошелек, подойти к кассе и купить этой девушке проездной. Я бы с удовольствием стал кем угодно, только не собой. Поезд приклеился к платформе, и за секунду до того, как народ пошел на штурм в попытке занять свободные места, я подумал, что у этой девушки было билетов на 50 евро, а у меня и одного билета не было, и это уж скорее она могла бы раскошелиться ради меня.

Охранник отстегнул цепь, преграждающую выход на платформу, бросил ее на землю, и мы все дружно направились к поезду.

В толпе я потерял девушек из вида.

Я позвонил Русскому и сказал, что зайду к нему пораньше, сразу после собеседования, потому что не хотел потом торчать на улице и ждать.

Русский ответил, что это не проблема.

«Фирме, занимающейся разработкой медиакампаний для международных некоммерческих организаций требуется…» Я отправил им резюме и мне перезвонили.

Я вошел в отель «Медитерранео», оставил свои данные на стойке регистрации.

– Номер 221, – сказали мне.

Нужная мне дверь, в конце длинного белого коридора, была открыта.

Я постучал в стену, и какой-то тип за столом указал на стул перед собой. Я сел. Мы были примерно одного возраста, поэтому я чувствовал себя не в своей тарелке.

– Итак, ты Аморесано, – сказал он, прочитав мое имя на листке. – Мы работаем с «Телетоном».

А потом рассказал, что они планируют коммуникации, у них маленькая фирма, но в скором времени планируется рост, фирма молодая, идеально подходит амбициозным людям и тем, кто мечтает проявить себя, вырасти, улучшить свои навыки и заработать, но прежде всего – вырасти.

– Что скажешь? – спросил он, одной рукой поправив идеально ровный пробор. – У тебя есть опыт работы?

Я ответил, что все написал в резюме, а он сказал, что не успевает читать все резюме. Поэтому я сосредоточился на главном. Рассказал, что получил диплом политолога и работал в одной кейтеринговой компании на кораблях, сперва стоял за кассой в баре, но постепенно мне стали доверять задания поважнее, и так я проработал шесть лет, пока не стал одним из важных сотрудников, боцманом. Еще у меня есть второе образование в сфере социологии, я говорю по-английски и немного по-испански, а с кораблями завязал, потому что там у меня не было возможностей для профессионального роста, а для меня рост – это самое главное в жизни, особенно если я хочу и дальше мечтать о карьере баскетболиста. Я рассмеялся. Он нарисовал линию на листке.

– Что скажешь о нашем объявлении, Аморесано?

Я ответил, что оно меня заинтересовало.

– Мы ищем молодых людей, которые умеют работать в команде. Ты умеешь?

– Да, на корабле…

– Оставь в покое корабль. Ты умеешь работать с людьми?

– Да.

Еще одна линия на листке.

– Я думаю, мы можем попробовать. – Он объяснил, что скоро начнется новая кампания, так что я появился в нужном месте и в нужное время. – Попробуешь?

Я кивнул и улыбнулся:

– Что надо делать?

– Работать с нами.

– Хорошо.

– Ты рад?

– Конечно, – ответил я.

– Хорошо.

– Но что конкретно надо делать? Какие у меня будут обязанности?

– Те, что указаны в объявлении, работать с нами.

– Но в объявлении написано только, что вы ищете сотрудника.

– Да, для новой кампании.

– Я в замешательстве, – признался я и снова улыбнулся.

– Если ты хочешь работать, если ты любишь работать в команде, работать с людьми, ты должен согласиться.

– Послушайте, – сказал я, но он прервал меня и попросил обращаться на «ты». – Слушай, я не уверен, что понимаю.

Он достал портмоне из ящика стола:

– Будешь кофе?

Я отказался.

Кофейные автоматы стояли недалеко, до меня доносился звон монет, которые он заталкивал внутрь, одну за другой. Я рассматривал обувь: черные туфли и кроссовки, новые. Я уже лет десять не носил кроссовки, но решил, что куплю их себе на приближающееся тридцатилетие. Даже если ты уже не так молод, как хотелось бы, ты, по крайней мере, можешь одеваться по молодежному, подумал я, когда увидел те кроссовки в витрине магазина.

