По долгу службы маркиз теперь вынужден был немало времени проводить в столице, и потому в 1673 г. вместе с семьей он перебирается в только что отстроенный особняк на Кинг – стрит в фешенебельном районе Лондона. Жизнь шла своим чередом. Авторитет Галифакса на поприще службы укреплялась день ото дня. Король доверял ему самые деликатные поручения: назначив тайным советником, направил маркиза с визитом во Францию, чтобы поздравить Людовика XIV с рождением сына, а заодно «провентилировать» вопрос об отношении французского монарха к заключению союза Англии с Голландией. После успешного завершения миссии король ввел Галифакса в состав комитета по внешней политике. Там маркиз начинает тесно сотрудничать с такими известными государственными и политическими деятелями Англии, как Темпль, Эссекс, Шефтсбери. Все складывалось прекрасно, и казалось, что ничто не сулило плохих перемен. Однако происшедший в стране в конце 70 –х годов так называемый «исключительный кризис» многое изменил в судьбе маркиза.
В последние годы правления Карла II в стране резко обострилась борьба между тори и вигами, что обусловливалось нагнетанием антикатолических настроений в обществе. Летом 1678 г. священник Титус Оатс сообщил в Тайный совет о том, что располагает сведениями о якобы готовящемся заговоре католиков, которые вознамерились убить короля и возвести на трон его брата, известного своей приверженностью к католицизму герцога Йорка, будущего короля Якова II. Нелепые домыслы о заговоре порождали в стране панику. Власти прочесывали дома католиков в поисках оружия. На улицах столицы день и ночь дежурили вооруженные отряды милиции. В условиях разыгравшейся в стране антикатолической истерии парламент занялся рассмотрением билля «О исключении герцога Йорка на престолонаследия». Этот закон, в свою очередь, послужил причиной острых дебатов в парламенте. Борьба сторонников и противников «исключительного билля», продолжавшаяся около двух лет, с 1679 по 1681 гг., положила начало политическому кризису в стране, который в конечном счете завершился роспуском парламента.
Галифакс не остался в стороне от происходящих событий. Именно ему историки приписывают решающую роль в отклонении парламентом «исключительного билля». Хотя Галифакс осуждал католицизм, он, тем не менее, выступил против данного законопроекта, полагая, что его принятие приведет к гражданской войне в стране, тогда как все опасения в отношении судьбы протестантизма в случае вступления на престол короля – католика можно было бы устранить через введение особых ограничений прерогативы монарха. Поэтому, когда в октябре 1680 г. билль «об исключении» в очередной раз обсуждался в палате лордов, Галифакс использовал все свои красноречие и убедительные аргументы, чтобы повлиять на ход голосования. Как писал Маколей, маркиз защищал «дело герцога Йоркского» речами, которые даже по прошествии многих лет «помнились как образцовые произведения логики, остроумия и красноречия». Говорили, что именно благодаря ораторскому искусству Галифакса судьба билля решилась окончательно: он был отклонен большинством голосов. Так, на взгляд Маколея, «гениальность Галифакса поборола всю оппозицию»45. Между тем подобный поступок встретил неоднозначную реакцию среди политиков. В то время как король в знак признательности пожаловал Галифаксу титул графа, оппозиция объявила его предателем.
Вообще, надо признать, отношение Галифакса к существующим политическим партиям было непростым46. Он высказывался против создания постоянных «враждующих лагерей», стараясь дистанцироваться от их «неистовой борьбы», и подобная неприязнь к партиям послужила причиной изоляции маркиза в среде политиков. Галифакс явно недооценивал роль партий в управлении государством, полагая, что без них вполне можно обойтись. В некоторых своих произведениях он старался даже не упоминать названий партий: так они были ему антипатичны. Партии возбуждали «презрение» маркиза, в особенности ему были противны «низкие уловки и неразумные крики их демагогов»47.
