— Ты едешь с нами! Отец переговорил с Итачи, и они решили, что все-таки нехорошо, когда мы будем представлены не в полном составе. И главное! Только что доставили твой костюм … так что …
Саске оглянулся, ища предателя. Но Итачи, тоже только что стоявший сзади, по-тихому свалил.
— … поторопись.
Едва Саске, сопровождаемый по пятам мамой-омегой (и не хотелось знать, почему), переступил порог собственной комнаты, прозвенел второй тревожный звонок. Саске мигом уперся и испытал повторное, невероятное, желание очутиться от собственной комнаты как можно дальше:
— Я не надену этот ужас! Это даже не мои цвета! Ни за что!
Но Микото-сан в совершенстве владела способностью справляться со своими детьми, даже включая подростковые бунты. Ласково обняв младшенького за плечи, она нежно указала:
— Саске, дорогой. Ты же не можешь поехать на официальный прием в школьной форме? И, более того. Ты же не хочешь, чтобы репутация Итачи пострадала? Чтобы семья будущего супруга Итачи сочла нашу семью безответственной? Не пунктуальной? Нет, ты, конечно, можешь попытаться найти приличный, новый костюм … И я даже дам тебе свою кредитку … Но тогда мы …
— Опоздаем, — вздохнул Саске. Мама знала, куда педалировать. Добавить в копилку «А твой старший брат» еще и «А из-за тебя твой старший брат» он просто не мог. Еще раз вздохнув, он вошел-таки внутрь, решив, что мужественно встанет куда-нибудь подальше от основных действующих лиц … и, может, как-нибудь вытерпит …
Однако довольно красивый дом будущих родственников, располагавшийся чуть дальше их квартала, представлял собой удачное сочетание западного и восточного стиля, и воплощал в себе, как любил говорить дедушка, истинно японский дух. Он немного примирил Саске с чередой неприятных моментов. Во всяком случае, белоснежный, с просторной террасой, дом, полностью утопающий в зелени, с ровными дорожками, ведущими в ухоженный сад, и с выглядывающим из-за деревьев чайным домиком, Саске очень понравился. И внутри был тот же принцип минимализма. Каждая деталь, казалось, была на своем месте. Декоративные элементы, идеально вписанные в интерьер — цветные веера, гравюры и их репродукции в тонкой раме. Свитки с пейзажами и стихами, несколько простых фарфоровых ваз, коллекция маленьких фарфоровых фигурок. И, конечно же, как признательность своим корням — симметрично поставленные по обе стороны от главного входа небольшие фонтанчики из камней и небольшие деревца с жесткими ветками, мелкими темно-зелеными блестящими листьями и россыпью ярко белых крохотных цветов. Бонсай, иначе «дерево тысячи звезд». Цветущее дерево, символизирующее процветание. Словно дополняющее собой благоприятное впечатление, которое удалось создать хозяевам дома.
Новый мир, оказывающий существенное влияние на вновь пришедших. В гармоничном пространстве, в котором все было наполнено легкостью и мудростью, словно менялся и образ мышления. Незаметно Учиха Саске успокоился и расслабился. Возможно, не так уж все и плохо. Особенно если про него забудут, и не будут приставать с вопросами на какую-нибудь идиотскую тему. Саске осторожно взглянул в сторону нии-сана и вздохнул.
Под гул приветственных слов и церемонных поклонов, он, как и полагается младшему члену Клана, скромно опустив ресницы, стоял позади брата и родителей. А сам тихонько оглядывался вокруг, чтобы сообразить, когда можно будет незаметно уйти. И, естественно, все эти представления кто, кому и как, прослушал. Потому что, как с ним частенько бывало, погрузился в собственные размышления. И, разумеется, не учел главного.
Предчувствие. Или, если точнее, интуиция.
То самое странное из всевозможных чувств чувство, которое работает по одному, вдобавок непостижимому, то есть ему одному известному, принципу. Непонятно, когда …
… и непонятно почему, Саске неожиданно почувствовал тревогу. Как будто нарочно, стоявшие вплотную к нему родители, чуть расступились. И Саске увидел того альфу из кафе. И вспомнил последнее, благополучно прослушанное:
—… друг жениха.
С явно поврежденным носом, щедро залепленным широким лейкопластырем и с внушительным синяком под правым глазом, небрежно (то есть плохо) замазанным тональником. Друг жениха стоял, чуть опираясь о какой-то выступ, скрестив перед собой руки, и, нарочно медленно, с головы до ног, оценивающе осматривал омегу, растянув уголок губ в презрительной, кривой усмешке.
Оба, альфа и омега, еще не знали, насколько судьбоносной окажется их встреча.
Скопировано с реального праздника совершеннолетия, Сейдзин-но Хи, название и возраст (двадцать лет) изменены в угоду сюжету. По поводу прочего Автор умывает руки.
Для альф: боевой дух молодого альфы. Для омег: сердце омеги.
Согласно принятой 100-балльной системе, «Е» оценка удовлетворительная, обозначает «посредственно» (от 60 до 66 баллов), а «F» «неудовлетворительно» (менее 60 баллов), да и выставляется не отдельному индивидууму, а всему классу. Понятно, что они все там задергались.
За каждым классом закреплен свой кабинет, и, соответственно, учителя приходят к ученикам.
====== Глава 2. ======
«Каждый человек, подобно луне, имеет свою неосвещенную сторону, которую он никому не показывает»
Убедившись, что осуществить задуманное, то есть, попросту говоря, тихо и незаметно удалиться куда подальше, не представляется возможным, Саске все же нашел способ остаться наедине с самим собой. Признаться, пошатнувшаяся нервная система действительно настойчиво требовала уединения. И ками слава, что у хозяев дома была просторная, с увитыми зеленью перилами, терраса. И два раза ура, что все же не он герой этого дня.
Положив руки на перила террасы, Саске подставил лицо прохладному ветерку, пришедшему на смену душному, безветренному дню, и вздохнул. У мамы, конечно, вкус был неплохой. И, конечно, она искренне стремилась сделать так, чтобы младший сын был не менее элегантен, чем старший. И цветовую гамму, подобранную Микото-сан, нельзя упрекнуть в том, что она какая-то … плохая. Мама тщательно подбирала её, всецело и как всегда, полагаясь на свой вкус. И подобрала цвета теплые, красивые. Но, блять … зеленая рубашка, персиковые шелковые брюки и удлиненный кардиган! Из тонкой шерсти! Притом с вплетенной блестящей нитью и, поэтому, переливающийся при каждом движении! И эти дополнительные аксессуары! Пальцы нервно дернулись, он с трудом сдержался, чтобы не поотрывать к черту все эти тройные оборки и воланы. Особенно постарался неведомый модельер с рубашкой. Вдоль всей длины изделия, практически на половину, пришиты те самые воланы, зато вырез такой глубины, что видны не только ключицы. Саске подозревал, что вырез опустился разве что не до пупа. И как привет целомудрию — тот самый кардиган. Оранжевого, блять, цвета.
Саске вспомнил, как альфа презрительно кривил губы, и поспешно полез за сигаретами. Радуясь, что успел, пока мама-омега зачем-то отвернулась, засунуть в широкий карман оранжевого кошмара зажигалку и пачку. Напыщенный индюк. Колесико щелкнуло, вспыхнул огонек. Он сделал самую глубокую затяжку.
— Ко всему прочему, ты еще и куришь.
Саске стремительно обернулся и, переведя дыхание, нарочно медленно оперся спиной о перила. Продолжая держать в тонких, изящных пальцах дымящуюся сигарету. Ничем не показав, что заметил, как этот альфа сначала задержал взгляд на них, а потом все же поднял голову и пристально уставился на него. Тем же самым взглядом, каким рассматривал его персону несколько минут назад. С непередаваемым презрением, пренебрежением и превосходством. Второй раз. Смотрит. Дважды напыщенный индюк. Какого … он себе позволяет?! Или таким образом альфа самооправдывается за то, что пропустил удар и позволил омеге нанести не столь крупные, но все же повреждения?
Выдержав откровенное разглядывание, Саске не смог промолчать и процедил:
— Тебе перечислить все мои недостатки?