– Итак, – сказал тот тип, снова садясь на свое место напротив меня. – На чем мы остановились?

– Пытались во всем разобраться.

– Отлично. Скоро начнется новая кампания. Графика просто революционная.

– Замечательно.

– Мне нравится, что ты понимаешь, как это важно.

– Конечно.

Он сложил пальцы обеих рук «домиком», уставился на меня поверх них.

– Революции состоят из множества событий, в них участвует множество людей, они складываются из множества факторов. Из какого ты района?

– Соккаво.

– Рядом со стадионом. Отлично. У нас новая графика, она поспособствует быстрому развитию.

– Можно взглянуть?

– Она еще не готова.

– Ладно.

– Да, будет готова через несколько дней. О нас еще заговорят, вот увидишь.

Я промолчал, но подумал, что вместо этого собеседования предпочел бы оказаться в тишине дома, затерянного в зелени Прочиды, вдали от всех, только сад и собака. Промолчал о том, что был на Прочиде с Русским позапрошлым летом всего неделю и не хотел возвращаться. Промолчал о черном песке на пляже и о темной воде… и о том, что выпивка стоила дешево, а мы спускались к маяку понырять и гонялись за рыбами до полного изнеможения. Вместо этого я сказал, что уже поздно и мне пора идти. Тип ответил, что это не проблема и наше собеседование было очень продуктивным.

– Послушайте, – сказал я, и он снова перебил:

– Давай на «ты».

– Ты можешь сказать, что я должен буду делать?

Воцарилось молчание.

– Хорошо, – сказал он через минуту и улыбнулся.

Взял ручку и постучал ею по столешнице. Откинулся на спинку стула, будто готовясь к прыжку, потом выпрямился и положил локти на стол.

– Ты должен будешь работать в команде, общаться с людьми. У нас есть два продукта: азалии и брелоки для ключей. Наша политика – не продавать их, а обеспечивать спрос. Что скажешь? На площадях, пять часов в день.

Я сидел молча и не двигался.

– Тебе заплатят.

Внутри меня разрасталось чувство вины, не подвластное ничему. Я чувствовал себя виноватым перед собой, перед своим настоящим и перед тем, что должно было стать моим будущим, виноватым даже перед этим типом, вынужденным зарабатывать на жизнь таким абсурдным способом. Думал, может быть, его унижает происходящее, потому он и держал меня здесь, пытаясь как можно дольше не говорить то, что должен был сказать. Я хотел спросить, больно ли ему так же, как больно мне, но не спросил. Сказал, что мне пора идти, а он ответил, что ему жаль, но кто-то должен и такую работу делать, а потом пожал мне руку. Я вышел из комнаты, и те, на стойке регистрации, мне улыбнулись. Я предположил, что они подслушивали.

За дверью гостиницы город был похож на умирающего зверя, на увядающий цветок. Люди проходили мимо и, казалось, не замечали этого. Мне захотелось закричать им в лицо. Крикнуть что-то, неважно что. Может обозвать их маленькими кусочками огромной кучи дерьма, не знаю.

Я купил билет на фуникулер. Подъехал маленький поезд, остановился, а потом принялся медленно карабкаться на холм, таща с собой пассажиров. Я рассматривал людей в вагоне, потом, когда вышел, людей на улице. Ждал зеленого сигнала светофора, и все эти люди казались мне лучше меня, потому что у них была работа, а у меня ее не было. У всех было место в этом мире. У всех, кроме меня.

Я перешел на виа Палицци, где жил Русский. Далеко впереди, между домами, виднелось море, уже абсолютно черное. Сосны, тишина, порядок – все это ясно говорило мне, что в этом районе могут жить только богачи, а я тут – чужак. От осознания того, что единственный бедняк на всей улице – мой друг, лучше не стало.