– В двадцать-то семь? – язвительно отозвалась собеседница. – Да ладно брехать и успокаивать. Не видать мне уж, видно, женского счастья.

– Да кто знает, что всех нас ждет впереди, – вдруг вступила в разговор соседка Валентины, Анна, женщина средних лет.

Хозяйка дома побледнела.

– Что ерунду-то болтаешь?

– Неужто не слышали, что творится в мире-то? – продолжала та, не реагируя на возглас Валентины. – Война грядет с Германией.

– Ой, да не слушайте вы ее, – перебил жену Петро. – А ты кончай брехать, що пугаешь народ слухами? Товарищ Сталин четко сказал: «Войны не будет. Не надо поддаваться на провокацию отдельных враждебных элементов».

– Ах, значит, я брешу, значит, я враждебный элемент? – вспылила Анна, сведя брови и подбоченившись.

Петр сразу же пошел на попятную, зная тяжелый характер супруги.

– Ладно, ладно, я что… я ничего. Сообщил всего-навсего то, что услышал. А разве можно не верить товарищу Сталину?

– Война – страшная вещь, – заметил Василий, услышав разговор. – Она превращает обычных людей в диких зверей, не знающих ни жалости, ни сострадания. Я видел… знаю.

– И то правду говоришь, – поддакнул дед Михаил. – Э-хе-хе… Повидал я немало на своем веку и вот что скажу вам: война – самое-самое страшное бедствие. Ни пожар, ни наводнение не сравнятся с ней. Всё я испытал, через многое прошел. Вона, даже работать нормально из-за ранения в Первую мировую не могу. Сколько друзей и родни полегло и тогда, и в Гражданскую… Тьма-тьмущая!

– Недобре в праздник о покойниках гутарить! – воскликнула Ульяна. – Давайте лучше песни петь да веселиться. Эй, спивайте вместе со мною:

Понапрасну травушка измята

В том саду, где зреет виноград.

Понапрасну Любушке ребята

Про любовь, про чувства говорят.

Гости подхватили:

Семерых она приворожила,

А сама не знает – почему,

Семерым головушку вскружила,

А навстречу вышла одному…

– «То была не встреча, а прощанье», – прошептала Валентина, задумавшись.

…Там давала Люба обещанье,

Что любовь навеки горяча…

Гости продолжали петь, а хозяйке в эти минуты вдруг почудилось, что слова песни звучат пророчески. Недобрые предчувствия томили ее сердце.

…Мил уехал далеко-далече,

Улетел веселый соловей…

«Господи, убереги! – мысленно обратилась она к Богу. – Не дай случиться беде! Отче Наш, Отец и Сын»…

Не зная почему, но Валентина еще долго потом вспоминала тот новогодний вечер, вновь и вновь мысленно возвращаясь к разговорам, случайно брошенным словам, косым взглядам, незначительным поступкам. Молодая женщина пыталась понять причину тех трагических событий, которые вскоре обрушились на их счастливую и дружную семью. Как бы то ни было, а коснулись они не только ее, но и всех, кто сидел за тем праздничным столом, отмечая встречу Нового, 1941 года.

Весна пришла рано. Она была румяной, яркой и солнечной. В ту зиму выпало много снега, и озимые взошли дружно. Все радовались будущему хорошему урожаю, ведь 1939-й и 1940-й годы выдались не самыми щедрыми, поэтому на рынках молоко продавали не бутылками или крынками, а стаканами, а муку – блюдцами, картошку и вовсе поштучно.

Деревня, в которой проживала Валентина с семьей, хоть и располагалась неподалеку от Смоленска и рядом с шоссейной дорогой, была не слишком большой.

И все же управлять колхозом, даже маленьким, оказалось крайне трудно. Особенно если учесть, что его председателем стал один из местных бедняков. Мужик-то был с ленцой, выпить любил да прибрать к рукам все, что плохо лежит, поэтому и не нажил ничего своего. Вот он-то и ему подобные бездельники встретили закон о коллективизации с большим энтузиазмом.

В итоге, не умея организовать труд в колхозе, ведя работу неграмотно или, как говорили знающие люди, «не по-хозяйски», горе-руководители на первых порах потеряли почти полностью не только поголовье скота, но и весь урожай. Голод свирепствовал тогда в деревне, умирали целыми семьями. В мирные-то годы! Видя это, председатель, Петр Фомич, не побоявшись наказания и судебного преследования (как предписывал циркуляр, подписанный самим Сталиным1), все же позволил односельчанам обрабатывать небольшие огороды и разводить кур и свиней для личного пользования, а излишки даже продавать на рынке.

Но вскоре жителям пришлось столкнуться с новым бедствием. За посевными работами весна пролетела в мгновение ока, и незаметно наступило лето, принесшее столько слез. Казалось, ничто не предвещало беды. В газетах и по радио упорно утверждалось, что все слухи о войне (а их с каждым днем становилось все больше и больше) совершенно необоснованны. Чтобы успокоить граждан, четырнадцатого июня распространили даже сообщение ТАСС, в котором говорилось, что «по данным СССР, Германия неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы».

– А? Съели? «Не трепи языком, не неси чушь!» – с победоносным видом посмотрев на идущих впереди женщин, передразнил Петр, читая на ходу. – Вот это газета. Тут врать не станут.

– Ну, раз в центральной газете написано, то, видать, и правда люди брешут, – поддакнула баба Матрена.

– Панику наводят, – хмуро заметила Валентина, у которой с каждым днем на душе становилось все неспокойнее. – И без них тяжко, а тут еще слухи о войне…

– Так вот и не надо верить… Слышишь, Анька? Чего ты застыла на месте-то? Увидела что? – осведомился Петр, вопросительно поглядев на жену.

Та в ответ лишь перекрестилась. Всмотревшись туда, куда смотрела Анна, Петро охнул. За всю свою жизнь он ни разу не видывал ничего подобного.

– Бабоньки! Гляньте! Чертовщина какая-то творится. Ежели б кто сказал, не поверил бы!

Его спутницы остановились и, повернув головы, поглядели туда, куда указывал Петро.

– Мать честная!.. Что ж такое виднеется на небе?.. Невероятно! – только и смогли вымолвить женщины, пораженные увиденным зрелищем.

– Ох, бабы-бабы. Это знамение! – прошептала Анна. – Чует сердце, неспроста все это.

Валентина с беспокойством поглядела на стоящую невдалеке напуганную соседку.

– Что? Какое знамение?

– А ты разве когда-нибудь такое видела?!

И в самом деле, представшее перед ними зрелище ужасало и завораживало одновременно, а наступившая внезапно невероятная тишина еще больше обостряла чувствительность. Людей напугало не окрашенное в багряный цвет небо и не вид огромного, раскаленного ярко-оранжевого диска солнца, наполовину ушедшего за горизонт. Нет, жителей поразило необычайное явление, заставившее сердца бешено биться от недобрых предчувствий: над линией горизонта, непонятно по какой причине, вспыхнули три огромных огненных столба. Ни в тот момент, ни потом никто так и не сумел объяснить причину их появления, но тогда всем показалось, что это предвестники беды.

– Маменька моя родненькая, – запричитала баба Матрена. – Пожалуй, быть беде. Ой, бабоньки! Готовьтесь к страшному.

– Да хватит пугать, старая, – прикрикнул на нее Петро. – И без тебя мурашки по коже бегают. А тут ты еще…

Валентина поежилась. «Неужели правда? Неужто и на самом деле будет война? Недаром мне целую неделю снится черный ворон, который кружит надо мной, над домом… Господи, только не это!»

К несчастью, сны молодой женщины оказались пророческими, и уже через неделю жители деревни столкнулись с жестокой реальностью.

– Василий! Петро! Где вас черти носят? – услышали они недовольный голос Анны. – Скорее! Сейчас по радио какие-то важные новости передавать будут. Все уже собрались у сельсовета. Чего возитесь?