Наруто вдруг почувствовал странную нежность. Ответственность вот за эту маленькую фигурку, доверчиво протянувшую ему свою руку. Он кивнул, волевым усилием прогоняя своих собственных бесов куда подальше … во всяком случае, на этот день. И как можно беззаботнее подтвердил:

— Смотри, я успел купить программку, пока тебя ждал. Парк действительно претерпел очень существенные изменения, он теперь одновременно и Парк грандиозных аттракционов, и Ландшафтный Парк. ***

Саске тотчас выхватил плотный бумажный лист, и закричал:

— Смотри, тут все разложено по маршрутам, чтобы посетителям было удобно! Идем!

И побежал вперед, не дав альфе разглядеть, какой маршрут выбрал омега. Поворчав, Узумаки поскреб пару секунд собственную макушку и двинулся следом, рассудив, что по дороге разберется. А они …

… Они провели вдвоем поистине волшебный день. Бегали друг за другом, хохоча, как сумасшедшие, когда провокационно включались хитро спрятанные между камней фонтаны. Катались на чертовом колесе, где выяснилось, что Саске панически боится высоты. Ездили на небольших машинках, нарочно врезаясь друг в друга, когда кто-то из них — уже и не вспомнишь, кто, — придумал, что нарушитель «движения» будет должен поцелуй. И умирали от смеха, вспоминая, как на аттракционе невидимая лестница Наруто посмотрел вниз и наотрез отказался двигаться дальше, уверяя, что устроители что-то напутали с техникой безопасности, а он еще молод, чтобы умереть, свалившись в пропасть. Всем скопом тогда альфу уговаривали, что треснувшее стекло это такой эффект, и это так здорово, и поэтому это самый дорогой аттракцион.

— Один-один, — самодовольно изрек Саске, прежде чем отрубился.

Наруто хотел ехидно напомнить, как один очень храбрый омега, когда кабинка достигла самой высокой точки, искал, где бы поблевать, и только беспокойство по поводу стоящих внизу желающих сменить их на этом сомнительном удовольствии остановило … И примолк. Ласково прижал к себе свернувшуюся в клубочек фигурку, перетащив к себе на колени.

Прикрыв спящего омежку торопливо скинутой ветровкой, Наруто в задумчивости уставился в сторону виднеющегося сквозь сомкнутые ряды парковых деревьев горизонта …

Саске открыл глаза. Ему было так … уютно, что глаза сами собой закрылись. Он даже не помнил, в какой момент он перестал ощущать себя в движении. Вот, вроде, они вернулись из того забавного аттракциона и Наруто купил ему мороженое, чтобы, как сердито заметил, заткнуть чей-то ехидный рот. Вот они поедают разноцветные, тающие под солнечными лучами, шарики и Наруто что-то говорит … Саске осторожно приподнялся, придерживая ветровку того. Альфа действительно говорил, чуть отвернувшись, но как-то сухо. Прежде чем омеге удалось услышать что-либо, Наруто закончил разговор:

— Малыш?

Черно-белые ресницы пару раз моргнули, словно в воздухе закружились хлопья снега. Белого-белого снега. Не отдавая себе отчета, Наруто протянул руку и осторожно дотронулся до ресниц. Вспоминая, как эти бледно-розовые губки облизывали сахарный рожок. Саске невольно посмотрел чуть ниже дозволенного и затаил дыхание.

— Ты так меня хочешь?

— Не хочу говорить банальность … поэтому отвечу коротко. Да. Всегда.

Саске неуверенно огляделся. Они забрели в самую отдаленную часть Парка, но он все равно нервничал. И тогда Наруто ласково привлек Саске к себе. Прошептал, отвлекая, успокаивая:

— Позволишь?

Саске, помедлив, кивнул головой. Разве могло быть иначе? Когда он чувствовал — впервые чувствовал — не только желание. Но и нечто б̀ольшее … Когда тебя берут не просто из похоти, а потому, что хотят быть с тобой. Одним целым. Потому, что это ты. Потому, что это … вы. Наруто осторожно приподнял невесомую фигурку омеги, усаживая Саске к себе на колени. Прямо на вздувшийся пах. Чтобы дать время привыкнуть. И Саске, помедлив, позволил альфе освободить себя от джинс. Даже не посмотрев, куда они полетели. Глаза Наруто смотрели, не отрываясь, в его, блестящие, завлекающие. Пафосные очки отправились в полет вслед за джинсами. Но альфу и омегу это уже не заботило. Чуть наклонившись вперед, пробуя, Саске лизнул губы Наруто, такие же сладкие от фруктового мороженого, как и его.

— Ну же, малыш … Блондииночка … — взмолился Наруто, поощряя то ли себя, то ли омегу.

Ухмыльнувшись, Саске медленно провел губами дорожку из поцелуев, мстительно успев чуть прихватить ноготками предплечья альфы, будто бы, чтобы удерживать себя … или заявить свои права. И задорно вскинулся, услышав «Оох!». Добрался-таки до заветного. Тихонько подцепил ремень, чтобы выпустить наружу изнемогающую плоть. И, продолжая одной рукой держаться за чуть подрагивающее смуглое предплечье, осторожно потянул напряженный, торчащий член на себя, погружая его в теплый, жаркий рот. Заглатывая сразу весь. И тотчас выпуская наполовину. А потом — оставив одну головку. И озорно наблюдал. Как Наруто позорно задрожал, прижимаясь взмокшей спиной к нагретым солнцем деревянным полосам спинки скамьи. Шире расставил ноги, чтобы омеге было удобно, но тот, сжав бедра, не испытывал, казалось, ни малейших неудобств. Ками-сама как, двигаясь инстинктивно, но так, что каждое движение отдавалось внутри сладкой истомой. Как будто омега родился таким. Особенным. Желанным. Не знал, не догадывался, а был таким. Всем своим существом. До кончиков чудесных, волшебных ресниц. Что жили, словно своей особой жизнью. И знали, как альфе хорошо. Когда проворный язычок омеги, словно нехотя, пробегает по всему стволу, не обделяя вниманием ничего. Ни миллиметра. Коварно приоткрывая щелку, часто-часто дотрагиваясь до уздечки, снова помогая члену скрыться во рту. Даже небольшие клыки омеги играли ему на руку, когда тот аккуратно облизывал выступившие вены и неспеша, растягивая удовольствие, пробовал на вкус солоноватый, мускусный запах выступившей смазки. Чуть игриво прикасаясь клыками к члену, умудряясь это прикосновение превратить в сладостную пытку, щекоча напряженный пенис, замирая и начиная все по-новой, гортанно порыкивая и хитро смотря на альфу.

— Блять! Твою же … — Наруто позорно кончил и, тяжело дыша, посмотрел на омегу.

Не раздумывая ни секунды, ощущая, как снова встает член и ему катастрофически мало, он проворно сгреб омегу под себя, используя скамейку, словно королевское ложе, успев только содрать с себя хлопковую рубашку-поло, чтобы подстелить. Последнее разумное, что он успел сделать. А потом его переклинило только на одном. Брать, брать, брать … Столько раз, сколько возможно. Рыча, когда омега пробовал отодвинуться, прижимая к себе, даря нежность, не затерявшуюся в этом невероятном коктейле. И целуя приоткрытые губы, выпивая дыхание омеги, даря свое, и отдавая себя.

Только себя.

— Саске … Саааске …

Сознание медленно включалось, меняя плывущие очертания на более четкие. Действительность напомнила о себе наклонившимся над ним встревоженным лицом альфы. Озабоченно спрашивающим:

— Я совсем тебя заездил? Но, вроде, у омег выносливость в сексе должна быть более сильная, а? Как ты? Блин, ты ж такой … Я мудак! Саааске! Очнись!

Лицо альфы приняло совсем четкие очертания. Совсем. Кагуя Кимимаро! С воплем подскочив, Саске со всего маху врезался обо что-то. Заработав, наверное, шишку. Но зато рассмотрел, что он, оказывается, отключился не где-нибудь, а на заднем сидении «Honda Civic». И, значит, это не отвергнутый заочно жених.

— Нар ... Наруто.

Хриплым тоном — он, оказывается, умудрился еще и голос сорвать! Саске обратился к все еще нависающему над ним альфе.

— Мне надо домой. Сколько сейчас?

Наруто принялся слишком тщательно поправлять одежду. Приподнявшись, не с первого, и даже не со второго раза приняв сидячее положение, Саске снова чувствительно так приложился многострадальным затылком о кожаный потолок. Потому что, увидев вокруг себя темноту, сообразил, что снаружи далеко не день. И вскинулся с испуганным:

— Сейчас ночь???

Наруто кивнул. Почему-то шепотом оправдался: