— Я чуть не потерял тебя. Чуть не потерял единственного оставшегося ребенка и внука. Эта мысль не дает мне спокойно жить последние недели. Я каюсь, прошу у тебя прощения, и ты можешь его мне не дать. Это твое дело. Но мне будет легче от того, что я просто скажу тебе эти слова. Прости меня, сын…

Его губы дрогнули. В глазах застыло искреннее сожаление, и Джастин шумно выдохнул, когда заметил застывшие слезы. Он похлопал мужчину по плечу, улыбнувшись уголками губ и произнес:

— Хоть я такой же баран, как и ты, но прощать умею… И сделал я это сразу же, как узнал о том, что ты помогал моей девушке.

Эндрю расплылся в улыбке, раскидывая руки врозь. Он прижал сына к своей груди и почувствовал торопливое биение его сердца.

— Пап? — вдруг позвал он, не отстраняясь. Подбородок все еще касался его широкого плеча, мешая дикции.

— М?

— Откуда ты знаешь о ребенке? — Бибер нахмурился, немного отпрянув назад.

Мужчина засмеялся, размыкая объятия.

— Я узнал о нем самый первый, когда вы только поступили в больницу. Врачи заметили беременность на самом раннем сроке. Кендалл повезло, что она не прервалась, но это могло произойти в любой момент… Ей не сообщили сразу, потому что боялись дальнейшего стресса, а потом она догадалась сама.

— Я, кажется, тоже… догадался сам.

— Ты будешь хорошим отцом… — Эндрю вздохнул. — Ты сильно отличаешься от меня…

— Столько хороших слов от тебя сегодня услышал… Значит, не такой уж ты и тиран, — усмехнулся Джастин.

Отец хохотнул, вскидывая руку, и взглянул на часы.

— У меня запланирована встреча по поводу реставрации твоего офиса. Зайду к тебе завтра и дам несколько хороших советов по воспитанию первенца.

— Иди ты, — Бибер хрипло рассмеялся, снова заключив Эндрю в объятья.

Caratacus — Inside

Персиковые облака сонно плывут по голубому небу, пряча в себе ранние солнечные лучи. Над головой пролетают чайки, расправляя широкие крылья и громко крича. Океанская рябь отражает в себе бледно-розовый рассвет и немного дрожит, разбивая легкие волны о теплый песок. Мелкие пузырьки побережной пены лопаются, щекоча босые ноги, и Кендалл улыбается, сжимая ладонь Джастина крепче в своей руке.

— Я так рада, что доктор Хизберг позволил нам прогуляться, — признается она едва слышно, будто боясь перебить шум волн. — Это мой лучший день рождения.

Она стоит у кромки воздушной пены, вдыхает соленый воздух и убирает с лица пряди волос, сдуваемые теплым ветром. Здесь так спокойно, будто никаких шрамов на сердце больше нет. Душа наполнена таким же теплым ленивым океаном, который приятно щекочет рёбра изнутри.

Джастин становится напротив девушки, глядя в ее глаза. Под таким светлым небом они кажутся еще более красивыми, чем обычно. Глубокие, теплые, с плавленым серебром на самом дне.

Кендалл взмахивает пушистыми ресницами и смотрит на совершенную линию мужских губ. Он целует ее лоб и подкрадывается к щеке. Так чувственно, невесомо, будто шепотом. Это заставляет улыбаться.

Мысль о давнем разговоре с Аароном встает в горле комом. Джастин не торопится делать то, ради чего он запланировал эту прогулку на рассвете, ради чего вытащил Кендалл из теплой постели и заставил ее приехать к нему. Но, похоже, ее это совсем не напрягает. Находиться рядом с любимым человеком в свой день рождения — самый лучший подарок, который она с радостью приняла, примчавшись к госпиталю ни свет, ни заря, а теперь наслаждается теплом мужского тела, обнимающего сзади.

Большие ладони перемещаются на живот, греют кожу, забираясь под футболку. Щетинистый подбородок щекочет шею, и девушка хихикает, ёжась от колючей ласки, затем осторожно потирается о его щеку, закрывая глаза.

Джастин на мгновение убирает одну руку, запускает ее в карман и вытягивает бархатистую коробочку вперед. Кендалл заметила ее не сразу. Она завороженно смотрела на пейзаж, наслаждаясь великолепием океана, но когда опустила глаза немного ниже — просто застыла на месте, не моргая.

Кольцо с огромным бриллиантом отражает в себе солнечные блики. Уха касается хрипловатый голос, но из-за звона в ушах Кенни совсем не вычленяет из него смысла. Бибер говорит тихо, неторопливо, надевая кольцо на подрагивающий от волнения палец, пока ее глаза заслоняет толстая пелена слез.

Кендалл поворачивается к Джастину лицом и закрывает ладонью рот. Ее сердце колотится в груди, норовя выпрыгнуть и утонуть в океане переполняющих чувств, но Бибер успокаивает его. Прижимается к ее телу и берет в руки ее лицо, рассыпая по спине мелкие мурашки. Молча. Взволнованно дыша и заглядывая в глаза. Им не нужно слов, чтобы описать то, что происходит в душе. Для этого есть взгляды, прикосновения, поцелуи, с которыми Джастин опускается на ее губы.

— Я люблю тебя, — его шепот тонет в медленном поцелуе.

— Я люблю тебя, — сдавленно отвечает Кенни и запускает пальцы в мягкие волосы, отливающие золотом.

Джастин чмокает ее в нос и медленно опускается на колени, пока девушка взбудоражено наблюдает за ним. Пальцы поддевают край ее свободной футболки, а губы касаются живота.

— Папа любит тебя, малыш.

Сверху послышался всхлип. Джастин поднял глаза вверх и улыбнулся, все еще обращаясь к животу.

— Совсем скоро меня выпишут, и я снова буду с вами… Не давай маме плакать слишком часто.

Кендалл приоткрыла губы и тут же оказалась сжата в крепких объятиях. Бибер подхватил ее на руки и закружил, вырывая из груди громкий мелодичный смех. Его медовые глаза светятся искренним счастьем, и огонек этот уже никогда не погаснет. Джастин обрел то, к чему так стремился, а Кендалл помогла ему найти эту цель. Раскрыла его настоящие чувства и сумела принять его со своими изъянами и совершенствами, смирилась со всеми его преимуществами и недостатками. Полюбила все его полюса на всю жизнь.

Не это ли чистая, святая и прекрасная любовь?