Тем не менее Галифакс не сумел остаться в стороне от партийной борьбы, а вскоре и сам начал «обращаться в вига». Он стал критически отзываться о правлении абсолютной монархии в Англии и защищать привилегии парламента, утверждая, что жизнь «не имела бы никакой цены», если бы свобода и собственность граждан зависели от произвола «деспотического властелина»48. Подобные речи маркиза не могли вызвать симпатий короля. Усилившееся раздражение Карла « подогревалось» сетованиями его брата. Герцог Йорк считал « неприличным » далее терпеть в должности лорда – хранителя малой печати человека, бывшего в душе республиканцем.
Между тем маркиз Галифакс не был ни республиканцем, ни вигом. Пожалуй, можно признать, что среди политиков он занимал особое место благодаря своим исключительным дарованиям, способностям и природному уму. Маколей писал о Галифаксе: «Ум у него был острый, скептический, неистощимо плодовитый на различия и возражения, вкус утонченный, чувство смешного необыкновенное, нрав тихий и миролюбивый, но разборчивый и отнюдь не расположенный ни к доброжелательству, ни к восторженному удивлению»49. Такой человек, на взгляд историка, не мог оставаться постоянным союзником какой –либо одной партии. Галифакс всегда был строг к своим союзникам и дружески относился к противникам. Философский склад ума, сдержанный темперамент, изысканные манеры способствовали формированию Галифакса в умеренного политика. Постепенно маркиз сделался защитником «среднего курса и разумного компромисса».
Однако умеренность во взглядах и поступках, а также стремление примирить враждующие стороны вызывали к нему недоверие со стороны обеих партий. «Когда он действовал заодно с оппозицией, – писал Маколей, – в нем подозревали придворного шпиона; когда же он присоединялся ко двору, все тори пугались его республиканских доктрин»50. Друг маркиза епископ Дж. Бёрнет признавал: Галифакс не умел придерживаться в политике твердой позиции, он продвигался вперед и отступал назад и «менял позицию так часто, что в конце концов ни одна из сторон уже не доверяла ему»51. Недоброжелатели окрестили Галифакса «триммером». Маколей объяснял, что этим словом называют человека, который «из личных видов попеременно поддерживает противоположные партии». Подобных людей, утверждал историк, в обществе презрительно называли «вертушками»52.
Однако маркиз не только не обижался на свое прозвище, напротив, он им гордился. Для разъяснения собственной позиции Галифакс в 1684 г. издал свой первый политический трактат «Характер триммера», в котором выражал недоумение, почему столь «безобидным словом», как «триммер» («соглашатель») называют «чудовище, которым впору пугать детей и женщин»53. На взгляд Галифакса, «триммер» – это правильное размещение груза на судне с целью его уравновешивания (одно из значений глагола to trim – Т.Л.). К примеру, если пассажиры столпятся на одной стороне судна, то оно может легко опрокинуться. Чтобы этого не допустить, необходим соответствующий противовес – «триммер». Применительно же к политической и общественной жизни «триммер» – это всего лишь «третье мнение», отличное от правительственной и оппозиционной точек зрения.
В своем памфлете Галифакс подробно освещал самые различные вопросы: о законах, государственном правлении, религии, внешней политике правительства и т.д. Судя по его высказываниям, он являлся большим почитателем законов. Галифакс видел в законах «необходимые цепи», способные «связать непокорные страсти людские». Ведь если дать волю человеческим страстям, то они превратят государство в состояние «варварства и враждебности», и потому «всем хорошим» человечество обязано законам, а «всем плохим» – отсутствию таковых. Галифакс считал, что подчиняться законам страны должны не только подданные, но, в первую очередь, сам правитель. Король никогда не станет «великим», если будет относиться к законам без должного уважения54. Своим произведением Галифакс еще раз подтвердил, что является убежденным сторонником конституционной монархии, а не республики, в симпатиях к которой его нередко обвиняли. Трактат Галифакса, «содержательный и выразительный, наполненный мыслями и рассуждениями», Дж. Гуч расценил как «величайший политический памфлет XVII века»55.
