А всё же, корни напрягают, надо подняться и переместиться на «пятачок» по воздуху. Там очень удачная аназоиновая лужа, да и у меня на корпусе ещё не всё выветрилось, так что есть шанс спокойно пронаблюдать за происходящим.

— Что вы придумали с реактором, отвечайте? — говорю я кустам. Любопытно, ТАРДИС отключила меня от своего переводчика, или нет? И если отключила, то как мы с ними сейчас будем разговаривать? А, найдут кого-нибудь из персонала.

— А зачем ты пришла? — спрашивают они вместо ответа. Надо же, галлифрейский корабль всё ещё переводит для меня инопланетную речь. Странный он всё-таки. Хорошо, что у наших кораблей нет самосознания.

— Ответьте на мой вопрос, и я отвечу на ваш. Нет смысла лгать, мне всё равно не выбраться отсюда живой, и рацию я тоже отключила, чтобы корабль меня не нашёл.

Они с половину рэла молчат, потом тот, которому не досталось от Мари, всё же отвечает:

— Используя его энергию, мы смогли создать достаточно мощный луч, чтобы взять под контроль службу управления энергией в этой стране, — Минэнерго, что ли, поголовно заразили? — И оттуда скоро пойдёт приказ выставить параметры на всех электростанциях на нужные нам частоты.

Варги-палки. Я лоханулась, и Доктор тоже. Мы так зациклились на факте взрыва ЧАЭС, что совсем не подумали о менее энергозатратных вариантах для захвата Земли. Раз реактор взорвётся, значит, это враги и сделают — кто сказал? На самом деле-то, никто! Конечно, проще Минэнерго придавить, чем пыжиться самим, и стабильное состояние реактора подтверждает их слова. А ведь у меня в мозгу проскакивало что-то такое в самом начале, что за взрывом могут стоять отнюдь не амариллы, вот только я не сочла нужным об этом подумать как следует.

Ну что ж, ответ за ответ. Тем более что на часах — один час двадцать две минуты семнадцать секунд по местному времени.

— Я пришла рассказать вам правду об Альвеге, — говорю, перещёлкивая кое-что в настройках скафандра и отстукивая короткое сообщение дриадам. — Наша звёздная система находится по соседству с вашей. Вы были первыми, с кем мы столкнулись, и первые, кто посмел не покориться воле нашего Императора. За это ваша планета была уничтожена. Мои предки уничтожили ваших. Я доделаю их дело.

— Ш-ш-што-о?!

Пока амариллы оправляются от потрясения и ищут способ меня раздавить без вреда для себя, я быстро работаю. Единственный способ сейчас сорвать приказ в Минэнерго и остановить альвегиан — это взрыв, до которого осталась всего минута. Я как раз успею.

Есть такое классное оружие — резонатор. Колебания гравиплатформы могут производить звук, способный разрушить любой материал в зависимости от заданной частоты. Я задала на цирконий, во мне его практически нет, да и звук не на меня направлен. Если дриады правильно поймут мои слова, то они секунд двадцать-тридцать продержат автоматику на ложных показаниях, и системы защиты просто не сработают вовремя. А потом будет поздно, потом с реактора сорвёт крышку вместе с СУЗами, и шанс загасить пекло пропадёт в принципе. А я полечу в разгорающийся перед вторым взрывом реактор. Быстро и чисто.

Глядя на поднимающуюся надо мной арку корней, я отдаю последний приказ компьютеру, активировать резонатор на полную мощность.

Гравиплатформа раскачивается не сразу, поэтому жуткий вой нарастает в течение рэла. Потом громовым пульсирующим звуком наполняется весь зал. Нависшая надо мной растительная биомасса с испугом отодвигается. Это тактическая ошибка, если бы амариллы понимали, что я творю, они бы меня сбросили с реактора, позабыв о разлитом яде. С лязгом начинает подпрыгивать плитный настил — те самые кубики, которыми закрыт «пятачок», бетонные блоки по четыре тонны каждый. Весь реактор мне не по зубам, повредить удастся лишь участок, попавший под гравиплатформу, но и этого хватит за глаза. Твэлы подо мной сейчас просто рвёт, где-то в графитовом аду раскалённые топливные таблетки летят вниз, испарив всю воду в своих каналах. Рядом, на взбесившемся от давления пара полу, подпрыгивает микрокамера. Смешно, Доктор сейчас всё это наблюдает, но остановить меня точно не успеет. Зато если сообразил, что на самом деле тут происходит, то развернул свою систему подавления биоизлучения, чтобы кое-кто не успел отдать прощальный приказ и развеять всех инфицированных в пыль.

Вой нарастает, скафандр трясёт, я уже почти не могу выносить звуковые волны, но знаю, что именно сейчас пар в каналах достиг такого давления, что рушит стены. Ещё чуть-чуть потерпеть, ещё чуть-чуть добавить мощности — я боялась смерти? Ха, некогда бояться! Мне весело! Я устроила такую знаменитую катастрофу, это была я, слышишь, Хищник?! Это я уничтожила реактор! «Пятачок» лихорадит, он начинает дрожать всё с большей амплитудой, амариллы уже всё поняли, но поздно, они уже не смогут остановить процесс… Что это за рыжий поток со стороны входа в зал?

Удар снизу.

И я ничего не помню.

====== Сцена шестнадцатая. ======

Помрачение сознания продлилось всего лишь доли рэла, просто реакция организма на крайне сильную встряску. Соображаловка включается в тот момент, когда я в клубах пара и графитовой пыли лечу по воздуху куда-то в дальний угол зала, мимо медленно заваливающейся разгрузочно-загрузочной машины. Нет, только не это! Первая проскочившая мысль — меня швырнуло вбок разворачивающейся в воздухе крышкой биозащиты, но потом я понимаю, что скафандр фактически снесли и утаскивают в сторону мелкие рыжие шарики. Сволочи! Маленькие сволочи, что же вы творите?!

В общем гуле я даже не слышу, как бухаюсь в угол, об этом скорее даёт понять сильная встряска гамака. Сознание уже не мутнеет. Рухнувшая башня РЗМ, наверное, прикроет меня от второй вспышки, но я и не смогу её увидеть, потому что упала прямо на фоторецептор и разбила его в хлам. Ничего не видно. Чертовски жарко. Истерически верещит дозиметр, половина систем уже вышла из строя, мой внутренний реактор пошёл на перегрев, но компьютер ещё пытается сражаться. Пол трясёт без остановки, аудиорецепторы сдохли вместе со всеми остальными от радиации и раскалённого пара. Что творится снаружи — понятия не имею, лишь догадываюсь по приглушённым бронёй звукам, что авария идёт своим чередом, как по нотам Мари. Бросаю взгляд в угол подрагивающего и мерцающего вирт-монитора — час двадцать три сорок, время второго взрыва. На скафандр грохается изрядный шмат бетона, но недостаточно тяжёлый, чтобы раздавить поликарбид. Сговорились, что ли, продлить мою агонию? Чувствую привкус металла во рту. Так не должно быть, это один из первых признаков облучения. Взгляд на резко покрасневшие от ядерного загара ложноручки подтверждает: лишь миг пробыв над открытым реактором, я хватанула столько, что мне с лихвой хватит. Значит, быстрая и лёгкая смерть отменяется. Буду медленно издыхать от радиации под бетонным завалом, если не рванёт внутренний движок. Проклятые дриады, зачем они вмешались?!

Страшно. Вот теперь действительно страшно. То, что осталось от системы жизнеобеспечения, ещё как-то пытается выстроить внешнюю защиту от проникающего излучения, продляя агонию. Сейчас через все слои защиты на меня пробивается кэр с четвертью за один рэл. Я труп, однозначно. Вот только умирать буду несколько часов, может быть, сутки.

Тело скручивает спазмом. Когда это время успело поменяться на час двадцать шесть? Выпадения из реальности, это плохо. Поражение центральной нервной системы. Потом начнётся состояние спутанного сознания. Одно утешает, обычно при нём отключаются болевые центры, и есть шанс, что я буду умирать в нежных объятьях эйфории и приятных глюков. Во всяком случае, мозги не болят, а должны бы. Только слабость.

Опять спазм, прямо наизнанку выворачивает. Очень жарко. «И, пожарищ шуму внемля, лес кругом стоял багров…» Откуда из самой глубины памяти выскочили эти древние земные строчки? Это не из баз данных, они отключились, это что-то осело в мозгу. Не могу вспомнить произведение, а строфа колотится и колотится:

— «Снился сон жене Калмаха,

Всех страшнее был он снов: