— А есть то, что ты делаешь по собственному желанию?

Рычал, а сам себе отвечал.

Саске, покорно подчинившийся приказу, едва услышал:

— Если ты откроешь свой рот, я оставлю тебя здесь.

И две макушки на заднем сиденье «Toyota Esquire», темноволосая и рыже-черная.

Саске, сидящий, поджав под себя ноги, на татами:

— Сейчас мы с вами что-то вроде художников, верно?

И маленькие омега и альфа, растянувшиеся на животах, весело болтая ногами и, высунув от усердия языки, рисующие в своих альбомах сакуру.

— Ты не мог бы отвезти меня в Амисэ-дори?

И омеги, примерно одного телосложения, в темно-синих «матросках», стояли, в едином порыве окружив Саске и обнимая своего учителя.

Память причудливо кружила, напоминая, показывая, будоража. Этот омега … всегда настороженный. Холодный. Отводящий взгляд. Сидящий рядом, и отстраненный. Так, будто бы его нет … отвернувшийся к окну «Toyota Esquire», арендованной для него личным помощником и впоследствии выкупленной, когда он решил немного задержаться на полуострове …

И другая машина. Ослепительно — алая, роскошная «Mitsubishi», с аэрографией в виде оскалившегося огненно-рыжего лиса с девятью хвостами. Верх кузова, плавно сместившийся назад, позволив ветру свободно гулять по салону. И этот же самый омега, что стоит на сиденье, раскинув руки в разные стороны и, подставив лицо ветру, кричит, свободный, счастливый, раскованный.

— Йоху! АААААА!

… Вздрогнув от воспоминаний, лавиной обрушившихся на него за короткое мгновение, Наруто жадно облизнул губы и в упор уставился на Саске.

Саске.

Воспоминания покрывались трещинами, рушились, как рушатся замки из песка. Рассыпались в прах. Маленькая ниточка, которая могла бы вывести его к Саске. То, что они потеряли … когда он едва не сошел с ума, обнаружив, что Саске сбежал. Саске. Виноват. Он один виноват во всем. Что не смог сберечь то состояние тихого счастья, испытываемое им тогда, вопреки всему происходящему. Он должен был стать спасением, а стал еще одним кошмаром. Когда он воочию увидел, как рушатся его мечты.

Мечты о том, что он способен сделать жизнь омеги, которого ему приказали взять себе в младшие супруги, очень счастливой. Он один!

Молча, не говоря ни слова, он рывком развернул Саске спиной к себе, и сразу навалился, так, что, если бы Саске не успел среагировать, он вполне мог сломать нос. А так … Единственное, что омега успел — выдернул руки из грубого захвата и уперся ладонями, чтобы как-то помочь себе. Чтобы немного отстранить лицо от шершавой поверхности стены — почти сразу начались толчки такой силы, что казалось, еще немного, и его хрупкое тело буквально впечатают в эту проклятую стену. Альфа брал его без подготовки и с непонятной злобой, если бы Саске не успел подставить ладони, правая щека неминуемо пострадала бы еще сильнее, по злой иронии, это была та самая, которую задели осколки разбитой лампы. Он слегка сжал пальцы, радуясь, что, непонятно почему, его тело, словно замороженное все эти годы, откликнулось так, словно ждало именно вот такой близости. Наверное, он тоже рехнулся, как и этот альфа, что, рыча, вбивал его в стену, не потрудившись создать мало-мальские удобства. Впрочем … Саске прикусил пальцы левой руки, едва почувствовал, как непрошеные слезы подступают и замирают на кончиках ресниц … О каких удобствах он ведет речь?! Его ненавидят и будут ненавидеть … Словно подслушав его мысли, словно — ненадолго — вернулся разум, Наруто, молча, не прекращая толчки, развернул Саске лицом к себе и подбросил легкое тельце чуть вверх, так, чтобы позволить ему обхватить себя ногами. Чудом Саске не разбил голову при этом движении, чудом вообще было все. Как и последнее …

Он, Саске, будет … терпеть … Ради детей и потому что …

Почувствовав, как начинает разбухать узел, Саске словно очнулся и забился.

— Шлюха.

