— Разве растениям не нужен свет? — озадаченно замечает Ривер, почёсывая кудряшки стволом бластера. Вторая рука занята тем, что так напугало Хищника некоторое время назад — её собственной звуковой отвёрткой.
— Нужен, — отвечает Фёдор.
— Учитывая, что они присосались к радиоактивной воде и что они умеют менять частоту энергии, как трансформатор… — вслух тянет Доктор. Я думаю в том же самом ключе. Радиацию едят, электричество воруют на производство биостимулирующего излучения, в освещении уже нет необходимости.
— Dis-donc, кто им принёс столько гераней и кактусов?
— Уборщица тётя Фрося, — фыркает Скворцов.
— Откуда такая осведомлённость, объясни-и?
— ТМД, выключи режим паранойи, это просто узкоспециализированная шутка советских учреждений, — хмыкает Доктор, замеряя что-то отвёрткой.
— Объяснение принято.
— А они нас точно не видят? — Ривер всё так же настороженно глядит на цветочки, похожие то ли на нарциссы, то ли на орхидеи, насаженные на лохматые змееподобные стебли.
— Если бы видели, — отвечаю, — ты бы уже не разговаривала, а проросла. Видишь голубые шарики в сердцевинках? Вот это — семена. И летят они со скоростью пули, если амариллам это надо.
А сама с неудовольствием замечаю, что цветки на кустах поворачиваются в нашу сторону. Чуют, гады. Чуют и пытаются разглядеть.
— Мари, — говорит Хищник. — Попробуй с ними поговорить.
— Comment, avec eux?!** — с перепугу Скворцова полностью переходит на родной французский.
— Oui, — кивает он в ответ.
Мари отступает на пару шагов.
— Прости, Доктор. Мне страшно.
— И всё-таки попробуй.
Без неё Хищнику действительно не организовать переговоры. В моих базах нет языка амариллов. Зачем архитектору язык давно вымершей расы, да ещё не умеющей строить? Вот и не загружала. И не факт, что ТАРДИС тоже его потянет. К тому же я не питаю иллюзий по отношению к галлифрейцу. Он тот ещё лжец. А наивная прямота Мари может сослужить хорошую службу при прямом эмпатическом контакте.
— D’accord***, — женщина осторожно протягивает руки к ближайшему багряному корню. — Господи помилуй, как на кровь похоже…
Скорее, на цвет спорово-вирусной массы, выделяемой сыпью, думаю я. Наверное, они состряпали эту гадость на основе какой-нибудь кори и своих собственных микроорганизмов-симбионтов. Как-то уж очень резво… Хотя — бионики. Как раз они на такое способны.
В нашу сторону развернулись и вытянулись уже все змееподобные «шеи» с головками цветов. Выглядит хищно и страшно. В мозгу не к месту крутится фраза из исторических хроник: «Мы называем себя амариллами. Бережное отношение — способ завоевать нашу дружбу. Но разрушение вызывает у нас лишь ненависть», — прямо скажем, не только ненависть, но и ответное разрушение. Что ещё могли подумать два инопланетных сорняка, загремев на планету с большим количеством травоядных животных, да ещё в индустриальный район? Кто-то осенью увидел необычные цветочки рядом с электростанцией, пересадил в кадку с целью сообщить экологам — вот, мол, выросло рядом с нашей АЭС, а вдруг влияние радиации, а изучите, что ли. Цветочки этим и воспользовались, придавив человеческий мозг телепатией, и всю зиму развлекались подготовкой к биологической революции. Даже ясно, почему мы когда-то не заметили и не отметили в отчётах пси-способности амариллов — они слишком слабы, чтобы контролировать наш разум, а мы слишком глухи к другим видам, тем более с настолько чужеродным мышлением, вот и признали факт псионики у жителей Альвеги незначительным. А они не иначе как псионикой перенесли семена из гибнущего мира во времени и пространстве на подходящую для заселения планету. Или вообще расшвыряли их по всей галактике.
М-да. «Незначительно». Пора избавляться от этого даледианского словечка. То, что сегодня кажется «незначительным», завтра или послезавтра может оказаться фатальным. Нельзя недооценивать противника.
Но всё же, куда после аварии денутся все эти дрова? Допустим, здесь-то сгорят, но в других помещениях, куда не добрался огонь? Люди очень скоро облазят четвёртый блок сверху донизу, включая помещения со смертельными уровнями радиации, и не смогут не заметить таких монстров. А в моих архивах по Земле об этом нет ни слова. Не растворились же альвегианские корешки от дезактивирующего раствора?
Мари тем временем решилась и положила руки на корень, так же, как недавно на сосну. Опустилась рядом с ним на пол.
— Она не облучится? — спохватывается Фёдор.
— Фон в пределах вашей нормы, — отвечаю я, глядя на дозиметрические показатели. — Предположение, всё радиационное излучение используется амариллами для фотосинтеза.
— Это уже радиосинтез получается, — хмыкает Доктор. — Чертовски интересно, как они это делают.
— Оторви черенок на образцы, — с милой улыбкой предлагает Ривер. Издевается…
Фёдор подталкивает её локтем и кивает на цветочки, которые начали поворачиваться к его жене. Сонг сменяет шутливое выражение лица на настороженно-хищное и направляет на кусты бластер. Доктор тут же хлопает широкой ладонью по стволу, заставляя его опуститься вниз. Эх, и зачем я позволила лишить себя оружия? Сейчас бы пригодилось.
Довольно жутковато видеть, как цветы «принюхиваются» к гуманоидной женщине. Умом понимаю, что мы для них невидимы и что я для них вообще неуязвима, но всё равно не по себе.
— Они знают, что мы здесь, — вдруг говорит Мари. — Они пытаются проникнуть в мою голову. Что мне им сказать?
— Что мы хотим переговоров, — отвечает Доктор, делая к ней несколько шагов.
— Они говорят, что если с нами живая машина, то они не будут разговаривать.
Все оборачиваются на меня.
— Почему? — спрашивает Хищник. Голос у него делается немного недобрым, явно из-за меня.
— Она угрожает. Она опасна. Она противоречит… Нет, не понимаю.
— Мы просто противоположны по мировоззрению, — поясняю. — У крайних биоников и крайних технократов всегда проблемы с контактом.
— Что ты им наговорила? — грозно сдвигаются седые брови.
— Я поставила ультиматум. Если они собираются модифицировать биосферу Сол-3 в течение двух суток, я их уничтожу в течение суток.
— Далек. Чёртов далек. Ты вообще по-другому умеешь?
— А зачем?
Ривер пристально смотрит на мужа:
— Сладкий, не хочу показаться грубой, но сейчас я согласна с позицией ТМД.
— Если честно, я тоже, — добавляет Фёдор.
— Пудингомозглые бараны! Они же последние представители своего вида!
— Это не даёт им права захватывать Землю.
— Но мы могли бы подобрать им другую планету, где не будет разумной жизни с технократическим мышлением, и уже это обсуждали!
Они спорят, а я пристально наблюдаю за Мари и амариллами. Они всеми цветками на неё смотрят. А она замерла совершенно неподвижно, и глаза стекленеют. Кажется, мы сейчас будем беседовать именно с ними, а не с ней. Уж дебаты они точно через неё слушают и что-то там в своих мозгах, то есть корнях, варят. Главный корень, видать, ещё не отрастили.
— Я согласна на пересадку амариллов на другую планету и отпущу их отсюда живыми, если они прекратят «распылять» и распространять мутацию среди растений, — как можно чётче проговариваю я, перебивая дискуссию. — Но все переговоры они будут вести только в моём присутствии, потому что я — единственная, кто имеет о них хоть какое-то представление.
— Откуда? — одними губами спрашивает Мари.
— В каталоге ксено-рас моей планеты содержится базовая информация об Альвеге. Правда, там обозначено, что планета разрушена, и довольно давно. Как вы попали на Сол-3?
— А почему ты на Сол-3?
— Я в изгнании, они меня приняли. Вы отпустите человеческую женщину, когда мы придём к соглашению?
Ривер нервно косится на Фёдора и меня:
— Лучше бы вам отпустить…
— Почему мы вас не видим?
— У нас неизвестные вам технологии темпоральной защиты, — отвечаю. — Повторяю, вы отпустите женщину целой и невредимой?
Они ещё с половину рэла думают, потом выдыхают её губами:
