Суровая действительность обрушилась на омегу, как только тот проснулся. Конечно, он сразу вспомнил многое. И как нежно любил его Наруто. Ну, будем справедливы, нежно — по сравнению с теми двумя разами, когда сущность альфы вышла из-под контроля. И это еще мягко сказано! Сонный Саске поежился. Забыть те два раза, свою истерзанную плоть, боль, страх, ужас, как говорится, по мановению волшебной палочки или моментально, по щелчку, не получалось, даже если это и произошло по его вине. Виноват, потому что лгал. Виноват, потому что не принял единственно возможное решение в тех обстоятельствах. Не доверился своему супругу. Тому, с кем его соединила красная лента. С тем, кому он давал те искренние клятвы … И промолчал. До тех пор, пока промолчал не превратилось в прямое значение. Но …

… Именно это самое «но». Что отразило невольно всю палитру чувств, испытываемых омегой. Вспомнил Саске … Узумаки-Учиха Саске … практически следом, как покорно глотал противозачаточные таблетки, смирившись, не желая выяснять ничего. Даже тот немаловажный вопрос, которым он не захотел озадачиться с самого начала всего: почему у него так скачет омежий фон *. Впрочем, что бы это изменило? Правильно, для того, за кого все решили, ничего. И, наконец … Самое главное.

Приоткрыв глаза ровно до узеньких щелочек, Саске сел, опустив ноги на пол. Несмотря на маневр, тумбочка была практически первым предметом, что тут же попал в поле зрения. Омега вздохнул. Вот это … наконец. Словно в ответ на сумбурные, мечущиеся беспокойно мысли, раздался осторожный стук в дверь и, одновременно, до него донесся ласковый голос Цунаде:

— Саске-чан! Милый, только что звонили из клиники, у доктора немного изменились планы. Профессор ждет нас не после обеда, а сейчас. Что, если нам поторопиться? За полчаса ты сможешь управиться?

Договаривая последние слова, Цунаде заглянула в комнату, приветливо помахала рукой:

— Я взяла на себя смелость … Приняла решение за тебя … И согласилась на перенос времени. Ведь мы все равно едем в клинику! И потом, ты сможешь после занятия отдохнуть. Ведь так? Надеюсь, ты непротив?

— «Нет, — Саске оперся руками о постель, стараясь дышать как можно глубже, чтобы удержать внутри тошнотворный комок, да так, чтобы это было незаметно, улыбнулся и показал блокнот, — я постараюсь собраться … быстро».

И только когда, умывшись, он зачесал назад волосы, и прямо взглянул на свое отражение в слегка запотевшем зеркале, прочитав на бледном, осунувшемся лице все пережитые эмоции, страсти и страхи, Узумаки Саске принял окончательное решение.

Если он не может никому довериться, он доверится самому себе. Потому что готов пойти на все.

Подавшись вперед, омега слегка подышал на стекло, и, подняв руку, решительно начертил только одному ему понятный символ.

(

^L

) **

После звонка тамады и изучения, как не без черного юмора подумал Саске, «последствий незащищенного секса», прошло чуть больше недели. И все это время ему страшно хотелось спать. Глаза словно наливались свинцом и закрывались сами собой, будто он никогда не знал, что такое сон. Вкусы потихоньку менялись, и иногда, при просмотре меню, воображение подкидывало невообразимые сочетания ингредиентов, а то, что совсем недавно нравилось, вдруг стало не менее невообразимо противным. То и дело Саске ловил себя на том, что все сильнее превращается в нечто чувствительное, готовое рыдать от обыкновенного «тебе сок апельсиновый или банановый»? Потому что дико, невероятно, скакало настроение, просто зашкаливало. И ведь все это время он старался как можно тщательнее скрывать происходящие с ним перемены. Он словно окружил себя непроницаемой стеной, отгородился от мира. Так, как с ним уже было, когда ему однажды пришла в голову чумовая мысль, что от него, возможно, отстали. Правда, тогда ему казалось, что он умирает … Иногда ведь бывает и так, самая абсурдная мысль кажется единственно правильной. Ну, или нам хочется, чтобы это было так …

И еще. То, что перевернуло его итак запутанную жизнь и сделало ее еще более запутанной.

… Хотите, мы Вам дадим бесплатно еще одну упаковку? О, еще, говорят, в первый триместр может быть сильная тошнота … мы Вам дарим эти имбирные леденцы, тоже совершенно бесплатно! За счет фирмы! Они очень хорошо помогают …

… Они очень хорошо помогают …

Вот оно. То, что, несмотря на воцарившиеся в его жизни абсурд и жестокость, могло ему помочь. Если не спасти, то хотя бы подтолкнуть. В довершение к уже сложившейся мысли. Отчаянному решению. Продиктованному весьма просто: когда старшая омега напомнила про плановый визит в «Status Аридзава», он будто очнулся.

Вернулся с небес на землю, если точнее.

В этот раз Саске был очень рассеян. Постоянно отвлекался, не всегда понимал, что от него требуют, и часто уходил в себя. Что, конечно, не могло не остаться незамеченным. Профессор долго крутил в руках карандаш, которым обычно любил делать пометки в деле «пациента С», потом задумался о чем-то, пристально наблюдая за омегой. Пару раз посмотрел на дверь. Зная, что там, в коридоре, сидит Като-сан, терпеливо ожидая окончания очередного врачебного сеанса. Данзо задумчиво постучал остро отточенным карандашом по абсолютно чистому листу.

Говоря по правде, сегодня был очень странный день. Сегодня он не сделал ни одной записи. Ни одной пометки, даже беглой. Вообще ничего. И дело было не в столь явном непрофессионализме. А, как ни странно и непривычно звучит, в этом омеге. И еще кое в чем.

Он действительно не желал докапываться до подлинных причин мутизма. С самого начала лечения. Но, вернее …

… Вернее, по некоторым причинам так считал. Уверял сам себя. Потому что это было довольно опасно. Ведь не зря мудрые люди толкуют … Если сто раз твердить об одном и том же, в конечном итоге ты в это поверишь. Будешь противиться, но поверишь. Но ками-сама … сколь справедлив ты, когда говоришь …

Ты можешь отвергнуть прошлое, но оно тебя никогда не отвергнет.

Лоб доктора, пересеченный двумя глубокими морщинами, слегка нахмурился.

Затянутый мутной пленкой, изуродованный правый глаз, тщательно скрываемый от всего мира плотной повязкой, заболел. Ноющей, тягучей болью. Как врач, он знал определение этой боли. Фантомная. Потому что глаза практически и не было. А боль была. Часто — по ночам, когда он просыпался и, чтобы не пугать мирно спящего рядом супруга, уходил к себе в кабинет и глушил боль самым верным средством … Выпивкой, естественно. Часто — как реакция на плохую, сырую погоду. А все вместе, все это можно было трактовать, как … Как напоминание о его … ошибке. Старый альфа предпочитал именно это деликатное объяснение своей жизни и тому, что было в ней. Ведь, по сути, что есть ошибка? То, что ты упрямо повторяешь раз за разом, чтобы увидеть, где ты допустил промах. Где твой просчет. Ошибка, по сути, так похожая на привычку. Привычку лезть в чужие дела. И …

… Трудно сказать, божий ли это промысел, или путь дьявола. Но, ками-сама, если ты до сих пор не отвернулся …

Данзо сильнее сжал карандаш. Что с ним происходит? Почему он снова решил практиковать? Какова причина?!

Уцелевший глаз внимательно посмотрел на омегу. Омегу, по-видимому, полностью ушедшего в свои беспокойные мысли. Ну … что ж. Вспомним все еще раз.

Раньше … Когда он был очень-очень молод … И когда идеализировал многое, очень многое, если не все, он пытался изменить этот жестокий, противоречивый мир. Искренне веря в праведность своих действий. В памяти, против воли, мелькнули картины его боевой юности. Та самая скандальная статья. Практически бомба. Разгром Штаба. Плач и истерические крики папы-омеги. Долгий, очень долгий, откровенный и неприятный разговор с отцом-альфой. Звонки по телефону со зловещим молчанием в трубку. Угрозы, грубые угрозы, больше смахивающие на низкий шантаж … И клятва прекратить. Просто все прекратить. Но … Всегда есть это «но».

Возможно, потому, что он стал умнее и осторожнее. А в то, что был прав, он верит до сих пор.