Саске, потеряв опору, сполз на пол. Альфа помассировал член, добиваясь, чтобы узел расслабился, окончательно пропал. Шагнул к коленопреклоненному омеге, сжавшемуся на полу. Влегкую наклонился, используя свой двухметровый рост, с силой поднял голову того за подбородок, не давая вырваться:

— Красиво объяснил свое предательство. То, как порушил все брачные обеты.

«Мы с детьми в его власти». Саске постарался взглянуть на ситуацию глазами Наруто. Он же ничего не понял! Потому что не услышал ни черта! Против воли, глаза сверкнули:

— Нанаруто. Сама. Ммне также приказали. Как … — синие глаза угрожающе сузились, а подбородок сжали так, что, кажется, и он готов был захрустеть, но Саске упрямо договорил, — также приказали, как и ттебе. Я слышал, как ввы с Цунаде-сан говорили ооб этом.

Захват исчез. Наруто выпрямился. Посмотрел куда-то в сторону:

— Иди в душ. Живо!

Альфа курил сигарету за сигаретой, не чувствуя вкуса табака. Он вообще ничего не чувствовал, кроме того, как разрастается пустота. Да что с ним такое?! Неужели какой-то омега сумел здорово так задеть его эго? Эго альфы, воспитанного в Клане, где об этих омег буквально вытирали ноги? И надо было быть действительно Сенджу, чтобы это вытерпеть?! Цунаде … она все время пыталась его изменить. Особенно, когда он обнаружил, что с Саске не работает ничего. Что ни одна омега не стоит его омеги. И что только ирония связала их, как истинных … Саске. Саске врезался в его плоть и кровь намного … намного раньше. Когда он ни черта не знал об истинности и не думал, что … тот, кого он возненавидел, его истинный. Тот, кого он не только ненавидит, но и … Клыки сжали очередную сигарету, чтобы он — пусть про себя, пусть наедине, но, наконец, все-таки признался в том, что он так сходит с ума, потому что Саске ему нужен. Желанен.

Как … глоток свободы. Глоток воздуха. Как частица себя, которую он едва не потерял, когда обнаружил побег омеги.

Наруто отбросил последнюю сигарету и повторил, хрипло и горько:

— Виноват.

Вот только …

… Вот только приговор прозвучал далеко не убежденным тоном. А так, будто выносивший его убеждал в этом себя самого в первую очередь. И, наконец, он не решился уточнить, к кому это относилось в б̀ольшей степени. К Саске, которого он в очередной раз нехило так отделал, вымещая всю боль, всю обиду и всю свою нерастраченную злость, или к себе, «любимому».

Потому что за всеми этими ложными чувствами теплилось одно. Но самое важное. И, наверное, самое подлинное.

Он скучал по своему омеге. И пока не признаваемое им осознание вины было обоюдоострым оружием.

Жертвы бывают, напрасны, если ты не захотел понять их невинность.

По современному: «матрас-ковер».

Названия улиц случайные.

Морские сушеные водоросли.

====== Глава 20. Часть первая. ======

«И только луна знает все мои тайны …»

Мудрые люди говорят, что у каждого есть три лица. Первое вы показываете миру. Второе — близким друзьям и семье. Третье вы никогда не покажете никому. Оно и есть истинное отражение того, кто вы есть.

«И в аду живут, потому, что и к черту можно привыкнуть? Или — все вернулось на круги своя?»

Последние два вопроса не давали покоя. Сменяя друг друга, словно в насмешку, в разных интерпретациях, вертелись в голове омеги все время, пока он приводил себя в порядок. Защитная реакция, да? Решившись, наконец, Саске поднял голову вверх и, пару раз проведя ладонью по запотевшему стеклу, критически осмотрел себя, фыркнул:

— Ожившая мечта альфы.

Еще какая мечта альфы! Даже с учетом неожиданно проснувшегося здравого смысла и черного юмора … Он …

… Он долго-долго отмокал, позволив себе приготовить ванну с ароматными маслами. А потом встал под душ и снова тщательно тер себя, пока не решил, что все, еще чуть-чуть и кожа просто исчезнет … Но даже клубы пара, наполнившие ванную комнату, не смогли скрыть нездоровую бледность, замаскированную лихорадочным, словно искусственным, румянцем. Пораненная щека немного воспалена, руки поцарапаны, волосы всклокочены … в глазах отражается такое … Воистину мечта!